Поломанные Константы

– Я ли ангел, – молвил Азазелло, – или ты, прелестное дитя? Как цветок, дурманящий красою, как моя далекая звезда, как касанье длани теплой Бога, как любовь… любовь… моя любовь. Как зовут тебя, сестра мечтаний?

– Даша, – тихо выдохнула дева и зарделась ярче розы красной, – я дочь рода скитов, из арийцев… Ты ли, страж земной, мой звездный ангел?

– Я ли ангел, – вторил Азазелло, – да, я ангел, но не для тебя. Я горящий ангел, я в огне пылаю, и сгорю, хоть подле плещет море.

– Отчего же?..

– В Дашу я влюблен. Видит Бог, что дщерь земная скитов сердце буревестника сковала, ты ли та душа, что у истоков мира сотворенья, со мной рядом боль любви делила?.. Ты… я чую… Нибелунги, древняя и сильная из рас. сердце не обманешь нибелунга. Я любить готов тебя всевечно. Лишь со мной останься, моя дева!

– Ангел светлый, сильный и прекрасный, – теплым медом Даша говорила, – я любить тебя всегда готова, я люблю тебя… Какая сила к брегу моря все меня толкала, я не знала, а пришла. то ты, мой возлюбленный. крылатый.

– Ангелам не ясно нетерпенье, они живы, пока живы чувства, они борются за них и умирают.

Азазелло, преклонив колени, обхватил стан гибкий девы, жаром поцелуя речь скрепил. Отголоски страсти в синем небе слышали парящие в пространстве белые, как души, альбатросы. Слышала все смятая трава, заповеданная с той минуты, как дочь скита с ангелом бессмертным, нарушая Божии заветы, окуналась в омуты любви. Он не знал творения прекрасней, чем возлюбленная юная скитянка, он входил в нее подобно шторму, он сгорал от уст прикосновений.

Ей неведомы доселе были чувства, ей неведомы такие наслажденья, отреченье от самой себя.

Нарушали Боговы запреты, две огнем объятые души. Нарушали и еще хотели, бесконечности, любви, ее огня. Заревом всполохи чувств ложились на уста, на плечи, на глаза. Заревом и тайною угрозой страсть обоих тихо обернулась, когда Бог изрек такую речь:

– Азазелло! Ты попрал заветы, ангел мой в дочь ариев влюблен! В ней взрастет столь чуждое ей семя. И твой сын не примется людьми. Нибелунги также не признают. Ты достоин горького паденья, я низвергну тебя нынче вниз. И в свой дом, что Небом вы зовете, ты не вступишь больше, темный ангел, ты навеки будешь там забыт!!!…»

– Дальше оборвано, – Марья задумалась, – Азазелло, я помню, что такой упоминался в «Книге Еноха». Он соблазнитель и убийца. Один из предводителей серых ангелов – Сторожей. Помнишь, ангелы влюблялись в земных дочерей и у них рождались дети – титаны-нефелины. Ну, Наташ, битва Бога с титанами, в разных религиях – разные версии, суть одно.

– Да, помню, – согласилась Наташа, – как это: соблазнитель и убийца? Так бывает?

– Ну, он развращал людей тем, что учил их делать мечи, щиты, броню, всякую утварь вроде зеркал, браслетов и разных украшений; научил расписывать и украшать все это, носить драгоценные камни и украшения.

– Это грех? – удивилась Наталья. – Тогда он все-таки всех развратил, Маш!

– Да это не я, это у Еноха такое представление о грехе. Он когда жил и думал?

– Ну, тогда не понимаю я его!

– От нефелинов в дочерях человеческих осталась магическая красота и само искусство ворожбы, понимаешь. Там знахарство, ведовство и прочее, уму непостижимое.

– И медицина? – Наташа улыбалась.

– Наташ, что ты от меня хочешь? – возмутилась Марья. – Енох был древний муж, чье мировоззрение сильно отличалось от нашего. Я только не понимаю, при чем тут русский север и Снегурочка? И почему вдруг на Сторожей ополчились люди?

– А не должны были? – Наташа тревожно смотрела в зеленые глаза Марьи.

– Нет, вроде как…

В этот момент самолет «ухнул» в воздушную яму, попал в зону турбулентности, из динамика раздался ровный голос стюардессы, призывающий к спокойствию.

– Все, – Наташа откинулась в кресле, – дома дочитаем, а то не долетим. Видишь, Она свирепствует.

– Как больно, ой! – Анечка потерла прищемленные автоматической дверью маршрутки пальцы и тут же подумала, что боль в душе стократ сильнее. Боль в руке сразу стала незаметнее, уступила место боли душевной, большой, всепоглощающей, рожденной неосторожными словами, давно вылетевшими, но сразу убившими что-то светлое и легкое в душе, дарующее покой и радость. Слова, породившие громаду невыносимых страданий, снежную лавину чувств, замешенных на обиде и непонимании…

Ах, если бы их произнес кто-то другой!

Они познакомились давно, Анечка училась на геологическом, а Славик в летном училище. Все произошло легко и почти просто. Схожие интересы, две сильные натуры. Красота и ум Анечки, целеустремленность и сила Славика слились воедино, не давая обоим шанса разорвать такой союз. Даже сложные походы Анечки с геопартиями и дальние перелеты Славика не разъединили их ни в мыслях, ни в желании быть вместе.

Жизнь текла, пусть тяжелая, в разлуках, но освещенная встречами и тихими дурманящими вечерами, когда можно было просто сидеть рядом, держась за руки, и молчать, черпая в единении и смысл, и радость всего земного бытия. Вскоре судьба сделала им неожиданный подарок.

– Ох, Господи! – то ли с удивлением, то ли с сочувствием говорили друзья и знакомые, но Славу и Аню как будто не коснулись эти слова. Они считали себя счастливцами, словно Господь дал им выигрышный лотерейный билет. Розовощекая тройня пацанят, беззаботно угукающая в широкой коляске, придала маленькой семье новый статус и новые, еще большие силы жить и продвигаться вперед. Анечка оставила георазведку и стала преподавать в институте, а далекие перелеты Славика сменились на более короткие, но опасные – арктические.

– Ничего, солнышко, – успокаивал Слава жену, – я человек осторожный, куда не надо не полезу, а платят лучше, и дома больше! Семья – это когда семь на «я» умножаешь, а не наоборот. Сначала вы, а потом я. Все прекрасно в этом лучшем из миров!

И годы текли, согласно закону, произнесенному Славой «семья – это когда семь на «я» умножаешь, а не наоборот». Мальчишки росли, Анина красота становилась ярче, словно бриллиант, который гранит время, а на лице Славы появились морщины от яркого света заполярных пейзажей.

Так и текла бы река жизни, если бы однажды Слава не совершил «аварийную посадку». Самолет, перевозящий топливо на далекий берег Баренцева моря, взорвался в воздухе.

Есть Бог на свете, только и подумала Аня, когда узнала, что каким-то чудом Слава остался жив… Не задумываясь ни на минуту, собрав волю в кулак, она определила детей на попеченье друг друга, не беспокоясь за самостоятельных и сильных мальчишек, и устремилась на холодный север…

Слава приходил в себя тяжело и долго. Мутное сознание подсовывало страшные картины взрыва, мечущегося злого пламени, последнего крика штурмана: «Мы падаем, командир! Падаем!..», какой-то жуткий гул, свист и тревожное лицо Анны, которое Слава четко увидел, проваливаясь в бессознательное…