Полное собрание стихотворений

«Возвестил народу…»

Возвестил народу Уж с горы Афонской Бэда-проповедник, Что, быть может, к году У мадам Полонской Явится наследник.

22 октября 1858

«Поэт, пророк, орловский знатный барин…»

Поэт, пророк, орловский знатный барин, Твой тонкий ум и нежный слух любя, О, как уверю я тебя, Что я не Греч и не Фаддей Булгарин?

1859

Эпиталама графу Л.Н. Толстому

Кометой огненно-эфирной В пучине солнечных семей, Минутный гость и гость всемирный, Ты долго странствовал ничей. И лишь порой к нам блеск мгновенный Ты досылал своим лучом, То просияв звездой нетленной, То грозным, пламенным мечом. Но час и твой пробил, комета! Благослови глагол его! Пора свершать душе поэта Свой путь у солнца одного, Довольно странствовать по миру, Пора одно, одно любить, Пора блестящему эфиру От моря сушу отделить, Забыть вражды судьбы безбрачной, Пути блудящего огня, И расцвести одеждой злачной В сияньи солнечного дня.

Октябрь 1862

И.С. Тургеневу

Тебя искал мой стих по всем концам земли, И вот настиг он в Rue de Rivoli. Не знать, куда писать, меня ужасно бесит: Затем-то затвердил я нумер 210. О чем писать? о чем? Как туп такой вопрос! Когда б я разом мог всё то, что лезет в нос, Сказать иль очеркнуть стихами или прозой, Так я бы не стоял, как тот осел над розой, Которого ты нам на невских берегах Так ясно указал в журнальных крикунах. Люблю, в согласии иль во вражде открытой, С тобой беседовать, поэт наш знаменитый. Ценя сердечного безумия полет, Я тем лишь дорожу, кто сразу всё поймет — И тройку, и свирель, и Гегеля, и суку, И фриз, и рококо крутую закорюку, И лебедя в огнях скатившегося дня, — Ну, словом, чуткий ум душе моей родня. Ты понял и теперь, что этими словами Хвалю я не себя. Подобными хвалами Пусть забавляется тот юный хор калек, Который думает: «Всё понял человек». А мы — зайдет ли речь о Дании иль Польше — Мы знаем: журавли гораздо смыслят больше Об этих казусах, чем мудрые земли. Хоть вспомни Ивика! Хвала вам, журавли! Приличие? И тут ты повторял, бывало, Что мудрая о нем старуха толковала: «Приличен каждый зверь, носящий сзади хвост, Затем что он умен, а между прочим прост». Взгляни в Степановке на Фатьму-кобылицу: Ну, право, поезжай в деревню иль столицу, Едва ль где женщину ей равную найдешь, — Так глаз ее умен, так взгляд ее хорош. Вся в сетке, рыжая, прекраснейшего тона, Стоит и движется, как римская матрона. Так не претензиях тут дело, а в одной Врожденной чуткости. — Подумай-ка, какой Дубиной нужно быть, чтоб отрицать искусство, Права на собственность, родительское чувство, Самосознание, — ну, словом, наконец, Всё то, чего не знать не может и слепец. А этим юное кичится поколенье! К чему ж их привело природы изученье? Сама природа их наводит на беду. Поймавши на слове, я к Фатьме их веду. Она хоть нежный пол и ходит в кринолине, Но не уступит прав на кафедру мужчине. Что ж проповедует она? Ее сосун Щипал при ней сенцо. Вот подошел стригун И стал его теснить, сам ставши над корытом; Но истинная мать так зубом и копытом Сумела угостить пришедшего не в час, Что тот не сунется уж к ним в другой-то раз. «Что ж, сила грубая! На то она кобыла!». Груба ль, нежна ль она, — я знаю: сила — сила. То сила им груба, то тянутся из жил, Чтобы расковырять указкой силу сил. Но полно Пиерид пугать таким предметом. Ужели нынешним тебя не встретит летом Осинка «Reviendront» и необъятный пруд, Где пихты стройные по берегам растут И где гуляющий, как мощная Россия, Пожалуй, невзначай наступит и на змия, Где стройный хор берез и вереницы лип Тебя приветствуют, блаженный Аристипп, Где, умиления исполненный и жару, Я пред тобой возжечь всегда готов сигару И в дни июльские, когда горит душа, Кричать «лупи его!», как срежешь черныша. Люблю я видеть кровь лукавой этой птицы: Бровь красная ее, дьячковские косицы, И белые портки мне раздражают взор. Но, кажется, опять понес я прежний вздор. Привычка, подлинно, вторая в нас натура: Наш брат куда ни ткнись — везде литература! Вчера меня с утра охота петь взяла «На холмах Грузии лежит ночная мгла»; Заставил я жену, забывши завтрак, рано Усесться разбирать романс у фортепьяно. Про этот я романс скажу тебе одно: Коль услыхать его мне будет суждено От Полигимнии, его облекшей в звуки, То прежде попрошу связать мне ноги, руки, Чтобы, пришедши вдруг в болезненный экстаз, Я в доме каковых не учинил проказ. Но извини меня!я заврался безбожно, Да сам же подал ты пример неосторожно Ломать язык богов над будничным письмом. Пора и перестать. Кончаю. Дело в том, Чтоб озабоченный бездельем иль делами, Ты не забыл писать мне прозой иль стихами. Ты знаешь, как мне мил и дорог твой привет. Жена приветствует тебя и твой А.Фет.

20 апреля 1864

Н.А. Офросимовой при посылки двух пуговок

Вас нет — и плакать я готов, И ангел мой без вас вздыхает. Старик-токарь своих трудов Вам две застежки посылает. Когда работал их чудак, То с вами мысль его дружилась: О, не кружитесь в жизни так, Как кость слоновая кружилась!

22 февраля 1869

К фотографической карточке (M-lle Viardot)

Послушный снимок с идеала, Как ты воздушен, свеж и мил! Тебя не кисть живописала, А солнца луч изобразил. В блаженной роскоши расцвета Признав забытые черты, Затрепетала грудь поэта Под обаяньем красоты. На зов ласкательной святыни Душой воскреснувшей летя, Я вижу в образе богини Давно знакомое дитя.

1869

М.Н. Лонгинову

Я был у Кача и Орбека, Молил, просил; Не отыскалось человека Продать чернил. Хоть плачь, хоть требуй благородно, Хоть их беси, Дают чернил каких угодно, Да не Plessy. Коммуна-де да прусский гений Наслали бед; Французских к нам произведений В подвозе нет. Теперь, о Клио, понимаю, Как их…! С тоскою в сердце прилагаю Здесь 2 рубли. Но яд чернил к душе поэта Не подноси! В таможне ждут: к исходу лета Придет Plessy.

2 июля 1871

К памятнику Пушкина

Свободного стиха прославленный творец, Услышана твоя молитва, друг народа: По манию царя взошла заря — свобода, И солнце озарит твой бронзовый венец.

1871

Посреднику М.М. Хрущову

Противу вечному закона Встает отродье злой семьи То в виде страшного дракона, То в хитром образе змеи. Но — вечный солнца проповедник — В борьбе со злобою и тьмой Не покидает нас посредник Меж светом божьим и землей. Жива спасительная сила, Переходя из рода в род, И копьеносца Михаила Сегодня празднует народ. И он от правды не отступит: Неумолим, как в старину, На змея-писаря наступит, Коля дракона-старшину.

8 ноября 1872

«Амур — начальник Гименея…»

Амур — начальник Гименея, А Гименей без водки — пас, Вот отчего я, не краснея, Решаюсь беспокоить вас. Податель сей бежит к Гимену, А вы, Амур, уж так и быть, Велите за простую цену Покрепче водки отпустить. Вам труд не будет безвозмездный, О нет, — котлеты посочней У них тебе, Амур уездный, Подаст наш повар Гименей. И, тарантасик ваш походный Узнав по тысячи примет, «Вот он, заступник всенародный!» — Воскликнет Афанасий Фет.

1873

«Наш шеф — владыка всенародный…»

Наш шеф — владыка всенародный, И наша гордость всем ясна. Блестящей прядью этишкета Семья улан закреплена. И к ней исполнена привета, Как кубок, искристый до дна, Везде душа улана Фета И отставного Шеншина.

21 марта 1874

Графу Л.Н. Толстому

Всё стремлюсь к тебе мечтою. Мучусь, не узнав: Разболелся ль ты душою, Дорогой мой граф? Окунулся ли в пучину, Где не видно зги? Если так — пиши картину И не в чем не лги. День — твой враг, и днем полезно Помнить ремесло; Только эта бездна звездна, Только в ней светло. Лишь из мрака хляби душной, Из грозящих жерл, Водолаз великодушный, К нам взнесешь ты перл. Посмотрите, мол, осины И гнилые пни: Вот как ищут исполины Даже в наши дни!

1875?

П.И. Борисову

Милый Петя! Вот и мы! Питер вроде мне чумы. День-деньской я там зевал, И Покровку вспоминал. Но зато в четверг с полдня Снова праздник для меня. В час полудня, милый мой, Поезд двинет нас домой. В страны, где Толстой цветет, Где Степановка растет, Где господь сказал ей: спи На раздолье, на степи. Оля, тетя, все, любя, Обнимаем мы тебя. На минутку хоть урвись, С нами лично распростись. Будь здоров, не знай кручин. Старый дядя твой Шеншин

19 апреля 1876

«В день позавидуешь раз со сто…»

В день позавидуешь раз со сто Твоей учености, друг мой: Всё для тебя светло и просто Там, где брожу я как слепой. Кругом по стеночке в манеже Тебе отлично гарцевать, Когда мне, бедному невеже, В ночной степи хоть пропадать.

декабрь 1876

«Хоть потолстеть мой дух алкает…»

Хоть потолстеть мой дух алкает, Хоть страх берет свихнуть потом, Но эта робость исчезает Перед талантом и умом. Устали крылья от размахов, Чтоб дух раздуть умом чужим, Но всё я вас не вижу, страхов, Хоть и желаю быть толст им.

27 июня 1877