Полное собрание стихотворений

1891, Капри

Везувий

Глубоко тонуть ноги в теплом пепле,И ослепительно, как будто солнцемОзарена, желтеет сера. К безднеЯ подошел и в кратер заглянул:Горячий пар клубами вырывался...Послышались тяжелые удары,Подземный гром и гул, и клокотанье...Сверкнул огонь!..Привет тебе, о древний,Великий Хаос, Праотец вселенной!Я счастлив тем, что нет в душе смиреньяПеред тобой, слепая власть природы!..Меня стереть с лица земли ты можешь,Но все твое могущество – ничтоПеред одной непобедимой искрой,Назло богам зажженной ПрометеемВ моем свободном сердце!..Я здесь стою, никем не побежденный,И, к небесам подняв чело,Тебя ногами попираю,О древний Хаос, Праотец вселенной!

1891

Помпея

I

Беспечный жил народ в счастливом городке:Любил он красоту и дольней жизни сладость;Была в его душе младенческая радость.Венчанный гроздьями и с чашею в руке,Смеялся медный фавн, и украшали стенуТо хороводы муз, то пляшущий кентавр.В те дни умели жить и жизни знали цену:Пенатов бронзовых скрывал поникший лавр.В уютных домиках все радовало чувство.Начертан был рукой художника узорДомашней утвари и кухонных амфор;У древних даже в том – великое искусство,Как столик мраморный поддерживает ГрифКогтистой лапою, свой острый клюв склонив,Их бани вознеслись, как царские чертоги,Во храмах мирные, смеющиеся богиВзирают на толпу, и приглашает всехК беспечной радости их благодатный смех.Здесь даже в смерти нет ни страха, ни печали:Под кипарисами могильный барельефИзображает нимф и хоры сельских дев,И радость буйную священных вакханалий.И надо всем – твоя приветная краса,Воздушно-голубой залив Партенопеи!И дым Beзyвия над кровлями Помпеи,Нестрашный никому, восходит в небеса,Подобный облаку, и розовый, и нежный,Блистая на заре улыбкой безмятежной.

II

Но смерть и к ним пришла; под огненным дождем,На город падавшим, под грозной тучей пеплаТолпа от ужаса безумного ослепла:Отрады человек не находил ни в чем.Теряя с жизнью все, в своих богов не веря,Он молча умирал, беспомощнее зверя.Подножья идолов он с воплем обнимал,Но Олимпийский бог, блаженный и прекрасный,Облитый заревом, с улыбкой безучастнойНа мраморном лице, моленьям не внимал.И гибло жалкое, беспомощное племя:Торжествовала смерть, остановилось время,Умолк последний крик... И лишь один горитВезувий в черной мгле, как факел Евменид.

III

Над городом века неслышно протекли,И царства рушились; но пеплом сохраненный,Доныне он лежит, как труп непогребенный,Среди безрадостной и выжженной земли.Кругом – последнего мгновенья ужас вечный, —В низверженных богах с улыбкой их беспечной,В остатках от одежд, от хлеба и плодов,В безмолвных комнатах и опустелых лавкахИ даже в ларчике с флаконом для духов,В коробочке румян, в запястьях и булавках;Как будто бы вчера прорыт глубокий следТяжелым колесом повозок нагруженных,Как будто мрамор бань был только что согретПрикосновеньем тел, елеем умащенных.Воздушнее мечты – картины на стене:Тритон на водяном чешуйчатом коне,И в ризах веющих божественные Музы;Здесь все кругом полно могильной красоты,Не мертвой, не живой, но вечной, как МедузыОкаменелые от ужаса черты...…………………………………………………А в голубых волнах белеют паруса,И дым Beзyвия, красою безмятежнойБлистая на заре, восходит в небесаПодобный облаку, и розовый, и нежный...

1891

Тибур

Тибур, Тибур, зеленый многоструйный,Священные руины, водопады,Ревущие в скалах волною буйной,Нептунов грот, исполненный прохлады,И радуги на солнце – в легкой пылиШумящих вод, дыханье белых лилийИ сосен южных плоские вершины,А там вдали, в сияющем просторе —Великий Рим и светлые равнины,Волнистые, похожие на море...О древнее жилище Мецената,Как жалобной мелодией, невольноО прежних днях душа тоской объята!..Мне Рима жаль, мне радостно и больно...В раздумии пред виллой Марка БрутаСтою в тиши заветного приюта,Где горевал о гибнущем народе,О древности великой и свободеУбийца твой, о Цезарь Bceмoгущий!..А рядом здесь, под миртовою кущейЕще звучит, полна любовной неги,Гармония Тибулловых элегий...Благослови, о странник, эти воды,И влажные, таинственные своды,Жилище нимф и Рима прах священный...Тибур, Тибур, о край благословенный!..

1891, Рим

«Addio, Napoli»

Слабеет моря гул прощальный,Как сонный шепот Нереид,Напев далекий и печальный —«Addio, Napoli» звучит...Как тихий жертвенник, дымитсяВезувий в светлой вышине,Огонь краснеет при луне,И белый дым над ним клубится...Мне бесконечно дорогаЗемля твоих цветущих склонов,Сорренто с рощами лимонов,О, золотые берега!..Прохлада гротов – в полдень жаркий,Где голубым огнем горитВолна, кидая на гранитДрожащей влаги отблеск яркий,Где камни скрыл подводный мох,Где днем и ночью ОкеанаВ глубокой бездне слышен вздох,Подобный музыке органа.И в том, как шепчется трава,И в том, как плачет непогода,Хотел подслушать я, Природа,Твои сердечные слова!Искал я в ропоте потоков,Искал в тиши твоих ночейЕще не понятых намеков,Твоей души, твоих речей...Теперь ты кажешься мне сказкой,Сорренто! Север впереди...Но шепчет Юг с последней лаской:«Не уходи, не уходи!»Слабеет моря гул прощальный,Как сонный шепот Нереид,Напев далекий и печальный:«Addio, Napoli» звучит...

1891, Неаполь

Возвращение

О, березы, даль немая,Грустные поля...Это ты, – моя родная,Бедная земля!Непокорный сын к чужбине,К воле я ушел,Но и там в моей кручинеЯ тебя нашел.Там у моря голубого,У чужих людейПолюбил тебя я сноваИ еще сильней.Нет! Не может об отчизнеСердце позабыть,Край родной, мне мало жизни,Чтоб тебя любить!..Теплый вечер догораетПолный тихих грез,Но заря не умираетМеж ветвей берез.Милый край, с улыбкой яснойЯ умру, как жил,Только б знать, что не напрасноЯ тебя любил!

1891

Семейная идиллия

I. Вступление

Ужель нельзя писать, забыв хотя на мигПро то, как пишутся новеллы и романы,Отвергнув, наконец, условные обманыНенужных вымыслов и спутанных интриг?Ужель изобразить мне легче смерть и мукуГероев, гибнущих в невиданном бою,Чем разговор с женой и комнату мою,Унылый вид в окно и будничную скуку?А между тем из них, из этих мелочей,Забытых книгами и слишком некрасивых,Чтоб их рассказывать в строфах красноречивых,Слагается вся жизнь, простая жизнь людей.И мысль одна давно мне не дает покоя:Нельзя ли без интриг, без драмы, без герояПеренести в рассказ из жизни целикомТот маленький мирок, с которым я знаком?Мне было жаль срывать живой и благовонныйЦветок, чтоб положить в гербарий запыленный;Из недр родных полей заботливой рукойЯ вырежу его с дрожащими листами —Таким, каков он есть – с пахучею землей,И каплями росы, и влажными корнями...

II. На даче под Москвою

Бранят наш Петербург, наш Север, а меж темЧто может быть скучней деревни подмосковной!Страна фабричная: я сам не знаю, чемМне здесь противно все, – уныло, плоско, ровно...Сквозь вырубленный лес, среди бесплодных нив,По рельсам блещущим гремит локомотив.А в селах – кабаки, огромные заводы,Рабочий пьяный люд: здесь больше нет природы.И вечно к небесам возносятся клубыФабричной копоти, и силуэт трубы,Царящий надо всем, мне портит голубуюТаинственную даль, печальную, родную...Должно быть, этот край недаром угнеталНаш современный бог, могучий капитал!А между тем и здесь, в прогулке одинокой,Зайдешь, бывало, в глушь: кругом лесная мгла,Зеленый мох, грибы, мохнатая пчела,А небо меж ветвей так ясно, так глубоко,Что чувствуешь себя от всех людей вдали,В деревне под Москвой, как на краю земли.Довольно двух иль трех деревьев, чтоб понятнойНам сделалась вся жизнь природы необъятной:Так двух иль трех людей довольно, чтоб познатьВсе бездны темные души, весь мир сердечныйС его поэзией, любовью бесконечнойИ всем, чего нельзя словами рассказать...

III. Бабушка

Но приступить давно пора к моей задаче.Хотел я описать, без вымысла, однуСемью, с которой жил я некогда на даче,В деревне под Москвой. Я с бабушки начну.Когда-то и она хозяйкой домовитойИ матерью была, и любящей женой;Теперь, чужая всем, она в семье родной,Как призрак дней былых, живет почти забытой.Есть что-то строгое в чертах, как будто следНевзгод пережитых; она одета просто;Согнувшись, сгорбившись – почти такого роста,Как внучка младшая – одиннадцати лет,Не помнит бабушка, что было с ней – ни муки,Ни радости: она как в полусне живет.Сидит на сундучке и целый день от скукиЕст кашку манную да чай в прикуску пьет;Порой по комнатам чего-то ищет, бродит,Храня заботливый и недовольный вид,И, думая, что в дверь отворенную входит,У отпертых шкафов задумчиво стоит.«Куда вы, бабушка?» – кричат ей, но слепаяПредмет ощупает тихонько, не спеша,Потом уйдет, вздохнув, платок перебираяХудыми пальцами и туфлями шурша.И пахнет табачком от кацавейки длинной,От рук морщинистых, – так пахнет иногдаВ шкатулках дедовских, где многие годаТаится аромат под крышкою старинной...Порою бедная, подняв упорный взгляд,Речам живых людей с усильем долго внемлет,Ей хочется понять, но скажет невпопадИ вновь беззубым ртом жует и будто дремлет.Как малое дитя, она глядит на всехС недоумением и робостью послушной,И у нее такой бессильный, добрый смех,Просящий жалости, как будто простодушноСтарушка над собой смеется, и поройЯ думаю: зачем жила она, любила,Страдала? Где же цель всей жизни прожитой?И вот, что всех нас ждет, а впереди – могила.Осталось ей одно: с корзинкою грибов,Бывало, девочки усталые вернутся,«Где, родненькие, где?..» – на звук их голосовСлепая ощупью бредет. Они смеются,Обняв ее... Едва их голос прозвенел,Старушка ожила, и взор не так печален,Как будто золотой луч солнца заблестелНа сумрачных камнях покинутых развалин...В слепые бедные глаза, в беззубый ротГубами свежими ее целуют внучки, —Веселью нет конца, – и маленькие ручкиВ дрожащую ладонь, смеясь, она берет.И рядом с желтою, пергаментною кожейПоблекшего лица лукавый блеск в очах,И смех, и ямочки на розовых щекахМне кажутся еще прекрасней и моложе.И кротко светится бессмертная любовьВ глазах у бабушки. Так вот – чего могилаУ нас не может взять!.. И мне понятно вновь,Зачем она жила, зачем она любила.

IV. Тетя Надя

А все же бабушка от внучек далека,И смотрят девочки на бедную старушкуТак снисходительно, немного свысока,Как на старинную, любимую игрушку.Душою близкий к ней и преданный навекОстался на земле один лишь человек —То тетя Надя, дочь старушки...……………………………………………Говорят,Она красавицей была. Теперь некстатиЕще кокетлива; в дырявых башмакахИ с заспанным лицом, и скукою в глазах,Всегда растрепана, в замаранном халате,Она по комнатам блуждает. В пустоте,В которой жизнь ее проходит, сплетни с прачкой,Забота, чтоб вскипел кофейник на плите,Прогулка в лавочку за нитками, за пачкойКаких-то пуговок, пасьянс, потом еда,И сон, и штопанье чулок, – вот все занятья.И так влачит она недели и года…Порою шьет она причудливые платьяИз кружев, пышных лент и ярких лоскутков —Приманка жалкая, соблазн для женихов.А чаще попросту, сложив покорно руки,На крышу, на ворон глядит в окно от скукиИ только медленно, зевая, крестит рот.А рядом, на софе, лежит сибирский кот —Пушистый, с нежными прозрачными глазами,Как изумруд – но злой и с острыми когтями.Лампадка теплится пред образом в тиши...Так много лет втроем вдали от мира жилиСтарушка, серый кот и тетя. В нем душиОни не чаяли, но, верно, обкормилиЛюбимца жирного, и бедный кот издох.Все счастье тетеньки его последний вздохУнес навек. С тех пор пустая жизнь без делаЕще печальнее. Но я подметить могИ в ней один святой, заветный уголок:Холодная ко всем, любовью без предела,Ревнивой, женскою она любила мать;И днем, и ночью с ней, – умела разговором,Картинкой, лакомством иль просто нежным взоромСтарушку, как дитя больное, утешать.И кто бы ни дерзнул обмолвиться намеком,Что память бабушки слабеет, в тот же мигВся вспыхнет тетенька, и нет конца упрекам,Уйдет из комнаты, поднимет шум и крик, —Ей верить хочется, что бабушка такая,Как все, и умная, и даже не слепая.Старушка для нее – не призрак дней былых,Как для семьи, а друг – живой среди живых.Два бедных существа, отживших, одиноких,Не нужных никому и от людей далеких,Друг друга с нежностью любили, и вдвоемОтрадней было жить им в уголке своем.Когда же бабушка умрет, никто не будетО бедной горевать: лишь тетенька над нейПоплачет искренно и друга не забудет —Едва ли не одна из всех живых людей.И здесь, и в пошлости глубоко прозаичной,Есть жертва, есть любовь, ее тепло и свет!..……………………………………………….……………………………………………….