Полное Затмение

— Я польщён, — ответил он и почти не слукавил.

В этот раз он не стал касаться её руки своей. Ещё не время. Время настанет.

— Безопасники нас заберут в шесть, у главной двери в здание, — отрывисто бросила она, возвращаясь к ипостаси занятой бизнес-вумен.

— Я буду там, как только часы пробьют шесть, — ответил он, зная, что ей нравятся старомодные обороты. Улыбнулся и ушёл к себе в кабинет. Внутри проскользнула внезапная жалость к Эллен Мэй.

Когда вертолёт пошёл на снижение к имению Клауди-Пик, Свенсон вцепился в ремни и зажмурился. Летать он не боялся — вертолёт то поднимался, то опускался, ничего особенного; и взлёт его тоже не пугал. Его страшила посадка. Земля внизу может выступать врагом летунов. Если будут неосторожны, размажутся о неё.

Он уже видел имение Крэндалла, когда вертолёт заложил первый круг над фермой.

Меж залитыми лунным светом деревьями пурпурной змейкой бежала речка. Луна озаряла обширный луг, походивший на отрез ткани, сияла на стальных ограждениях, улитками закрученных вокруг фермы, и подсвечивала лесок рядом с главным домом. По одну сторону здания притулились постройки поменьше — для слуг. За домом стоял коровник, где, по слухам, до сих пор обитали несколько коров. Ещё в имении жили пара овец да конь — но фермой это место быть перестало. А стало, по словам Пэрчейза, «комбинацией пасторальной обители отшельника и генерального штаба Второго Альянса».

У него вдруг ухнуло в желудке: вертолёт резко снижался. Он вообразил, как аппарат разбивается. Врезается в землю, исчезает в дыму и пламени. Он вообразил свои обгоревшие останки среди крошева обломков.

На лбу выступил холодный пот. Не дури, яростно одёрнул он себя. И понял, что произнёс эти слова вслух. К счастью, шум винтовых лопастей заглушил его.

Задай они мне сейчас, в эту секунду, думал он, вопросы, кто я и что здесь делаю, я бы раскололся.

Он бы выдавил: Моё настоящее имя Джон Стиски, меня внедрило к вам НС, Новое Сопротивление, организация, мечтающая вас уничтожить, истребить вас всех. Ну, что скажете?

Ибо страх приводил его в безумие и развязывал язык. Скажи им больше, чем должен. Откройся им. Выложи всё начистоту.

Бух.

С разочаровывающим писком двигатель замолчал. Он открыл глаза. И вжался в спинку кресла: перед ним стоял человек с глазами сокола, клювом вместо носа и узкой щёлкой вместо рта. Смотрел прямо на него, молча, пристально.

Свенсон прикусил язык, чтобы не выпалить: Моё настоящее имя Джон Стиски, меня...

Человек с головой сокола спросил:

— С вами всё в порядке, сэр?

Свенсон опустил взгляд на чёрную униформу эсбэшника и подавил приступ паники. Это был всего-навсего охранник.

— В порядке. Я с трудом переношу полёт. Мне на секунду стало дурно: наверное, внутреннее ухо заглючило. Со мной такое бывает, когда высота быстро меняется. Никаких проблем.

Он отвёл услужливые руки охранника от ремней безопасности, отстегнулся сам и встал из кресла. Ноги затекли, но постепенно это ощущение прошло. Глубоко вздохнув, он подошёл к дверце и спустился вниз, без нужды сторонясь лопастей вертолётного винта, которые продолжали медленно крутиться. Ноги по щиколотки утонули в траве. Нахлынуло облегчение. И он снова стал Джоном Свенсоном, натянув ускользавшую было личину, когда Эллен Мэй взяла его под локоть и повела к дому.

— Джон, вы в порядке?

— Конечно. — Он изобразил смущённую усмешку. — Я не рождён летать.

— Не хотите опрокинуть бокал вина и пообедать? После обеда поработаем.

— Чтой-то вы на редкость разговорчивы.

Она весело сжала его руку, обрадованная раскованным подходом Свенсона.

Он подумал: Всё как по маслу.

Из секретной записки Фрэнка Пэрчейза Квинси Уитчеру. Шифрование высшего уровня

Тема: Джон Стиски

... был священником Римской католической церкви и получил направление на службу в диоцез Манагуа, что в Никарагуа. За три недели пребывания в Манагуа он успел побить горшки со своим непосредственным начальством, падре Гостелло (см. в приложении расшифровку записей телефонных разговоров), когда отказался покинуть демонстрацию протеста у американского посольства в связи с отказом американской оккупационной армии уточнить сроки новых выборов никарагуанского парламента. Стиски публично оскорбил Гостелло и принял участие в демонстрации. Его арестовали за участие в мятеже, и в тюрьме он повстречал падре Энсендеса. Падре Энсендес четырежды получал должностное взыскание от Церкви за несанкционированную политическую активность вопреки энцикликам папы Петра [33] , которыми служителям Церкви воспрещалось участвовать в политической деятельности. Впоследствии Энсендеса отлучили от церкви (по требованию американской оккупационной администрации) за статью для американского новостного листка в Манагуа, где Энсендес доказывал, что генерал Лонингтон, руководитель никарагуанской операции, «связан с антисемитскими и антикатолическими организациями и подростком посещал собрания Совета консерваторов штата, близкого ку-клукс-клану, а позднее, юным лейтенантом, предположительно помог нацистским военным преступникам скрыться от сыщиков Интерпола». После отлучения Энсендес продолжал подрывную деятельность, пока в апреле того же года не был обнаружен застреленным в канаве десятью милями южнее Манагуа. Стиски возглавил кампанию по расследованию убийства и обвинил Лонингтона в связях с международной корпорацией «Второй Альянс». Церковь Крэндалла в то время уже рекрутировала неофитов в Манагуа — единственная американская религиозная организация, которой не чинили в этом препятствий; Стиски подчёркивал, что Лонингтон является прихожанином этой церкви, и требовал его отставки. Кончилось дело тем, что и самого Стиски лишили сана... Надёжных свидетельств гомосексуальной связи между Стиски и Энсендесом не имеется, но университетское досье Стиски содержит запись о том, что он несколько месяцев числился членом Нью-Йоркской Университетской лиги ЛГБТ... бросил университет и поступил в семинарию в 1994-м... [34] Отец Стиски был евреем, мать — наполовину еврейской крови, но оба они — атеисты и концептуал-артисты. Решение Стиски обратиться к церкви может объясняться интеллектуальным протестом против родительской философии и хаотичного образа жизни... Отношения Стиски с женщинами были недолгими и бурными... в июле после нервного срыва прошёл курс психиатрической терапии, провёл два месяца в реабилитационной клинике Фэйруэзер... нестабильность его личности — обоюдоострое оружие. Она подпитывает его крайнюю нацеленность на результат — из тех, с кем довелось мне общаться, он искренней всех ненавидит ВА, — и она же порождает тенденцию к соскальзыванию в квазипатологические субличности. Последняя, при должной тренировке, исключительно полезна для глубоко законспирированного оперативника, но делает его поведение непредсказуемым. Стиски, в сущности, не более чем талантливый аматор. Тем не менее стоит подчеркнуть, что шестого августа Эллен Мэй Крэндалл на встрече явственно заинтересовалась им...

33

Согласно популярному поверью, папа с тронным именем Пётр будет последним в череде преемников основателя Римской католической церкви, и его понтификат ознаменуется явлением Антихриста. В связи с этим ещё ни один римский папа (на 2014 г.) не отважился принять такое имя.

34

Дата резко противоречит хронологии романа (напомним, действие происходит в 2039-2040 гг.). Видимо, авторская или редакторская ошибка. В исходной версии Полного затмения действие отнесено к началу XXI в. Перевод сделан по изданию 2012 г.

— Думаю, нам удалось бы одолеть их в несколько приёмов, — сказала своему отцу Клэр. Они сидели в гостиной профессора Римплера. Римплер устроился напротив, согнувшись над торчащим из переборки металлическим выступом, который использовал вместо кофейного столика. На столике покоился лоток со множеством графинов. В графинах были разные напитки. Стены светились тусклым зеленоватым светом, настроенным так, чтобы имитировать солнечные лучи, проникающие сквозь полог густого леса. Клэр сидела в пенокресле, сложив руки на коленях и глядя на отца в нарастающем отчаянии. Он вот-вот сломается, думала она.

— На первом этапе, — продолжила Клэр, безуспешно пытаясь привлечь его внимание, — надо поговорить с этим парнем, Молтом. Он был одним из лидеров восстания. Можно перетянуть его на нашу сторону. Затем, на втором этапе, мы его отпустим, он вернётся к техникам и изложит наши предложения. Выступит в их поддержку. И на третьем этапе, чтобы подчеркнуть нашу добрую волю, мы пойдём на некоторые уступки. Отпустим арестованных, публично проверим, в порядке ли полевой щит вокруг Техсекции, пускай убедятся, что переоблучение им не грозит... в смысле, почему бы и нет? Нам же это ничего не стоит.

— Что заставляет тебя принимать их за потенциальных союзников? — без особого интереса спросил отец.

— А? — обомлела Клэр.

— Ты меня слышала. Да, техников и впрямь дискриминировали, до некоторой степени. Дорогая моя Клэр, а знаешь ли ты, что Прегер и его присные не допускают в админский корпус евреев, негров и мусульман? Да-да! Я полагаю, что он уже подумывал выдворить их из Колонии под каким-то предлогом, когда началась блокада. Ты, несомненно, сочтёшь это актом дискриминации. Но Боже нас упаси заявить об этом вслух — если Прегер падёт, он утащит и нас за собой. Котёл на огне и уже закипает. — Голос его из резкого стал усталым, циничным: у Римплера внезапно переменилось настроение. Он плеснул себе текилы, добавил лимонного соку и гренадина, высосал половину коктейля и тупо уставился в пространство.

— Принцип Озимандии, так я это называю, — сказал он, говоря скорее сам с собой. — Чем амбициозней замысел, тем глупее ты выглядишь в миг его провала, когда энтропия берётся откалывать шутки.

Клэр поднялась, желая пересесть поближе к отцу, но он только сгорбился того сильнее.

Он носил шорты, некогда белые, а теперь пожелтевшие, и рубашку на кнопках — полурасстегнутую, так что видны были стоящие торчком седые волосы на груди. На ногах — поношенные шлёпанцы. Дыхание отдавало кислятиной. Глаза сфокусированы исключительно на выпивке. Он поднял бокал к свету; украшенный бисеринками хрусталь на зеленоватом свету казался изумрудом.