Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Полное собрание сочинений. Том 7. Произведения 1856-1869 гг.
Шрифт:

Молодой мужикъ плотникъ (у него на кушак за спиной вмст былъ связанъ армякъ, полусажень и топоръ) подошелъ къ угловому дому, отъ проулка, и спросилъ хозяина.

— Ермилъ Антонычъ или не бывалъ еще?

— Еще съ утра въ Заску на покосъ съ ребятами похалъ, скоро прідутъ, я чай. — Ты чей, родной? Кажись, Ясенской? — спросила старуха. Она была вдова, сестра хозяина.

— Мы плотники съ моста, — отвчалъ плотникъ. — Бабы на барщин что ль?

— Слышь, играютъ, — сказала старуха.

Хороводъ [76] съ пснями приближался по дорог, за оврагомъ краснлась толпа бабъ и двокъ. Плотникъ пошелъ за уголъ.

76

В подлиннике: Короводъ

Изъ подъ горы поднимался мужикъ съ поля. Онъ сидлъ бокомъ на лошади запряженной въ сох, жеребенокъ стригунъ бжалъ сзади. Мужикъ этотъ [былъ] Гараська, старшій сынъ старика Капыла. Герасимъ [77] съ утра выхалъ въ поле, на дальнюю пашню. У нихъ тамъ три осьминника было незапаханныхъ, и отецъ веллъ ему ихъ запахать до вечера, а коли тяжело кобыл будетъ, такъ хуть 2. Герасимъ выхалъ рано; пашня была на запад съ сырцой;

сошники онъ переладилъ и поперилъ дома и къ вечеру запахалъ вс три. — Кто самъ не пахалъ, тотъ не знаетъ, какъ тло легко и душа весела, когда отъ зари до зари, одинъ, борозда за бороздой, подвигался на пашн, и работа спорилась, и дошелъ до другаго края, и борозда скосилась на уголъ, и уголокъ вывертлъ и подвязалъ сволока, подстелилъ подъ жопу армякъ и вовремя похалъ къ дому, по пыли дороги бороздя за собой дв черты сволоками, и по дорог домой со всхъ сторонъ попадаются мужики и бабы, [78] и со всми весело шутится, какъ знаешь, что дло сдлано, на пашню ворочаться уже незачмъ до Ильина дни.

77

В подлиннике: Гарасимъ

78

Зачеркнуто: и каждый свое дло д[лалъ]

[79] Герасимъ побалтывалъ ногой, обутой новымъ лаптемъ, по оглобл и плъ псню. Завидвъ хороводъ бабъ, онъ почесалъ голову, замолчалъ и усмхнулся. Хоть и женатъ быль Герасимъ, а любилъ бабъ молодыхъ. Увидавъ плотника, Герасимъ скинулъ поджатую ногу съ спины лошади и соскочилъ. — «A! Лизунъ! <чортъ тебя возьми, что рано съ работы сошелъ, аль домой> курвинъ сынъ, аль разсчетъ взялъ, косушку поставить хочешь!» — Герасимъ засмялся и треснулъ Лизуна по спин кнутовищемъ, — «то-то бы выпили, <умаялся цлый день пахамши> съ работы-то».

79

Абзац редактора.

** 5.

Это было въ суботу въ самыя Петровки. Уборка сна была такая, что старики не запомнятъ. Не сно, а чай въ стога клали. Крестьянскіе луга почти вс были убраны, оставался одинъ Кочакъ. Не больше какъ на день міру косьбы. Господскіе луга тоже больше половины уже подкошены были. Дни стояли такіе красные, жаркіе, — чт`o съ утра по рос подкосятъ, къ вечеру въ валы греби, а на другой день хоть въ стога кидай, и на неб ни тучки. А все народъ, сколько могъ, торопился за погоду убираться. И прикащикъ [80] очень хлопоталъ барское убирать, съ утра до ночи съ бабами, красный сталъ, потъ градомъ катится, рубаха разстегнута, все кричитъ, все съ палкой около бабъ ходитъ, съ тла спаль. Хоть не свое, а хозяйственное дло, какъ возьмешься за него, такъ не заснешь покойно, покуда не кончишь. — Не ты дло длаешь, a дло тебя за собой тянетъ. Богъ же далъ въ это лто, что было что косить, и грести, и возить. На тягло возовъ по 6 убрали, да еще въ Кочак такая трава стояла, что на низу не пролзешь. Кром покосовъ, тутъ же и пахота подоспла, а пахота крпка была, такъ что кто за погодой не усплъ, такъ сошники ломали и лошадей надсаживали на пашн. [81]

80

Первоначально было: за барскимъ торопился; последнее слово зачеркнуто, а предыдущие два слова остались по ошибке зачёркнутыми.

81

Зачеркнуто. Скотина ужъ по отав ходила и очнулась

[82] Въ сел цлый день было пусто, вс были на работ, нешто какая баба хворая дома рубахи на пруду стирала или холсты стелила, да старики и старухи съ малыми ребятами. Только на барскомъ двор, за прудомъ, народъ дома былъ. Тамъ, извстное дло, какъ господа дома, — покосъ не покосъ, уборка не уборка: холопи, кучера, повара, садовники, дворовые — вс одно дло длаютъ. Дло не длай, а отъ дла не бгай.

Пастухи свое время не пропустятъ; только солнышко стало за лсъ закатываться, ужъ завиднлась [83] пыль по большой дорог, и заслышалась скотина. Скотина ходила по отав и въ недлю совсмъ другая стала — повеселла. Скотина въ деревн все одно, что часы в город. Прогнали скотину, значитъ, пора и всмъ домой в деревню. Ребята заслышали скотину, переловили лошадей и похали домой изъ деннаго. Бабы на барщин у выборного отпросились и съ граблями за плечами пошли хороводомъ къ дому. Мужики, кто дома на своей пашн пахалъ, подвяталъ сволоки, перевернули сохи и похали домой. Косцы подняли армяки и кувшинчики и пошли домой. У богатыхъ мужиковъ бабы покидали дровъ въ печурку, чтобъ согрть похлебку на ужинъ.

82

Абзац редактора.

83

В подлиннике: задвинлась

** IV.СОНЪ.

[ВТОРАЯ РЕДАКЦИЯ]

Я во сн стоялъ на бломъ, колеблющемся возвышеніи. Я говорилъ людямъ все то, что было въ моей душ, и чего я не зналъ прежде. Мысли мои были странны какъ во сн, но невольно облекались вдохновеннымъ, размреннымъ словомъ. Я удивлялся тому, что говорилъ, но радовался, слушая звуки своего голоса. Я ничего не видалъ, но чувствовалъ, что вокругъ меня толпились незнакомые мн люди и вс мои братья. Вблизи они дышали. Вдали бурлило море, темное, какъ толпа.

Когда я говорилъ, отъ моего говора по всему лсу пробгалъ втеръ. И этотъ втеръ возбуждалъ восторгъ въ толп и во мн. Когда я замолкалъ, море дышало. И море, и лсъ была толпа. Глаза мои не видли, но вс глаза смотрли на меня, — я чувствовалъ ихъ взгляды. Я бы не могъ устоять, ежели бы они не держали меня своими взглядами. Мн было тяжело и радостно. Они двигали мною, также какъ я двигалъ ими. Я чувствовалъ въ себ власть, и власть моя надъ ними не имла предловъ. —

Одинъ только голосъ во мн говорилъ: страшно!

Но быстре и быстре я шелъ все дальше и дальше. Я едва переводилъ дыханіе. Подавленный страхъ увеличивалъ наслажденіе, и возвышеніе, на которомъ я стоялъ, колеблясь, поднимало меня все выше и выше. Еще немного, и все бы кончилось. Но сзади меня шёлъ кто-то. Я почуялъ чужой, свободный взглядъ. Я не хо- тлъ; но этаго нельзя было — я долженъ былъ оглянуться. Я увидалъ женщину, мн стало стыдно, и я остановился. Толпа не успла изчезнуть, и втеръ все еще шумлъ по ней.

Толпа не разступалась, но женщина спокойно пошла по середин толпы и не соединялась съ нею. Мн стало очень стыдно, я хотлъ опять колебаться и говорить, но словъ не было. Я не могъ обманывать себя. Я не зналъ, кто она была, но въ ней было все, что любятъ, и къ ней сладко и больно тянула непреодолимая сила. Она посмотрла и на меня, но только на одно мгновенье. Она равнодушно отвернулась. Я смутно видлъ очертанья ея лица; но спокойный взглядъ ея остался во мн. Въ ея взгляд была кроткая насмшка и чуть замтное сожалнье. Она ничего не понимала изъ того, что я говорилъ, и не жалла о томъ, что не понимаетъ, a жалла обо мн. Я не могъ вынуть изъ себя ея взгляда. Она не презирала меня. Она видла нашъ восторгъ и жалла. Она была полна счастья. Ей никого не нужно было, и по этому я чувствовалъ, что безъ нея нельзя жить. Дрожащій мракъ закрылъ отъ меня ее всю. Я заплакалъ. Я сбросилъ съ себя стыдъ и плакалъ о прошедшемъ, невозвратимомъ счастіи, о невозможности будущаго счастія, о чужомъ счастіи... Но въ слезахъ этихъ было и счастіе настоящаго...

Н. О.

[ПЕРВАЯ РЕДАКЦИЯ]

Я стоялъ высоко, выше всхъ людей. Я стоялъ одинъ. Вокругъ меня наравн съ моими колнами жались <разгоряченныя внимательныя головы> лица и, какъ зыблющееся черное море, безъ конца виднлись головы <во вс стороны>... — На мн была одежда древнихъ, и одежда эта разввалась отъ страстныхъ и прекрасныхъ движеній <которыя я длалъ>. Я говорилъ людямъ все, что было въ моей душ, и чего я не зналъ прежде. Толпа радостно понимала меня. <Я самъ удивлялся и восхищался тмъ, что я говорилъ; мысли> Неистощимымъ потокомъ выше и выше поднимались смлыя мысли и выливались вдохновеннымъ размреннымъ словомъ, и я удивлялся тому, что я говорилъ. Звукъ голоса моего былъ силенъ, твердъ и <необычайно> прекрасенъ. Я наслаждался этимъ звукомъ. [84] <Когда я невольно, но сознательно возвышалъ голосъ, вся толпа вздрагивала, какъ одинъ человкъ.> Когда я замолкалъ, толпа <робко> отдыхая переводила дыханье. Когда я хотлъ, одно чувство, какъ втеръ по листьямъ, пробгало по всей толп и производило въ ней болзненный и могущій ропотъ. Около себя я различалъ разгоряченныя лица старцевъ, мужей и юношей, на всхъ было одно выраженье жаднаго вниманья, покорности [?] и восторга <но я не замчалъ ихъ самихъ. Они были для меня частями однаго лица, покореннаго мною>. Вс глаза смотрли на меня и двигали мной также, какъ я ими двигалъ. Я мгновенно угадывалъ все, что думала и желала толпа, и сразу словомъ отвчалъ на вс желанія, а толпа неистовыми рукоплесканіями и рабской покорностью отвчала на мое слово. Я былъ Царь, и власть моя не имла предловъ. Безумный восторгъ, горвшій во мн, давалъ мн власть, и я плавалъ въ упоеніи своей власти. Я счастливъ былъ своимъ безуміемъ и безуміемъ толпы. Но временность и восторженность моего положенія внутренно смущали меня. Но сила движенья увлекала меня дальше и дальше, и потокъ мыслей и словъ [85] становились сильнй и сильнй и, казалось, не могли истощиться. Но вдругъ среди всей восхищенной мною толпы, среди безразличныхъ, восторженныхъ, страстно устремленныхъ на меня взоровъ я почувствовалъ сзади себя неясную, но спокойную силу, настоятель[но] разрушающую мое очарованіе и требующую къ себ вниманья. Договаривая послднія слова проникавшей меня мысли, я невольно оглянулся. Въ толп, но не соединяясь съ толпою, стояла простая женщина въ простомъ убор. — Не помню ея одежды, не помню цвта ея глазъ и волосъ, не знаю, была ли она молода и прекрасна; но я обрадовался, увидавъ ее. Въ ней была та неясная спокойная сила, которая требовала вниманія и разрушала очарованье. Она равнодушно отвернулась, и я только на мгновенье засталъ на себ ея ясные глаза, на которыхъ готовились [?] слезы. Во взгляд ея была <насмшка> жалость и любовь, на устахъ была легкая улыбка. Въ этомъ мгновенномъ взгляд я все прочелъ, и все мн стало ясно. Она не понимала того, что я говорилъ, не могла и не хотла понимать. Она не жалла о томъ, что не понимаетъ, a жалла меня. Но съ любовнымъ сожалньемъ слушала мои слова. Она не презирала ни меня, ни толпу, ни моего восторга; она была проста, спокойна...

84

Зачеркнуто вписанное между строк: устремленные на меня горячіе лучи тысячи глазъ толпы все сильнй и сильнй блестли на меня.

85

Переделано из: слова и дальше зачеркнуто: выражавши[хъ] ихъ

Все изчезло: и толпа, и мысли, слова, и восторгъ, — все уничтожило[сь] въ этомъ взгляд. Осталась одна сила, одно желаніе... Однаго желало все существо мое — еще разъ проникнуться этимъ взглядомъ, понять его и жить его жизнью, но она незамтно неподвижно [?] удалялась отъ меня <и ни разу не оглянулась>. Я звалъ ее, умолялъ хоть еще разъ насмшливо оглянуться на меня и сказать мн... Она удалялась... Она изчезла. Я заплака[лъ] [86] о невозможномъ счастьи, но слезы эти были мн слаще прежни[хъ] [87] восторговъ. —

86

Оборван лист.

87

Оборван лист.

V.*

[О ХАРАКТЕРЕ МЫШЛЕНИЯ В МОЛОДОСТИ И В СТАРОСТИ.]

Когда мы молоды и не знаемъ всхъ безчисленныхъ сторонъ жизни, мы много думаемъ, не встрчая препятствій и возраженій самой жизни, которую мы не знаемъ; мы длаемъ сложные выводы, мы далеко заходимъ на пути мышленія; мы умны и знаемъ это — и это даже правда. Но съ годами (ежели мы не были лнивы душою), мы узнаемъ много новыхъ сторонъ жизни, много различныхъ взглядовъ, безчисленное количество возраженій на пути мысли, и на каждомъ шагу мы натыкаемся на непонятное, неразршимое, необъятное. Мы мало думаемъ и много созерцаемъ.

Поделиться с друзьями: