Полное собрание стихотворений

И боле прелестей ей силы слез служили.

Ее в безвестности, что знаешь ты и сам,

И Лондону и всем близь оного местам

Весны прекрасной дни спокойно протекали.

Хотя напасть ее и бедность угнетали,

Но благородный вид являла завсегда,

Не возгордясь своей красою никогда.

Я мнил предмет любви достойной находити;

Ей предался совсем, и душу мог вручити,

Младую душу ту, где искренность жила,

Невинну, нежную, что счастия ждала.

Колико к Фаннии мой дух воспламенялся!

Колико угодить я ей всегда старался!

Я жертвовал ей... всем желанием моим

И утешеньем чтил напасть делить своим.

Но Фанния сия... я трепещу, хладею...

Сия-то Фанния... я силы не имею...

Священный сердцу сей предмет, что я любил

И обожал, мою днесь гибель совершил.

Ты вострепещешь сам. Едва волхвица зрела,

Что надо мною власть владыческу имела,

Судила гибнуть мне; и гордый дух ее

Предвидел свой престол и сверженье мое.

Я повергал плоды трудов моих усердно

К ее стопам, ей мня тем жертвовать безвредно;

Удвоил помощью я сею страсти в ней

К тщеславию, и всё б покорствовало ей, —

Стремленье алчное к именью верхней власти,

Что род сей выше чтит любовной самой страсти.

А я напасть ее прервать хоть всё творил,

Ее смертельных мук себя причиной чтил.

Так, я себя винил; изменница вникала

Внутрь сердца моего и жар мой познавала.

Боль всякий день ее растет, мне мнилось, вновь,

И тайна укоризн грызет мою любовь.

Так есть минуты, где, ко рву злодейств склоняем,

Против сил человек во оный низвергаем.

Против любви сердца бессильствуют всегда:

Зло добродетелью быть кажется тогда.

Мне Фанния, ток слез и грусть ее мечтались

И мрак, в котором все красы ее терялись.

Не могши боле зрак мучительный сносить,

Великодушно мнил я подлость совершить.

Брат мудрый Сорогон родителя любезный,

Почтенный торга член и обществу полезный,

Покоясь по трудах, сокровища свои

К правленью поручил все в руки мне мои,

А я их похищал! к чему ж употребляя!..

Тем волю Фаннии едину исполняя!

Бледнея, в ужасе, я злато приносил...

Несчастно злато ей... что честью я купил!

Искусства хитрого притворств волшебна сила

Природны в Фаннии дары превозносила;

Она вступила в свет, желанья утвердив.

Стыд красил мой ее, всем очи заслепив.

Любовь моя лишь тем сильняе становилась:

Я жертву чувствовал, что для нее вскурилась.

Дух гордый мой прельщен бесперестанно был;

Я с ней тщеславие равно ее делил.

Я счастлив мнился быть! Она могла являти

Все совершенства те, что могут нас пленяти;

Тьмы мертвых прелестей словами оживить

И к злодеяньям мя сетями уловить.

В сем заблуждении уж я совсем терялся

И упоенных чувств моих лишен являлся.

Всяк шаг, любезный друг, мне преткновеньем был,

В словах, в поступках плен и в взоре находил.

В сем смертном сне, увы, ты можешь ли познати

Тот преужасный след, что стал он днесь казати?

Нет, верх сей ужаса нельзя воображать!

Я то свершил, о чем грешно и вспоминать.

Не ведал Сорогон, что, подло я алкая,

К казне его моя рука простерлась злая;

Но скоро он, какой ужасный яд, познал,

Смущал мой ум во мне и чувства пожирал.

Его мне нежностью злой рок мой предвещался;

Сей старец юности моих лет опасался

И сердца простоты, что льзя легко склонить,

Что добродетели, равно и злу пленить;

Огня страстей, во всей моей крови возженна;

Красы предмета, чем мя видел он плененна,

Стремясь от тайныя мя сети избавлять,

Старался оной власть и прелесть удалять.

Вняв то, мне Фанния, прибегшу к ней, предстала

И на одре в слезах текущих утопала;

Вид бледный на челе, и во смятеньи сем,

Что в скорби мы красой и прелестью зовем,

Мне руки подает, мя жаром наполняет

И лобызанием весь нутр мой вспламеняет.

«Барнвель!—рекла, — я зрю тебя, дражайший мой,

И ах! в последний раз целуюсь я с тобой!..»

Я слышу их еще, сии слова опасны,

Те вздохи винные и клятвы толь ужасны.