Вечер мглистый и ненастный…Чу, не жаворонка ль глас?..Ты ли, утра гость прекрасный,В этот поздний, мертвый час?..Гибкий, резвый, звучно-ясный,В этот мертвый, поздний час…Как безумья смех ужасный,Он всю душу мне потряс!..
Там, где горы, убегая,В светлой тянутся дали,Пресловутого ДунаяЛьются вечные струи.Там-то, бают, в стары годы,По лазуревым ночам,Фей вилися хороводыПод водой и по водам;Месяц слушал, волны пели…И, навесясь с гор крутых,Замки рыцарей гляделиС сладким ужасом на них.И
лучами неземными,Заключен и одинок,Перемигивался с нимиС древней башни огонек.Звезды в небе им внимали,Проходя за строем строй,И беседу продолжалиТихомолком меж собой.В панцирь дедовский закован,Воин-сторож на стенеСлышал, тайно очарован,Дальний гул, как бы во сне.И, лишь дремой забывался,Гул яснел и грохотал…Он с молитвой просыпалсяИ дозор свой продолжал.Всё прошло, всё взяли годы —Поддался и ты судьбе,О Дунай, и пароходыНыне рыщут по тебе…
Тени сизые смесились,Цвет поблекнул, звук уснул —Жизнь, движенье разрешилисьВ сумрак зыбкий, в дальный гул…Мотылька полет незримыйСлышен в воздухе ночном…Час тоски невыразимой!..Всё во мне, и я во всем!..Сумрак тихий, сумрак сонный,Лейся в глубь моей души,Тихий, темный, благовонный,Всё залей и утиши.Чувства мглой самозабвеньяПереполни через край!..Дай вкусить уничтоженья,С миром дремлющим смешай!
Нет, моего к тебе пристрастьяЯ скрыть не в силах, мать-Земля…Духо́в бесплотных сладострастья,Твой верный сын, не жажду я…Что́ пред тобой утеха рая,Пора любви, пора весны,Цветущее блаженство мая,Румяный свет, златые сны?..Весь день в бездействии глубокомВесенний, теплый воздух пить,На небе чистом и высокомПорою облака следить,Бродить без дела и без целиИ ненароком, на лету,Набресть на свежий дух синели*Или на светлую мечту?..
Сижу задумчив и один,На потухающий камин Сквозь слез гляжу…С тоскою мыслю о быломИ слов, в унынии моем, Не нахожу.Былое — было ли когда?Что ныне — будет ли всегда?.. Оно пройдет —Пройдет оно, как всё прошло,И канет в темное жерло — За годом год.За годом год, за веком век…Что ж негодует человек, Сей злак земной!..Он быстро, быстро вянет — так,Но с новым летом — новый злак И лист иной.И снова будет всё, что есть,И снова розы будут цвесть, И терны тож…Но ты, мой бедный, бледный цвет,Тебе уж возрожденья нет, Не расцветешь…Ты сорван был моей рукой,С каким блаженством и тоской — То знает бог?Останься ж на груди моей,Пока любви не замер в ней Последний вздох…
С поляны коршун поднялся,Высоко к небу он взвился;Всё выше, дале вьется он —И вот ушел за небосклон!Природа-мать ему далаДва мощных, два живых крыла —А я здесь в поте и в пыли.Я, царь земли, прирос к земли!..
Какое дикое ущелье!Ко мне навстречу ключ бежит —Он в дол спешит на новоселье, —Я лезу вверх, где ель стоит.Вот взобрался́ я на вершину,Сижу здесь радостен и тих —Ты к людям, ключ, спешишь в долину, —Попробуй, каково у них!
«Всё
бешеней буря, всё злее и злей,Ты крепче прижмися к груди моей».— «О милый, милый, небес не гневи,Ах, время ли думать о грешной любви!»— «Мне сладок сей бури порывистый глас,На ложе любви он баюкает нас».— «О, вспомни про море, про бедных пловцов,Господь милосердый, будь бедным покров!»— «Пусть там, на раздолье, гуляет волна,В сей мирный приют не ворвется она».— «О милый, умолкни, о милый, молчи,Ты знаешь, кто на́ море в этой ночи?»И голос стенящий дрожал на устах,И оба, недвижны, молчали впотьмах.Гроза приутихла, ветер затих,Лишь маятник слышен часов стенных, —Но оба, недвижны, молчали впотьмах,Над ними лежал таинственный страх…Вдруг с треском ужасным рассыпался громИ дрогнул в основах потрясшийся дом.Вопль детский раздался, отчаян и дик,И кинулась мать на младенческий крик.Но в детский покой лишь вбежала она,Вдруг грянулась об пол, всех чувств лишена.Под молнийным блеском, раздвинувшим мглу,Тень мужа над люлькой сидела в углу.
Пришлося кончить жизнь в овраге: Я слаб и стар — нет сил терпеть! «Пьет, верно», — скажут о бродяге, — Лишь бы не вздумали жалеть! Те, уходя, пожмут плечами, Те бросят гривну бедняку! Счастливый путь, друзья! Бог с вами! Я и без вас мой кончить век могу! Насилу годы одолели, Знать, люди с голода не мрут. Авось, — я думал, — на постели Они хоть умереть дадут. Но их больницы и остроги — Всё полно! Силой не войдешь! Ты вскормлен на большой дороге — Где жил и рос ‹?›, старик, там и умрешь. Я к мастерам ходил сначала, Хотел кормиться ремеслом. «С нас и самих работы мало! Бери суму да бей челом». К вам, богачи, я потащился, Грыз кости с вашего стола, Со псами вашими делился, — Но я, бедняк, вам не желаю зла. Я мог бы красть, я — Ир* убогой, Но стыд мне руки оковал; Лишь иногда большой дорогой Я дикий плод с дерев сбивал… За то, что нищ был, между вами Век осужден на сиротство… Не раз сидел я за замками, Но солнца свет — кто продал вам его? Что мне до вас и вашей славы, Торговли, вольностей, побед? Вы все передо мной не правы — Для нищего отчизны нет! Когда пришлец вооруженный Наш пышный город полонил, Глупец, я плакал, раздраженный, Я клял врага, а враг меня кормил! Зачем меня не раздавили, Как ядовитый гад какой? Или зачем не научили — Увы! — полезной быть пчелой! Из ваших, смертные, объятий Я был извержен с первых ‹лет›, Я в вас благословил бы братии, — Днесь при смерти бродяга вас клянет!