Полное собрание стихотворений

VIII

Восторженным в стихах нетрудно быть,Но, забывая собственное горе,В гармонию печаль преобразить,В своей душе, как свод небесный – в море,Весь мир и всю природу отразить, —Вот цель поэтов, Богом вдохновенных,Что потрудней элегий современных

IX

И нашей модной «скорби мировой».В тебе, о Пушкин, счастье и покой;Ты примиряешь с жизнью, утоляяНам жажду сердца вечной красотой.Не как вино, а как вода живая,Не как духи, как аромат лесов —Святая прелесть пушкинских стихов.

Х

Но, впрочем, как бы ни были мы плохи,А надо жить: искусство – не игра.Мне кажется, что бросить нам пораЭлегий томных жалобные вздохи,Все эти пробы детского пера,Альбомные стишки для институток...Приняться бы за эпос – кроме шуток.

XI

О, светлого искусства торжество,Привить тебе, эпическая муза!Твои жрецы – титаны... НичегоНе может быть желанней твоегоСпокойного и верного союза.Пускай шумит лирический поток —Ты, эпос, тих и вечен, и глубок!

ХII

Но устарел в наш век вполне реальныйВолшебный миp классических поэм, —Восток, Эллада, розы и гарем,И красота природы идеальной, —Роскошных пальм тропический эдем,Халифы, демоны, монахи, феи —Во вкусе лорда Байрона затеи.

XIII

Нет, право, в современных городах,В театрах, фабриках, в толпе столичной,В шестиэтажных пасмурных домахИ даже в серых, дымных небесахЕсть многое, что так же поэтично,Как волны, степь и груды диких скал —Романтиков обычный арсенал.

XIV

В болезненном и сумрачном пейзажеБольшого города найдет поэт,Быть может, то, чего в природе нет:Есть красота в искусственном; и дажеСвет электричества, волшебный свет,Порою над столицею печальнойПрекраснее луны сентиментальной.

XV

У нас культуру многие бранят(Что, в сущности, остаток романтизма),Но иногда мне душу веселятЛокомотив иль царственный фрегатИзяществом стального механизма.А все ж родней мечтателям покаВосток и Рим, и средние века...

XVI

Но я решил, привычку побеждая,Героя взять для повести моейИз современных, будничных людей...Дитя больное северного края,Он родился в одной из тех семей,Где, несмотря на кумфорт и достаток,Какой-то буржуазный отпечаток

ХVII

Лежит на всем. Лет тридцать прослужив,Его отец страдал обычным сплиномИ засореньем печени. СхвативНа скверной даче в Парголове тиф,Скончался он с довольно важным чином,И скромный, тысяч в сорок, капиталОн, умирая, сыну завещал.

XVIII

Давно уж мать больна была чахоткой.Покорная, с надеждой на Творца,Сережу покидая, до концаОна осталась любящей и кроткой.Но он не помнил милого лица,И лишь как сон, как то, что слышал в сказке,Он вспоминал ее святые ласки.

XIX

Лет с десяти страдал уже хандройИ склонностью к чахотке наш герой —Родителей печальное наследство.Как бред тяжелый промелькнуло детство.С болезненной, угрюмою душой,Сережа был ребенком некрасивым,Мечтательным и странно молчаливым.

ХХ

Наследственность, мы все – твои рабы!Твоим слепым законам жизнь покорна,Со дня рожденья будущей судьбыВ нас тихо спят невидимые зерна:Мы ей должны отдаться без борьбы.Из рода в род болезнь и преступленьяПередают друг другу поколенья...

XXI

И зверь таится в каждом из людей,И тысячами уз порабощенный,Он не смирился: в денди наших днейПод оболочкой моды утонченнойПорой сквозят инстинкты дикарей —С их жаждой крови, ужасом и мраком, —Под этим белым галстуком и фраком.

ХХII, XXIII

……………………………

XXIV

В гимназии невыносимый гнетСхоластики пришлось узнать Сереже...Словарь да синтаксис; из года в годОн восемь лет твердил одно и то же.Как из него не вышел идиот,Как бедный мозг такую пытку вынесНепостижимо. «Panis, piscis, crinis» [10] , —

XXV

Вот вся наука... Иногда веснойОн ласточкам завидовал. Не учатОни Aorist первый и второй,Грамматикой латинской их не мучат.Пока бедняга с жгучею тоскойСмотрел, как в синем небе реют птицы,Он получал нули да единицы.

10

Хлеб, рыба, волос (лат.)

XXVI

Когда зимой пленяло солнце взорСквозь дым багровый ласковым приветом,И душный класс, и мрачный коридорБыл озарен янтарным полусветом, —О, как Сережа рвался на простор,И как хотел он, весь отдавшись бегу,Лететь в санях по блещущему снегу!

ХXVII

Над Ксенофонтом голову склонив,Он забывал о грозном педагоге,Смотрел куда-то вдаль и был счастлив...Но вдруг звучал над ухом голос строгий:«Скажите мне от amo [11] конъюктив!» —И со скамьи мечтатель пробужденныйВставал, дрожащий, робкий и смущенный.

11

Любить (лат.).

XXVIII

Домой он не на радость приходил:И отдохнуть не смел ребенок бедный.Над Цицероном выбившись из сил,Еще князей удельных он зубрилДо полночи, измученный и бледный,Чтоб утром под дождем бежать скорейВ гимназию при свете фонарей.

XXIX, ХХХ, XXXI

………………………………

ХХХII

Немудрено, что, кончив курс, СергейСчитал весь мир печальною ошибкой.Озлобленный, далекий от людей,Он осуждал с презрительной улыбкойИх с высоты учености своей,Искал спасенья в отрицанье чистом —И вообще был крайним пессимистом.

XXXIII

Но он – студент. Какой счастливый день!С каким восторгом он вошел под сеньТаинственных больших аудиторий.Он с трепетом заглядывает в теньНемых библиотек, лабораторий;На лекциях он – весь вниманье, слух...Но скоро в нем научный жар потух.

XXXIV

С тупым лицом, рябой и косоглазый,Какой-то метафизик примирялУченье церкви с Кантом. Он дремал,Цедя сквозь сон медлительные фразы,И, не боясь свистков, провозглашалТот принцип, что почтенье к людям надоОпределять количеством оклада.