Вновь твои я вижу очи —И один твой южный взглядКиммерийской грустной ночи*Вдруг рассеял сонный хлад…Воскресает предо мноюКрай иной — родимый край —Словно прадедов виноюДля сынов погибший рай…Сновиденьем безобразнымСкрылся север роковой,Сводом легким и прекраснымСветит небо надо мной.Снова жадными очамиСвет живительный я пьюИ под чистыми лучамиКрай волшебный узнаю.Лавров стройных колыханьеЗыблет
воздух голубой,Моря тихое дыханьеПровевает летний зной,Целый день на солнце зреетЗолотистый виноград,Баснословной былью веетИз-под мраморных аркад…
Как он любил родные елиСвоей Савойи* дорогой!Как мелодически шумелиИх ветви над его главой!..Их мрак торжественно-угрюмыйИ дикий, заунывный шумКакою сладостною думойЕго обворожали ум!..
Среди громов, среди огней,Среди клокочущих страстей,В стихийном, пламенном раздоре,Она с небес слетает к нам —Небесная к земным сынам,С лазурной ясностью во взоре —И на бунтующее мореЛьет примирительный елей.
В ночи лазурной почивает Рим.Взошла луна и — овладела им,И спящий град, безлюдно-величавый,Наполнила своей безмолвной славой…Как сладко дремлет Рим в ее лучах!Как с ней сроднился Рима вечный прах!..Как будто лунный мир и град почивший —Всё тот же мир, волшебный, но отживший!..
Сын Революции, ты с матерью ужаснойОтважно в бой вступил — и изнемог в борьбе…Не одолел ее твой гений самовластный!.. Бой невозможный, труд напрасный!.. Ты всю ее носил в самом себе…
2
Два демона ему служили, Две силы чудно в нем слились: В его главе — орлы парили, В его груди — змии вились… Ширококрылых вдохновений Орлиный, дерзостный полет, И в самом буйстве дерзновений Змииной мудрости расчет. Но освящающая сила, Непостижимая уму, Души его не озарила И не приблизилась к нему… Он был земной, не божий пламень, Он гордо плыл — презритель волн, — Но о подводный веры камень В щепы разбился утлый челн.
3
И ты стоял, —
перед тобой Россия!И, вещий волхв, в предчувствии борьбы,Ты сам слова промолвил роковые: «Да сбудутся ее судьбы́!..»*И не напрасно было заклинанье:Судьбы́ откликнулись на голос твой!..Но новою загадкою в изгнанье*Ты возразил на отзыв роковой…Года прошли — и вот из ссылки теснойНа родину вернувшийся мертвец*,На берегах реки, тебе любезной,Тревожный дух, почил ты наконец…Но чуток сон — и по ночам, тоскуя,Порою встав, он смотрит на востокИ вдруг, смутясь, бежит, как бы почуя Передрассветный ветерок.
Дож Венеции свободнойСредь лазоревых зыбей,Как жених порфирородный,Достославно, всенародноОбручался ежегодноС Адриатикой своей.И недаром в эти водыОн кольцо свое бросал:Веки целые, не годы(Дивовалися народы)Чудный перстень воеводыИх вязал и чаровал…И чета в любви и миреМного славы нажила —Века три или четыре,Всё могучее и шире,Разрасталась в целом миреТень от львиного крыла*.А теперь? В волнах забвеньяСколько брошенных колец!..Миновались поколенья, —Эти кольца обрученья,Эти кольца стали звеньяТяжкой цепи* наконец!..
Святая ночь на небосклон взошла, И день отрадный, день любезный,Как золотой покров, она свила, Покров, накинутый над бездной.И, как виденье, внешний мир ушел…И человек, как сирота бездомный,Стоит теперь и немощен и гол,Лицом к лицу пред пропастию темной.На самого себя покинут он —Упра́зднен ум, и мысль осиротела —В душе своей, как в бездне, погружен,И нет извне опоры, ни предела…И чудится давно минувшим сномЕму теперь всё светлое, живое…И в чуждом, неразгаданном ночномОн узнает наследье родовое.
Не гул молвы прошел в народе,Весть родилась не в нашем роде —То древний глас, то свыше глас:«Четвертый век уж на исходе, —Свершится он — и грянет час!*И своды древние Софии*,В возобновленной Византии,Вновь осенят Христов алтарь».Пади пред ним, о царь России, —И встань как всеславянский царь!
Уж третий год беснуются язы́ки,Вот и весна — и с каждою весной,Как в стае диких птиц перед грозой,Тревожней шум, разноголосней крики.В раздумье тяжком князи и владыкиИ держат вожжи трепетной рукой,Подавлен ум зловещею тоской —Мечты людей, как сны больного, дики.Но с нами бог! Сорвавшися со дна,Вдруг, одурев, полна грозы и мрака,Стремглав на нас рванулась глубина, —Но твоего не помутила зрака!..Ветр свирепел. Но… «Да не будет тако!» —Ты рек, — и вспять отхлынула волна.