Полное собрание сочинений. Том 85. Письма к В. Г. Черткову 1883-1886 гг.

Письмо это во второй своей половине несомненно является ответом на письмо Черткова от 31 января, которое должно было прийти в Москву до возвращения Толстого из Ясной поляны и было прочитано им лишь по приезде. Приводим из него всё существенное: «Признаюсь, что пишу вам больше из желания получить в ответ письмо от вас, — говорит Чертков.— Наконец удалось поручить одному художнику нарисовать акварели искушения и воинов Пилата и сделать рисунки для дешевого издания «Чем люди живы», «Бог правду видит» и «Кавказского пленника»... Вчера я был с Бирюковым на собрании кружка, в котором участвует Шаховской. Он делал род разбора литературного отдела книги «Что читать народу» [X. Д. Алчевской]. Говорили также о житиях святых и о том, следует ли их распространять или нет. Вашего «Кавказского пленника» я в первый раз прочел теперь. Мне понравился рассказ в высшей степени. Но скажу вам откровенно про одну вещь... В двух местах сочувствие и веселое одобрение читателя возбуждается такими поступками Жилина, которые с первого взгляда кажутся находчивостью, а в действительности— ни более, ни менее, как обман для достижения своей цели. На стр. 20 сказано: «Заболел paз татарин, пришли к Жилину: «поди полечи». Жилин ничего не знает, как лечить. Пошел, посмотрел, думает: «авось поздоровеет сам». Ушел в сарай, взял воды, песку, помешал. При татарах нашептал на воду, дал выпить. Выздоровел на его счастье татарин». Затем еще на стр. 23. Жилин, желая пойти на гору высмотреть окрестную местность, говорит малому, сторожившему его: «Я далеко не уйду, — только на ту гору поднимусь: мне траву нужно найти, — ваш народ лечить»... Если смотреть на Жилина, как на изображение живого человека с его достоинствами и недостатками, то с этой литературной точки зрения приведенные отрицательные черты, пожалуй, придают только больше реальности описываемому типу. Но я смотрю на книгу с точки зрения ее практического влияния на впечатлительного читателя, и я наверное знаю, что эти два места должны вызывать в таких читателях одобрительный смех и, следовательно, давать им еще один толчек в том уже слишком господствующем направлении, которое признает, что несравненно практичнее при достижении своих целей не слишком строго разбирать средства.

Поэтому мне очень хотелось бы, чтоб вы мне позволили в лубочном издании пропустить эти несколько строк... — Раз коснувшись этого вопроса, я уже скажу вам... о том, что меня давно мучает в вашем рассказе «Бог правду видит». Когда начальник спрашивает о подкопе и говорит Аксенову: «Старик, ты правдив, скажи мне перед Богом, кто это сделал?» Аксенов отвечает : «Я не видал и не знаю». А между тем он «и видал и знает» и, следовательно, прибегает к сознательной лжи ради спасения своего товарища, между тем самый этот его поступок производит впечатление высшего подвига его жизни. И таким этот поступок мог бы остаться и при освобождении его от обмана. Аксенов мог сказать, что не он совершил подкоп, и промолчать относительно того, знает ли или нет, кто совершил. Если вы не находите, что ошибаюсь, то, Лев Николаевич, вы доставили бы мне настоящее счастье, еслиб немножко изменили это место сами для лубочного издания. — ...Вы вероятно видите Гаршина, кот[орый] поехал в Москву, и посоветуете ему, в каком роде написать для наших изданий. Он согласился написать краткий разбор картин лубочных, которые мы напечатаем с вашим изложением».

Упоминаемый в этом письме Черткова кружок, в котором участвовал Д. И. Шаховской (о нем см. прим. 2 к п. № 62 от 13—14 мая 1885 г.) был характерным явлением петербургской общественной жизни 1880-х гг. Целью его было изучение народной литературы и «литературы для народа» в прошлом и настоящем, составление ее общих и рекомендательных каталогов, издание книжек для народа. В кружок входили молодые люди, кончающие или кончившие университет, большинство которых стало видными научными и общественными деятелями: кроме названного уже Д. И. Шаховского, братья Ольденбурги — Фед. Фед. (1861—1914), деятель по народному образованию, и Серг. Фед. (1863—1934), филолог-индианист, с 1900 — академик; Ив. Мих. Гревс (р. 1860), профессор истории; Влад. Ив. Вернадский (р. 1863), профессор минералогии, с 1906 г. — академик, Андр. Никол. Краснов (1862—1914), географ-ботаник, путешественник, профессор географии; Александр Александр. Корнилов (р. 1862), писатель по вопросам истории и общественной мысли, и др. В 1885 г. кружок сблизился с членами редакции «Посредника», и на заседаниях его бывали Чертков, Бирюков, А. М. Калмыкова [см. прим. 10 к п. № 55 от 2 мая 1885 г.], Е. П. Свешникова [см. прим. 8 к п. № 67 от 1—2 июня 1885 г.]. Две последние, несколько отдалившись от «Посредника», теснее примкнули к кружку Шаховского и Ольденбургов. Подробнее о кружке см.: А. А. Корнилов, «Воспоминания о юности Ф. Ф. Ольденбурга», «Русская мысль», 1916, 8, И. М. Гревс, «В годы юности», «Былое», 1918, 12 и 18.

¹ Толстой имеет в виду копию с рукописи его «Критика догматического богословия», заказанную им для Черткова по его просьбе.

² В виду разрешения, данного Толстым в настоящем письме, при напечатании «Кавказского пленника» в «Посреднике» в нем было выкинуто первое из указанных Чертковым мест — от слов «Заболел раз татарин»... до слов «Выздоровел на его счастье татарин». В посмертном изд. Полн. собр. соч. Толстого изд. Сытина, под ред. Бирюкова, М. 1913 г., оно было восстановлено (см. т. XIV, стр. 94). — В рассказе «Бог правду видит» Толстой установил следующую окончательную редакцию для того места, на которое указал ему Чертков. — «Не могу сказать, ваше благородие. Мне Бог не велит сказать. И не скажу. Что хотите со мной делайте — власть ваша. — Сколько ни бился с ним начальник, Аксенов ничего больше не говорил». В этой редакции рассказ напечатан им как в «Посреднике», так и в более поздних Собраниях сочинений [см. изд. Сытина 1913 г., т. XIV, стр. 80].

* 44.

1885 г. Февраля 7. Москва.

Я Москв радуюсь васъ видть.

Толстой.

Телеграмма, адресованная Черткову в Петербург. Печатается впервые. На телеграфном бланке подлинника пометка рукой Черткова: «№ 44» и служебная отметка: «Подана 7/II 9 ч. 5 м. н. Москва». Датируем согласно этим данным.

Телеграмма эта, вероятно, является ответом на несохранившийся телеграфный запрос Черткова: судя по тексту ее, нужно думать, что, не получивши еще письма Толстого от 5—6 февраля, он сомневался в том, вернулся ли уже Толстой в Москву.

* 45.

1885 г. Февраля 15. Москва.

Савихина¹ пришлю завтра. Ученіе апостоловъ² исправляю пришлю.

Толстой.

Телеграмма. Печатается впервые. На телеграфном бланке подлинника пометка «№ 45» и служебные отметки: «15/II. Под. 5 ч. 45 д.» Датируем согласно этим данным.

Телеграмма эта и в данном случае является ответом на несохранившуюся телеграмму Черткова. Из письма его от 16—17 февраля видно, что оно было первым его письмом после поездки в Москву, где он был у Толстого вместе с Л. Е. Оболенским (о нем см. прим. 8 к письму № 46 от 24 февраля). Судя по письму Оболенского к Черткову от 10 февраля (AЧ), они должны были выехать в Москву вечером указанного дня. Пробыли они там не долее, чем до 13 февраля, так как к 15 февраля Чертков успел уже послать Толстому телеграфную просьбу о возвращении рассказа Савихина и о присылке перевода «Учения двенадцати апостолов» (см. ниже, прим. 1 и 2).

¹ Повидимому, речь идет о рукописи рассказа Савихина (см. прим. 2 к письму № 41 от 2—3 янв. 1885 г.) «Дед Софрон», которую Чертков привез показать Толстому, как подходящую для «Посредника»: ее нужно было срочно вернуть в Петербург, так как названный рассказ шел в набор для мартовской книжки «Русского богатства» (см. ниже, прим. 6 к п. № 46 от 24 февраля), откуда он был перепечатан «Посредником». Он был выпущен в количестве 100 000 экземпляров и имел такой огромный успех у народного читателя, что через три месяца пришлось думать о втором издании. В письме Черткова к Бирюкову от 17 октября 1885 г. дословно приводится следующее сообщение Толстого о «Деде Софроне», написанное им для «внесения в собрание отзывов» об изданиях «Посредника»: «Я захожу по вечерам в школу, где собираются взрослые слушать чтения и бывают беседы, очень хорошие... Здесь Софрон имеет поразительный успех и трогает сердца. Л. Н. Т.» (AЧ). См. также письмо № 81 от 11 октября 1885 г.

² «Учение двенадцати апостолов» — один из древних памятников церковной письменности, относящейся к концу I или началу II в. н. э. и открытый в 1875 г. в библиотеке иерусалимского монастыря. Работая над переводом его, Толстой писал Софье Андреевне: «Сел заниматься над переводом 12 апостолов. Оно очень заняло меня. Оно очень глубоко и может выйти большой важности народная книга, что я и сделаю» (см. т. 83, письмо от 29 января 1885 г.). Очевидно, что при свидании с Чертковым Толстой говорил ему об этой вещи, как о предназначенной для «Посредника», но еще не вполне готовой к печати. Как видно из письма его к кн. Л. Д. Урусову от 26 февраля того же года, работа его над переводом и предисловием к «Учению двенадцати апостолов» несколько затянулась. Напечатать эту вещь в «Посреднике» по цензурным условиям не удалось. Она была напечатана, без подписи Толстого, в журн. «Детская помощь», 1885 г. № 8. См. об этом письмо № 71 от 17—18 июня 1885 г. и прим. 4 к нему, а также комментарии к «Учению двенадцати апостолов» в т. 25.

* 46.

1885 г. Февраля 24. Москва.

Это письмо написалъ Орловъ¹ въ отвтъ на письмо однаго Лисицына,² но полученнаго мною и к[оторое] я показалъ Орлову. Смыслъ письма Лисицына такой: какъ понимать слова Христа — X, 34, 35, 36, 37, 38 Матея, въ особенности 34.³ Онъ спрашиваетъ: «Какую религію избрать въ жизни, религію любви и снисхожденія къ людскимъ слабостямъ — путь совершенствованія и всепрощенія, или, по духу ученія 34-го стиха, слдуетъ взять принесенный мечъ и проникнуться духомъ порицанія, кары и неустанной борьбы». Я приписалъ ему нсколько словъ,⁴ но отвтъ Орлова, вырвавшійся у него, — прекрасенъ. Орловъ знаетъ этихъ людей — онъ говоритъ, это зарождающiйся, колеблющійся революціонеръ.⁵— Что вы длаете, милый другъ. Давно нтъ отъ васъ писемъ. Книжки Р[усскаго] Б[огатства]⁶ и «Два полюса»⁷ получилъ. И то и другое хорошо, какъ я и ожидалъ. — Въ роман есть очень хорошія мста — есть и много недостатковъ литературныхъ, т. е. порожденныхъ нашей скверной литературой. — Я остаюсь при моемъ мнніи — Оболенскій человкъ, выплывающій изъ бездны и хватающійся уже за берегъ.⁸ Что онъ будетъ длать на берегу? — Это не мшаетъ тому, чтобы я признавалъ вполн, что его журналъ самый близкій мн по направлению, и непремнно помщу у него. Я даже думаю прислать ему отрывки изъ «Ч[то] н[амъ] длать».⁹ Я сдлаю это, когда вновь займусь этой статьей. Теперь же я на время удалился отъ нея. Я былъ нездоровъ съ недлю и былъ поглощенъ Georg’eмъ и послдней и первой его книгой, — Progress and Poverty, к[оторая] произвела на меня очень сильное и радостное впечатлніе.¹⁰ Прочтите, когда будетъ время. Оболенскому необходимо прочесть. Книга эта замчена, но не оцнена, п[отому] ч[то] она разрушаетъ всю эту паутину научную, Спенсеро-Милевскую¹¹ — все это толченіе воды, и прямо призываетъ людей къ нравственному сознанію и къ длу и опредляетъ даже дло. Есть въ ней слабости, какъ во всемъ человческомъ, но это настоящая человческая мысль и сердце, а не научная дребедень. Я здсь поручилъ узнать его адресъ и хочу написать ему письмо.¹² Я вижу въ немъ брата, однаго изъ тхъ, к[оторыхъ] по ученію Апост[оловъ] любишь больше, чмъ свою душу.¹³ — Ученіе Апост[оловъ] я отдалъ Маракуеву.¹⁴ Онъ хотлъ попытаться провести черезъ цензуру. Оболенскому, я думаю, неудобно напечатать. А впрочемъ, пришлю. У меня есть планъ вмсто поздки въ деревню проводить Урусова въ Крымъ.¹⁵ Не знаю, захочетъ ли Богъ, a мн улыбается. Цлую васъ, милый другъ. Дай Богъ вамъ того же спокойствія и счастія, к[оторыя] я все больше и больше испытываю, независимо отъ всхъ вншнихъ условій, и даже — отъ здоровья. Поклонитесь отъ меня Лизавет Ивановн и попросите ее, чтобы она была снисходительна и добра ко мн.

Полностью печатается впервые. Отрывок был напечатан в Б, III, Госизд., М., 1922, стр. 31. Подлинник представляет собой большую приписку Толстого, сделанную на копии письма В. Ф. Орлова к М. М. Лисицыну (см. ниже, прим. 1 и 2). Даты на письме Орлова, как и пометки Черткова, указывающей приблизительную дату приписки, на подлиннике нет. Датируем, основываясь на том, что письмо это — как видно из ответного письма Черткова, было получено им 27 февраля, а время от написания письма до получения его в Петербурге занимало обычно около двух суток. Кроме того, письмо Толстого к Лисицыну, посланное ему вместе с письмом Орлова и написанное несколько ранее, чем это письмо к Черткову, сохранилось с конвертом, на котором имеется московский штемпель от 24 февраля, — значит, письмо к Черткову было написано не ранее 24 февраля.

Письмо это в значительной своей части, относящейся к Л. Е. Оболенскому (о нем см. ниже, прим. 8), является ответом на большое письмо Черткова от 16—17 февраля, написанное вскоре после свидания его с Толстым в Москве (см. комментарий к № 45, от 15 февраля). Приводим из этого письма все наиболее существенное: «Я был третьего дня у редактора книг Комитета Грамотности, передал ему ваше разрешение и указал на пропуски и изменения в книгах, — пишет Чертков. — Он, разумеется, охотно на всё согласился. Причем сообщил, что он сам написал предисловие к Севастопольской Обороне и чувствует, что оно написано весьма плохо. Я ему объяснил, что вы не думали осуждать это предисловие в литературном отношении, а только, что оно противоречит вашим убеждениям, так как настраивает читателя в сторону сочувствия войне и оправдания ее. Он сказал, что он вполне понимает ваш взгляд и даже сочувствует ему, но он выразил опасение, что по выпуске предисловия книга эта будет исключена из списка произведений, одобренных для распространения в войсках и что поэтому она получит гораздо меньшее распространение... Однако мы разошлись, вполне согласившись, что вы... как автор имеете полное право ожидать точного исполнения вашего желания.— Я вернулся в Петербург с Оболенским и много с ним говорил. Он мне больше и больше нравится, и я все больше прихожу к убеждению, что он действительно заодно с нами. Часто, когда он пускается в научную терминологию и подымает всякие философские системы, я боюсь за предстоящие выводы и опасаюсь, что они окажутся в противоречии с простыми, ясными положениями Христа. Но выходит наоборот... Я теперь читаю его роман «Два полюса», который мне очень нравится по направлению... Я уверен, что если мы его поддержим, то легко можем обратить его журнал в путь для проведения учения Христа. Я был вполне уверен, что, когда он затронул с вами вопрос о материальной поддержке журналу, он не думал о себе, а о деле исключительно. И теперь я в этом окончательно убедился. Ему приходится тратить много усилий и времени для того только, чтобы сводить концы с концами, и потому приходится пользоваться часто материалом слабым. Он согласен поэтому совсем сбыть журнал в чужие руки (только человеку нашего направления) и желал бы только сотрудничать для дальнейшего развития своей идеи — обнаружения полного согласия научных выводов с основаниями учения Христа, — довольствуясь самым малым заработком для пропитания себя и семьи. Я положительно уверен, что здесь он совсем искренен, и вот что сам думаю про это: представляется удобный случай для попытки содействия объединению лучших из пишущих людей для проведения в общество христианского учения в применении к оценке и освещению самых разнообразных явлений нашей жизни. И я думаю, что такой опыт принесет столько же добра писателям, сколько и читателям. Ведь ломает же и гнет всякий журнал, всякая газета естественное направление каждого сотрудника под свою специальную тенденцию. Отчего же не делать того же самого в хорошую сторону? оно будет легче, п. ч. не ломать и гнуть придется, а только вызывать и поддерживать лучшие стремления всякого человека... Следовало бы поддерживать Русское богатство, издавать (всего лучше в связи с ним) газету, и — у нас будет три пути (считая лубочные издания) для проведения мысли Христа в самых разнообразных формах и приемах. Мы этим дадим возможность массе «интеллигентов» применить свои силы к общей пользе, и сама работа в таком направлении будет вызывать в них те общечеловеческие, христианские начала, которые теперь в литературе подавляются и искажаются. Быть может, даже наверное, не сегодня так завтра, вы найдете среди людей, сочувствующих вам и вашей задаче, таких, которые готовы будут посвятить на это дело часть свободных матерьяльных средств, находящихся в их распоряжении; другие, и их будет много, посвятят свои природные средства, свой труд, талант, свое развитие. Разумеется искусственно, насильственно вызвать этого нельзя; но насколько я могу судить, присматриваясь к людям, которых встречаю у вас и не у вас, время для этого настало, люди готовы пуститься по этому направлению». «Редактор книг Комитета Грамотности», о котором говорится в этом письме, — Александр Фомич Петрушевский (1826—1904) — ген.-лейтенант, автор популярных исторических книг, деятельный член Петербургского Комитета грамотности, существовавшего при Имп. Вольно-Экономическом О-ве с 1861 до 1896 г., когда Комитет был разгромлен правительством. В числе равных отраслей деятельности Комитета, имевшего целью содействие народному образованию, было и издание для народа лучших русских авторов. Из произведений Толстого в течение 1884 и 1885 г. Спб. Комитетом грамотности были напечатаны с его разрешения «Кавказский пленник», «Бог правду видит», «Чем люди живы».