Полосатый рейс (сборник)

— Погоди, погоди, придет время, артисты еще членами партии станут.

Сажин искренне рассмеялся:

— Может быть, и партийные балерины будут?…

Теперь расхохотались оба.

— Ну, пусть я хватил, — сказал Глушко, — ладно. В общем, договорились. Если что — поможем. Оклад, сам знаешь, у всех у нас один — партмаксимум: девяносто целковых. Не густо, но кое–как выворачиваемся. Ты ведь холостой? Вот мне похуже: жена, двое мальцов… Площадь тебе дадут — завтра зайди в жилотдел, а сегодня переночуешь у меня — я позвоню жене. Вот адресок. — Прощаясь, Глушко задержал руку Сажина: — А все–таки чертовски трудное время, скажу я тебе… Ну, пока, брат, дома увидимся…

По Ланжероновской улице шел товарищ Сажин. Он добыл из кармана френча большие старые часы — было ровно девять — и подошел к двери, рядом с которой помещалось название учреждения: «Посредрабис». Перед дверью, ожидая открытия, столпились актеры. Сажин дернул дверь — она была заперта.

— Не трудитесь, — сказал виолончельным голосом пожилой артист, — Полещук никогда еще не приходил вовремя.

И Сажин вместе со всеми стал ждать.

— …Нет, вы посмотрите, этот авантюрист Качурин опять набирает концерт, — сказала стоявшая рядом с Сажиным актриса своей собеседнице. Обе они смотрели на ярко одетого молодого человека — клетчатый пиджак, галстук–бабочка, кремовые брюки и кепчонка на затылке. Он записывал в блокнот имена актеров, с которыми вел тут же на улице шепотом переговоры.

— Тогда успел смыться, — ответила вторая актриса, — а то сидеть бы ему как миленькому… бросить людей, сбежать с кассой…

— Этого я не потерплю! — волновался за спиной Сажина маленький толстячок. — При моем голосе и моей тарификации не брать в поездку… Кого? Меня!

— Я ничего не говорю за ваш голос, — отвечал угрюмый лысый человек, — но…

Оглушительное кудахтанье и кукареканье заглушило продолжение диалога, — грохоча по булыжникам, проезжала подвода, груженная куриными клетками. Пьяный биндюжник нахлестывал кобылу. Куры и петухи орали вовсю.

Появился наконец секретарь Посредрабиса Полещук. Он шел подпрыгивающей походкой, то и дело почесываясь и водворяя на место вываливающиеся из толстого ободранного портфеля бумаги. Полещук удивленно посмотрел на очкастого посетителя в поношенном френче, галифе и сапогах. «Вы ко мне?» — спросил он Сажина, отпирая дверь.

— Я Сажин, отныне заведующий Посредрабисом, — резко ответил Андриан Григорьевич, — и хочу получить объяснение — почему вы сочли возможным явиться на работу с опозданием на тридцать минут.

— А… так это вы… — равнодушно произнес Полещук, — можете зайти. Вот вам кабинет. Будете восьмой.

— Что значит «восьмой»?

— То значит, что я уже пережил семь таких заведующих.

— Вы секретарь?

— Теперь — да, секретарь.

— Что вы хотите сказать этим «теперь»?

— Теперь — значит теперь. А в прошлом — я хочу, чтобы вы это знали, — в прошлом я артист цирка Арнольд Мильтон.

— Я тоже хочу, чтобы вы это знали, — никаких опозданий я не потерплю, каким бы замечательным артистом в прошлом вы ни были. И вам придется написать мне за сегодняшнее опоздание объяснительную записку.

— Хорошо, — Полещук пожал плечами.

— А теперь пригласите ко мне Качурина.

— Кого?…

— Качурина. Кем он тут у вас числится?

— Администратор… — удивленно ответил Полещук. — Откуда вы его знаете?… Сейчас кликну…

Подойдя к жесткому креслу, Сажин тщательно протер бумажкой сиденье, затем протер стол, выбросил бумажку в корзинку и сел. В кабинет заведующего вошел Качурин.

— Привет. Новый зав? Очень приятно.

— Снимите головной убор, — сказал Сажин.

— Простите?

— Головной убор снимите.

— А… пожалуйста, — Качурин смахнул кепочку и положил на стол. — Вы меня вызывали?

— Будьте добры, уберите головной убор со стола.

— А… пожалуйста, — молодой человек снял кепку со стола.

— Вы что — набираете концерт?

— Да. Имею предложение с Николаева.

— Из, — сказал Сажин.

— Простите?…

— Из Николаева.

— Так я же говорю — предложение с Николаева, они хочут…

— Хотят.

— Так я же говорю…

— Позовите, пожалуйста, секретаря, — прервал его Сажин.

— Пардон?

— Секретаря, пожалуйста, позовите.

— А… Это можно, — Качурин открыл дверь и поманил пальцем Полещука. — Новый зовет, — кивнул он в сторону Сажина.

Полещук вошел и показал Сажину кнопку звонка под столешницей.

— Когда надо — звоните. Ну, что у вас там, Качурин?

— Я организовал приглашение: Николаев, три концерта в клубе моряков.

— Что вы можете сказать об этом человеке? — спросил Полещука Сажин. — В двух словах…

— Даже в одном, — ответил Полещук, — жулик. Энергичный, но жулик.

— Какое вы имеете полное право… — начал было Качурин, но Полещук его оборвал:

— Может быть, рассказать херсонскую историю? Или что вы в Фастове с актерами устроили?…

— Так вот, Качурин, — сказал Сажин, — если я вас еще раз здесь увижу — не взыщите. Все.

— Вы еще не знаете мои связи… — нагло ответил Качурин.

— Пошел вон! — сказал Сажин и обратился к Поле–щуку: — А теперь попрошу вас познакомить меня с делами. И не забудьте написать объяснительную.

Полещук положил перед заведующим кипу бумаг:

— Это заявки, на которые надо ответить сегодня. А я пока пойду писать вам то, что вы хотите.

Он ушел. Сажин растерянно стал рассматривать бумаги. Он в них ничего не мог понять и наконец нажал кнопку звонка. Полещук не шел. Позвонил еще раз. Полещук явился:

— Извините, увлекся объяснительной…

Сажин рассмеялся:

— Ну ладно. Потом напишете. Давайте работать. Что это значит? — показал ему Сажин первую бумагу.

— Кинофабрика просит оповестить актеров о наборе массовки для фильма «Дело № 128». А это — союз Рабис сообщает, что тенору Белинскому установлена новая ставка — пять сорок пять.

— Ну и что мы должны делать?

— Для кинофабрики вывесить объявление, Белинскому отметить в карточке новую ставку. Напишите там и там резолюции.

— А где эти карточки?

Полещук подошел к шкафу:

— Вот здесь вся театральная Одесса. Мы выписываем путевки — большей частью разовые — на концерт, на киносъемку… бывает, и на постоянную работу.

— А бывают концерты без путевок?

— Левые? Вопрос! Сколько угодно.

— И что же вы делаете?

Полещук пожал плечами: