Полное собрание стихотворений

Новогреческая песня

Но на что твоей матери лампа ночная? Нет, не мучай меня, не терзай ты до слез! Ведь и солнце в дому, и луна молодая… Нет, не мучай меня, не терзай ты до слез!

25 января 1892

П.Н. Каратееву

Оглянитесь вы на бога! Как соседа не проведать? Привезли дождя мы много; Не приедете ль обедать?

«О боже, боже! все народы мне…»

Максимилиан

О боже, боже! все народы мне Покорны, как-то — Азия, Европа, Америка и Африка и… и… И Полинезия. — На море и на суше Найдется ли единый человек, Который бы бестрепетно дерзнул Стать пред моими светлыми очами? Уж подлинно в сорочке я родился, Чего-чего нет только у меня? Здоровья ли? Хоть борода седеет, Но я болезни знаю лишь по слуху — И силы мне еще не занимать. Намедни как-то шут мне надоел А всё он мне по глупости угоден, — Я дал ему щелчка полушутя, Без памяти бедняга с ног слетел, и три часа водою отливали. Богатства ли? И поминать не стоит! У мужика иного столько ржи И за сто лет в амбаре не бывало, Как у меня одних бурмицких зерен, Алмазов, изумрудов, а про деньги Уж я молчу. Про то хоть знают все, А вот про что один я только знаю: По всем садам моим и по лесам С червонцами да с мелким серебром Сороковые бочки позарыты. Про них молчок. Но драгоценней их Есть у меня сокровище и клад, Который день и ночь алмазным блеском Горит тихонько — камень-самоцвет. Клад этот ты, голубка, дочь моя, Смиренная, прекрасная царевна Анастасия. Грешный человек, Я ей отец, а видеть не могу Я равнодушно кротости такой И красоты девичьей ненаглядной. Уж подлинно что камень-самоцвет: Горит, дрожит и прямо в душу светит И, точно камень, слова не проронит. Да, я и царь счастливый и отец. Отец счастливый? Максимилиан! Как только ты дерзнул о том помыслить? Знать, у тебя совсем отшибло память, Что ты забыл ту лютую змею, Которая ехидными зубами Тебе всосалась в сердце и не даст Ему одной минуты отдохнуть. Чего-чего я над собой не делал: Всех знахарей сзывал и колдунов — Шептали, обливали и курили. Звал что ни первых в царстве генералов — Вот хоть Баркаса. — Старый я осел. И потому осел, что болен я, Душою болен — этой жгучей, колкой И ядовитой раной. — Вот и глуп. Забыл, что люди — колотушки, пни Да наковальни; куй на них железо, По головам лупи их молотком, А смыслу ты от них не добивайся, Спроси у пня, что можно ли коню Перелететь овраг семиаршинный? А если заскрыпит да засопит, Так скажет: надо бы ему поглубже Копыта запускать под чернозем. Где им понять, чего и сам-то я Понять не в силах? Статочная ль вещь… Нет, не могу — ей-богу, не могу! Как только вспомню, весь я расхвораюсь, Желчь закипает, разум мой мутится, И слезы злобы горько жгут глаза. Мой сын, мой сын, единственный мой сын, Престола моего один наследник, Как будто бы в насмешку над моей Высокою судьбой, сын мой Адольф Всему назло один мне непокорен.

Труба

Что это? Трубный звук и славы звук. Но славою давно я избалован. Случаются и тут переполохи: Какой-нибудь там забурлит король, Нам дань свою соскучится платить, — Так и пошлешь надежных генералов; Побьют, порубят всех, заполонят — И дело в шляпе. Вот в последний раз Султан арапов белых возмутился И даже к нам, к столице нашей славной Гонец донес мне на два перехода С несметной ратью подступить успел. Но генерала я послал Баркаса, — И вот труба победу возвещает. Сегодня в ночь, еще до петухов, Баркас прислал ко мне с веселой вестью. Теперь с победы прямо все войска Передо мной церемоньяльным маршем Пройдут, — затем и этот малый трон Велел я для царевны приготовить. Да что ж она, голубушка моя, Нейдет? — Ах, эти мамки, няньки!

Входит Анастасия с няньками и становится на колени

Здорова ли ты, ласточка моя? Вставай и сядь здесь рядом на престоле. Бывало, мать-покойница твоя, Дебелая была она царица, В торжественные дни всё тут садилась.

Нянькам

Что лупите дурацкие белки? Пойдут войска, — смотрите, чтоб царевна, Помилуй бог, чего не напугалась.

Проходят войска, салютуют. Баркас отходит к царю, и в замке идет горбатый шут; он, когда войска проходят, тоже с комической важностью заходит к царю. Баркас опускает колено.

Максимилиан

Встань! Это всё из гвардии моей?

Баркас

Всё, государь! Все прочие убиты Да ранены, а часть линейных войск Отправилась с царевичем Адольфом Преследовать последних беглецов. Наш молодец уж им не даст потачки.

Максимилиан

Жаль войска, жаль!

Шут

Что, дядя, знать, султан, Петух-боец, не любит петухов И твоему Баркасу генеральский Султан таки в отделку обкургузил?

Максимилиан

Молчи, дурак! Вот, подойди к царевне, Развесели ее, да только чур — Не подпускай своих любимых шуток. Вот ты и знай.

Шут

Чтоб, дядя, на меня Она смотрела с полным уваженьем И все-таки каталась бы от смеху — Как на тебя смотрю я.

Максимилиан

Прочь, дурак!

Баркасу

Поэмы

Талисман

1

Октавами и повесть, признаюсь! И, полноте, ну что я за писатель? У нас беда — и, право, я боюсь, Так, ни за что, услышишь: подражатель! А по размеру, я на вас сошлюсь, И вы нередко судите, читатель. Но что же делать? Видно, так и быть: Бояться волка — в лес нельзя ходить.

2

Вы знаете, деревню я люблю И зимний быт. Плохой я горожанин. Я этой жизни душной не терплю, И повестью напомню образ Танин, Сугробами деревню завалю, Как некогда январский «Москвитянин»… Но, — виноват, я знаю, вам милей Тверской бульвар неведомых полей!

3

Вас не займет отлогий косогор, И ветхий храм с безмолвной колокольней, И синий лес по скату белых гор; Не станете вы внутренно довольней Рассматривать старинный барский двор И в тех местах молиться богомольней; Но, верно, есть в них скрытая печаль: Иначе что ж, — зачем же мне их жаль?

4

Там у меня ни близких, ни родни, Но, знать, душе напомнили те горы Места иные, где в былые дни Звучали в замках рыцарские шпоры, Блистали в окнах яркие огни И дамские роскошные уборы И где теперь — давно ли был я там? — Ни зал, ни шпор, ни благородных дам.

5

Да, всё пройдет своею чередой! Давно ли он, романтиков образчик, Про степь и глушь беседовал со мной? Он был и славный малый, и рассказчик; Но вот вся жизнь его покрыта мглой, Он сам давно улегся в долгий ящик. Но помню я в его рассказах ночь: Я вам рассказ тот передам точь-в-точь.

6

— Шестнадцать лет, я помню, было мне. Близ той деревни жил и я когда-то. Не думайте, что я герой вполне, Что жизнь моя страданьями богата. Пришла пора — и вздумалось родне Почти ребенка превратить в солдата. Казалось, вдаль стремился я душой, Но я любил, то был обман пустой.

7

Кто юных лет волнения не знал И первой страсти, пылкой, но послушной, Во дни надежд о счастьи не мечтал С веселием улыбки простодушной, И кто к ногам судьбы не повергал Кровавых жертв любви великодушной? И всё пройдет, — нельзя же век любить; Но есть и то, чего нельзя забыть.

8

Пора, пора из теплого гнезда На зов судьбы далекой подниматься! Смеркался день, вечерняя звезда Вдали зажглась; я начал одеваться. До их села недальняя езда; Перед отъездом должно распрощаться. Готова тройка, порский снег взвился, И колокольчик жалко залился.

9

«Пошел, пошел! всего верст двадцать пять; Да льдом поедем, там езда ровнее. Смотри, чтоб нам в село не опоздать, Хотя домой приедем и позднее. Ты коренной-то не давай скакать». Я нашей тройки не видал дружнее (И вам, я чай, случалось ездить льдом); Да вот и церковь, вот господский дом!