Полное собрание сочинений. Том 25
Шрифт:
Ты говоришь: «безъ меня купятъ бархатъ и бронзы». Это неправда. Безъ тебя, да безъ меня, да безъ третьяго будетъ меньше нужно бронзы. Но даже еслибъ это была и правда, если ты понялъ, что вся твоя роскошь есть слезы и кровь людей, ты не можешь ужъ длать ее».
Но мы любимъ говорить о далекомъ, не упоминая о близкомъ. Намъ кажется, что когда мы заговорили о фабрикахъ, въ которыхъ столько переплетено интересовъ и такъ запутано дло, что насъ не уличатъ. Но улика налицо.
Ты говоришь, что и безъ твоихъ денегъ фабрики пойдутъ. Хорошо. Ну, а твои 10 человкъ прислуги — кто привелъ сюда изъ деревни, чтобы половина изъ нихъ спилась и развратилась и попала въ ночлежные дома и въ дома терпимости?
Ты страдаешь о нищет и разврат, такъ не обращай ихъ своими деньгами въ рабство и не развращай, заставляя одного стоять всю жизнь въ шутовскомъ наряд въ швейцарской, другого во фрак подавать на поднос письмо, третьяго чистить за тобой и выносить твои нечистоты. Какъ только ты сказалъ, что страданіе и развратъ людей мучаетъ тебя, теб нтъ другаго выхода,
Но это тяжело, это мучительно, это будетъ адъ, а не жизнь! Если я буду сама или самъ чистить и варить, я буду несчастенъ, я буду золъ, я буду хуже.
Это все можетъ быть, и жить по человчески не неизбежно необходимо для людей, какъ мы и видимъ это.
Но лгать нельзя, лгать не надобно, и нельзя хорошимъ называть то, что дурно.
Тяжело такъ жить, ничего не покупать для потхи и роскоши, не держать прислуги и все длать самому, можно жить и по старому, и многіе живутъ такъ и долго будутъ жить.
Но пускай такіе люди не говорятъ, что они христіане — Христосъ не знаетъ такихъ. Пускай они не говорятъ, что они образованные люди — образованный человкъ не можетъ состоять въ разврат, пускай не говорятъ, что они гуманные люди — гуманность [не] въ томъ, чтобы пить кровь и слезы людей. Пускай не говорятъ, что они либеральные люди — либеральность — свобода, а они живутъ только насиліемъ. Жить такъ можно, не понимая того, какъ мы живемъ, но понимая и живя такъ, человкъ перестаетъ быть человкомъ, а становится животнымъ, да еще хищнымъ.
** № 4.
Только тотъ хитрый обманъ, который подъ видомъ денегъ установилъ новую и самую жестокую форму рабства, могъ привести насъ къ такому странному положенію.
Вдь то, что происходило въ ту ночь, въ которую я встртилъ 14-л[тнюю] проститутку и въ которую умирала съ голода и съ холода прачка отъ недостатка 60 к., происходитъ каждую ночь въ Москв и во всхъ большихъ городахъ, и каждую ночь въ Москв и во всхъ большихъ городахъ происходить то, что происходить и въ ныншнюю ночь, когда я пишу это. Вь каждомъ номер газетъ есть описаніе великолпнаго освщенія, лакеевъ въ пудр, стоявшихъ неподвижно на всхъ ступеняхъ лстницы, и меню ужина съ чудными французскими названіями, и туалетовъ дамъ, стоившихъ тысячи и тысячи, и рядомъ извстія о замерзшихъ и повсившихся. Въ каждую ночь и въ каждый день ликуютъ рабовладльцы и съ голода мрутъ рабы. И никто не видитъ того, что такъ очевидно, что одно происходить отъ другаго, что т, которые ликуютъ, не только виновны своимъ равнодушіемъ, но прямо виновны въ этихъ несчастіяхъ тмъ, что производятъ ихъ точно такъ же, какъ производили страданія своихъ рабовъ рабовладльцы, заставляя ихъ непосильно работать и недостаточно питая ихъ.
Я помню, мой отецъ, добрый помщикъ, похавъ въ городъ, увидалъ разъ убогаго мужика изъ Ясной поляны Еремку, просящаго милостыню. Онъ пришелъ въ ужасъ, посадилъ съ собой убогаго, вернулся домой, разбранилъ прикащика и веллъ взять его въ дворню, одть и давать мсячину, чтобы не было нищихъ изъ его крпостныхъ. Онъ длалъ это потому, что онъ чувствовалъ, что въ этомъ его обязанность, а чувствовалъ онъ, что это его обязанность потому, что зналъ, что если каждый помщикъ и каждый государственный чиновникъ будетъ такъ заботиться о своихъ крестьянахъ, то не будетъ голодныхъ, и можно спокойно хать въ коляск въ городъ, если же нтъ этаго, то нельзя хать въ коляск въ городъ, а надо прежде устроить Еремку, такъ чтобы онъ не холодалъ и не голодалъ. Теперь же вс т вшающіеся съ голода и умирающіе, намъ кажется, до насъ не касаются, и ихъ нищета, намъ кажется, не можетъ тревожить нашу совсть, и мы спокойно демъ мимо нихъ не только въ городъ по длу, но на гулянье, въ театры, на балы, какъ будто между ихъ и нашей жизнью нтъ никакой связи.
Въ ту ночь, въ которую я пишу это, мои домашніе хали на балъ. Балъ, не говоря уже о той безумной трат людскихъ силъ на нсколько часовъ мнимаго удовольствія, балъ самъ по себ, по своему смыслу, есть одно изъ самыхъ безнравственныхъ явленій нашей жизни. Я считаю его хуже увеселеній непотребныхъ домовъ, и потому, не будучи въ состояніи внушить своимъ домашнимъ мои взгляды на балъ, я ухожу изъ дома, чтобы не видть ихъ въ ихъ развратныхъ одеждахъ.
* № 5.
Въ заблужденіе о томъ, что я могу помогать другимъ, меня ввело то, что у меня были лишнія деньги и что во владніи деньгами я не видлъ ничего несправедливаго.
Существовало прежде мнніе о томъ, что деньги представляютъ богатство; богатство же есть произведенiе труда, и потому деньги представляютъ трудъ того, кто ими владетъ. Мнніе это установлено было такъ называемой наукой, т. е. людьми, придумавшими различные обманы, для того чтобы оправдать свою праздность и пользованіе чужимъ трудомъ.
Въ послднее время стало такъ очевидно, что деньги никакъ не могутъ представлять труда того, кто ими владетъ, что нельзя было боле утверждать этаго, что люди, называющіе свои обманы наукой, стали уже утверждать, что деньги не всегда представляютъ трудъ того, кто ими владетъ, но все-таки представляютъ всегда трудъ и сами въ себ не только не имютъ ничего несправедливаго, но представляютъ законное, необходимое и естественное условіе общественной жизни. Наука, то есть то подобіе знанія, которое иметъ цлью оправданіе
существующихъ несправедливостей, потрудилась такъ поставить вопросъ о деньгахъ, что самый существенный вопросъ относительно денегъ, именно тотъ, какимъ образомъ деньги служатъ средствомъ порабощенія однихъ людей другими, совершенно устраненъ. Деньги, по наук этой, представляютъ всегда трудъ и необходимы въ обществ 1) для удобства размна, 2) для установленія мръ цнности, 3) для сбереженія, 4) для платежей. Вотъ и все. То же значеніе денегъ, состоящее въ томъ, для чего мы вс и вс вокругъ насъ употребляютъ ихъ, — именно въ томъ, чтобы посредствомъ ихъ заставить однихъ людей работать на другихъ, объ этомъ значеніи денегъ эта наука не говоритъ. Когда говорится объ этомъ, то говорится въ такихъ формахъ, что надо долго ломать голову, чтобы только понять то, о чемъ говорится. Чтобы сказать то простое и понятное каждому человку дло, что т, у кого есть деньги, могутъ заставлять другихъ не только на себя работать, но выматывать жилы изъ тхъ, у кого нтъ денегъ, чтобы сказать это, говорится о желзномъ закон, по которому рабочая плата всегда стремится къ пониженiю до степени удовлетворенія только самыхъ потребностей, а процентъ капитала и рента съ земли стремятся увеличиваться. <Этими словами по наук выражается то, что тотъ, у кого есть деньги сверхъ тхъ, которые ему нужны на удовлетвореніе своихъ потребностей, можетъ швырять рыбки въ помойную яму и предлагать тмъ, у кого нтъ денегъ для удовлетворенія своихъ потребностей, зубами доставать ихъ, и что всегда найдутся голодные, которые будутъ доставать ихъ.> Вмсто того чтобы сказать то, что есть и понятно и главное — важно всякому, — то, что тотъ, у кого есть больше денегъ, чмъ потребностей, иметъ неограниченную власть надъ тмъ, у кого меньше денегъ, чмъ потребностей, говорится о процент, рабочей плат, рент, о словахъ, въ которыхъ не только простые смертные, но и ученые по этой части перепутались такъ, что сами ничего не понимаютъ, и, наконецъ, говорится о желзномъ закон (этому глупому слову ужасно посчастливилось). Одинъ человкъ посредствомъ денегъ можетъ изъ другого вить веревки — это желзный законъ. Но ничего же не говорили во время рабства, что то, что негровъ и мужиковъ скутъ и сажаютъ въ колодки и заставляютъ этимъ средствомъ работать сверхъ силъ, есть тоже желзный или чугунный законъ? Вс знали, что это былъ не какой-нибудь чугунный законъ, а простой человческій, правительственный, безнравственный законъ, написанный глупыми и злыми людьми, законъ очень простой, по которому военная сила государства приходила на помощь однимъ людямъ — рабовладльцамъ противъ другихъ людей — рабовъ, для того чтобы первые могли пользоваться трудами послднихъ и угнетать ихъ. Разв не то же самое теперь? Одинъ человкъ посредствомъ денегъ можетъ длать съ другими все что хочетъ, и государство военной силой защищаетъ это его право. Законы ренты, процента, капитала и всякіе выдуманные законы никому не интересны, а интересны люди и страданія ихъ. Тогда страданіе производило право рабства, теперь право владнія денегъ и собственности, пріобртаемой за деньги. Какъ тогда узелъ рабства развязался тмъ, что люди поняли, что такое рабство, изъ чего оно сложилось и на чемъ оно основалось, и ужаснулись передъ нимъ, такъ точно и теперь необходимо понять, не желая скрыть ихъ главное значеніе, какъ это длаетъ наука(представляя какіе то ренты, заработныя платы и проценты), что такое деньги, откуда они взялись и какимъ образомъ получили такую власть надъ людьми.<Итакъ, прежде чмъ опредлять деньги по ихъ отношенію къ Труду и Богатству (я пишу эти слова большими буквами, такъ какъ по наук эти слова возводятся въ какія то независимыя существа), надо опредлить ихъ по отношенію къ людямъ и тмъ явленіямъ между людьми, которыя, очевидно, постоянно повторяются и заставляютъ страдать милліоны и развращаться тысячи.
Въ этомъ смысл опредленіе денегъ будетъ такое: деньги есть условные знаки, дающіе возможность однимъ людямъ, собравшимъ много такихъ знаковъ, пользоваться трудомъ другихъ людей и принуждать другихъ отдавать свой трудъ чужимъ людямъ> [...]
<Одинъ великій князь имлъ такую мерзкую болзнь, что все пер..лъ и никакъ не могъ удержаться. Докторъ сказалъ, что болзнь тимпанитъ, и вс смло повторяли это, и великій князь пер..лъ везд сколько хотлъ. Право, рента съ земли, процентъ съ капитала, заработная плата за трудъ — тоже тимпанитъ.>
По русски выходитъ, что богатые люди грабятъ бдныхъ, забравъ въ свои руки все, что есть у бдныхъ, и даже землю, и стригутъ ихъ, не давая имъ обростать. И вотъ политическая экономія придумала для этаго учтивое названіе <въ род тимпанита> — они говорятъ: это желзный законъ капитала. А богатые подъ этимъ прикрытіемъ продолжаютъ стричь. Но я не шучу. Дло вдь въ томъ, что рабочій въ такомъ положенiи, что у него отбираютъ все, кром того, что ему нужно, чтобъ жить. Желзный или мдный это законъ, рентой или капиталомъ называется этотъ грабежъ, это все равно; казалось бы, главное и необходимое — это узнать, какъ установился этотъ грабежъ и чмъ онъ поддерживается. Рента — это право на землю <(но ее уже и не защищаютъ); но главный-то тимпанитъ — это Г-нъ Капиталъ, который иметъ какія то свойства и привычки, и онъ-то все дло портить>. Капиталъ — это возможность имть орудія, нужныя для работы. И если у однаго человка есть земля и орудія, а у другаго работа, но нтъ земли и орудій, то за землю и орудія надо отдать часть заработка. Изъ этаго какого-то невроятнаго воображаемаго дленія и представленія о человк выйдетъ вся такъ называемая наука.