Полосатый Эргени (сборник)

женщины и старухи; кричали старики и дети; громовыми голосами орали

мужчины. Они махали палками и камнями, зажатыми в кулаки. Круглые

булыжники и плоские осколки кремней тучами летели через овраг и шлепались

в землю вокруг насторожившегося зверя.

Медведь повернул голову и глухо охнул. Он терпеть не мог людского

крика. Не нравился ему и запах поселка: горькая гарь костров, едкий

людской дух. К тому же он был сыт. Там, на берегу, распугав песцов, он

наелся до отвала потрохов оленей да еще закопал себе впрок в кустах два

оленьих трупа. Глядя на поселок и на мечущихся людей, он досадливо мотал

головой, как будто отбиваясь от рассерженных пчел.

В это время из толпы выскочил Волчья Ноздря, самый сильный охотник

поселка Красных Лисиц. С диким криком он стал спускаться в овраг. Прыгая

на своих коротких и кривых ногах, он сам рявкал, как дикий зверь. Космы

его волос поднимались дыбом, и от этого он казался еще страшнее. За

Волчьей Ноздрей двинулись остальные. Женщины и дети в поселке завизжали

еще громче.

Медведь оглянулся на людей. В это самое время выбежал Ао с горящей

веткой сосны. Он подбежал к краю обрыва, с силой перекинул на ту сторону

окутанный дымом сук и вихрем помчался догонять товарищей.

Когда первый ряд атакующих, с Волчьей Ноздрей во главе, взобрался на

противоположный берег оврага, все увидели, что медведь был уже далеко. Со

страху он мчался огромными прыжками, вскидывая толстый зад и перескакивая

через кусты и болотные кочки.

Игры победителей

Охотники с хохотом возвращались домой. Они почти не могли ничего

толком сказать. Волчья Ноздря только гоготал и взвизгивал. Он потрясал

своей страшной бородой и разевал зубастую пасть. Выразительно взмахивая

руками и оглядываясь назад, другие мужчины протягивали руки в ту сторону,

куда убежал медведь. Все кричали, не слушая друг друга. Торжествуя победу,

они рассказывали о том, как смешно скакал страшный зверь через кусты, как

он улепетывал от огненной палки Ао.

Художник Фао не утерпел и принял участие в атаке. Возвращаясь домой,

он шел рядом с Уа. Заливаясь смехом и повторяя слово в слово все, что

говорил Фао, Уа добавил:

— Эах — трус! Эах побежал как заяц.

Он хотел сказать еще что-то, как вдруг Фао зажал ему левой рукой рот,

а правой больно ударил по плечу.

— Молчи! Нельзя! — хрипел он, сжимая ему челюсть. — Нельзя называть.

Услышит — придет ночью! В лес унесет!..

Все кругом разом перестали смеяться и сердито глядели на Уа.

Некоторые трусливо оглядывались назад. Другие торопились описать вокруг

себя черту острием копья. Третьи замахивались на Уа и даже толкали его

кулаками в спину. Уа был обескуражен. Он понял, что поступил

непозволительно неосторожно.

Сколько раз мать говорила ему: «Не называй громко того, кто любит

мед. Назовешь — повстречается где-нибудь, унесет в свою берлогу!..»

И сама она, если доводилось говорить про какого-нибудь сильного

зверя, всегда шептала про него в самое ухо, да еще прикрывалась ладонью:

— Чтобы ветер не подхватил. Ветер подхватит, отнесет слова далеко.

Залетят в лес, а там их услышит тот, кого назвали. Узнает хозяин, придет,

скажет: «Кто меня звал?»

Так говорила мать, и сам Уа сколько раз учил тому же младших. А

тут... Что сделалось с его головой? Как мог он позабыть?

Настоящее имя медведя было «эах». Но вслух говорили вместо этого

«вурр». Это было лишь звукоподражание. Так эах ворчит, когда, забравшись в

берлогу, лижет свою лапу. Звали медведя также «лохматым», или «кто любит

мед», или «кто сосет лапу». Про волка говорили: «кто воет зимой»; про

гигантского оленя — «кто бесится осенью». Слово «хумма» также означало

громкое дыхание мамонта и было ненастоящим его именем. Чем сильнее зверь,

тем страшнее его накликать. Матери с раннего детства внушали это своим

ребятам шлепками и угрозами. Это было основное правило охотничьей

мудрости.

Впрочем, если вовремя спохватиться, дело еще можно поправить. И Фао

сейчас же постарался это сделать. Он наклонился и что-то шепнул Уа на ухо.

Уа кивнул головой.

— Это не Уа тебя звал, — сказал он, обернувшись лицом к лесу. — Звал

тебя мальчик из племени Окуней.

— Вот, — сказал Фао. — Пускай себе пойдет к Окуням. Пускай поищет!

Все засмеялись. Через минуту охотники уже вылезли из оврага и

вступили в поселок. Здесь было шумно и весело. Женщины с радостью

встречали своих защитников. Дети прыгали и суетились. Девушки визжали.

Канда то кружилась, то бегала вокруг землянки и на бегу всплескивала

смуглыми руками.

Жители поселка веселились. Никто не мог устоять на месте. Ноги

приплясывали сами собой. Руки тянулись к рукам, и вот без уговору

составился огромный хоровод, и людской круг завертелся на лужайке.

Крики и хохот перешли в веселую песню про глупого вурра. В хоровод

втолкнули Волчью Ноздрю. На него со смехом накинули медвежью шкуру. Теперь

он должен был изображать самого страшного эаха. Ноздря сейчас же вошел в

свою звериную роль. «Медведь» с ревом бросался на девушек и женщин, а те с

визгом разбегались во все стороны, прятались за кусты и за летние шалаши.

Актер вскоре перестал быть актером. Он в самом деле чувствовал себя

медведем. Да и все окружающие признали это.

Дети плакали от страха и прятались в землянки. Молодые матери

прижимали к себе малышей и боязливо смотрели из-за кустов на то, что

происходило на лужайке.

В это время, подпрыгивая на одной ноге, приковылял к хороводу