Полосатый рейс (сборник)

Началось кино. Первые ряды были заняты только мальчишками. Видовую они смотрели индифферентно, большинство ковыряло в носу. Дальше от экрана сидела взрослая публика — обыватели, красноармейцы, матросы с девицами.

Сажин сидел, как всегда, очень прямо, положив руки на колени, и Верка с удивлением поглядывала на него. Другие парочки — перед ними, за ними, рядом с ними — вели себя нормально, как принято в кинотеатре: обнимались, целовались. Кавалеры запускали руки за вырезы кофточек… в общем, шла жизнь. И только этот очкастый тип в френче сидел как истукан.

По временам Сажин кашлял, прикрывая рот, боясь помешать соседям.

Кончилась видовая, Анатолий зажег в зале свет, сменил бобину и отдал ее одному из своих помощников — Биму:

— Дуй в «Ампир»!

Тот схватил пленку и бросился вниз по лестнице. Картины демонстрировались «впереноску» — сразу в двух кинотеатрах.

Аппарат заряжал второй помощник — Бом.

Зрительный зал грыз семечки. В антрактах — а они бывали после каждой части — зрители принимались за семечки.

На этом сеансе было только одно исключение — Сажин.

Анатолий проверил, как заряжена пленка, и сказал Бому:

— Ну, с богом, начинай… Не подведешь?

Бом взялся за ручку аппарата:

— Что вы, дядя Толик, у меня же такой учитель…

— Не подхалимничай. Этому я тебя как раз не учил. Ну, давай. Помни: рука ходит свободно… вот так…

И Бом начал свою карьеру: завертел ручку аппарата.

На экране, прямо из стены, появился вампир в черном и стал подкрадываться к мирно спящей в кровати блондинке…

Возвратясь домой, Сажин и Верка прошли через кухню. Здесь были те же женщины, что и утром. Вошедших встретили недоброжелательно, ироническими взглядами. Лизавета открыла было рот, собираясь произнести что–то в высшей степени ехидное, но Верка опередила ее, бросив на ходу:

— Можете нас поздравить с законным браком… — и ушла вместе с Сажиным.

Тут произошло нечто подобное немой сцене в гоголевском «Ревизоре»: все намертво застыли в тех позах, в каких застал их этот удар грома. Длилась и длилась мертвая пауза. Наконец Лизавета первой стала приходить в себя:

— Нет, я от этой девки с ума сойду — это как минимум…

Верка сидела на кровати и с недоумением смотрела на то, как Сажин укладывает на пол тюфячок. В открытое окно вливались звуки знойного танго. Не такой уж была Верка сложной натурой, чтобы нельзя было разгадать по выражению лица ее мыслей. А думала она, глядя на действия Сажина: «Неужели этот чудак вправду собрался лечь спать отдельно?»

Между тем Сажин, выкладывая бумаги из кармана френча, достал и билеты в кино, которые не мог найти.

— Вы ложитесь, Сажин?

— Да. И вам советую. Поздно.

— А у вас папироски не найдется?

— Вы разве курите?

— Бывает. Когда есть с чего.

— Возьмите на подоконнике. Я набил вчера.

Верка закурила. Легла на кровать поверх одеяла.

— Я не смотрю, — сказал Сажин, — можете раздеться.

— А зачем? И так полежу… Как божья матерь.

— Я потушу? — спросил Сажин.

— Тушите, — с некоторой иронией ответила Верка.

И в комнате стал виден только огонек ее папиросы.

В Посредрабисе дел было невпроворот. К повседневным заботам — формированию концертных бригад, трудоустройству технического персонала, организации выступлений и поездок на коллективных началах — на «марках» вместо твердых ставок, к разбору бесконечных трудовых конфликтов — прибавились еще киноэкспедиции.

Их было в Одессе уже две, когда приехала третья.

Сажин увидел ее, идя утром на работу. Как и все прохожие, он остановился и глядел на шумный кортеж извозчичьих пролеток, двигавшихся со стороны вокзала. Нагруженные чемоданами, корзинами, ящиками, осветительными приборами, зеркалами и отражателями, пролетки двигались медленно, и сидевшие в них молодые люди перекрикивались, чему–то смеялись, что–то передавали «по цепи».

— Киношники приехали! — слышалось в толпе. — Мало нам своих одесских!..

— Все мальчишки, ни одного солидного человека!..

— А этот лохматый, интересно, кто у них? Бухгалтер, что ли?

— Режиссер, говорят.

— Бросьте. Такой режиссер? Смешно.

— Это Эйзенштейн, что вы, не читали?

— Представьте, не читал.

В Посредрабисе Сажин застал Полещука, сидящего на своем месте. Посетителей еще не впускали.

— Там вас в кабинете угрозыск дожидается, — сказал Полещук. — Они тут задержали иллюзиониста Назарова.

В кабинете Сажина действительно находились сотрудник угрозыска Свирскин, милиционер и седенький старичок иконописной внешности в старомодном сюртуке.

— Кто это, по–вашему? — спросил Свирскин.

Сажин посмотрел на старичка.

— Назаров. Иллюзионист.

— Верно. А вы знаете, какие такие иллюзии показывает этот Назаров—Белявский-Куколка—Костромич-Рыбка—Пузырев? Медвежатник это. Отпетый медвежатник. Сейфы вскрывать — вот его иллюзии. А вы ему добренькие справочки даете — артист.

— Это действительно правда? — обратился к старичку Сажин.

Тот пожал плечами:

— А что это такое — правда? Вы знаете? У господа нашего Иисуса Христа одна правда. У Моисея другая. Магомет отрицает обе, а ваше ВКП (б) объявляет все их правды опиумом для народа.

— Ну, вы, Назаров—Пузырев, собачью эту чепуху тут нам не разводите, — сказал Свирскин, — четыре сейфа за один только этот месяц… Магомет… В общем, пошли. И учтите, Сажин, я доложу, что у вас тут за артисты ошиваются.

Звонок оторвал Полещука от работы, и он вошел к Сажину.

— Скажите, товарищ Полещук, каким образом мы можем выяснить, кто у нас действительно артист, а кто примазался?

— Проще простого. Провести переквалификацию.

— Это что такое?

— Ну, экзамен. Посадить авторитетную комиссию — режиссеров, актеров, и пусть каждый покажет перед ней свой номер. Если, конечно, вы хотите чистку устроить…

— Да, именно чистку.

— Вообще–то у нас действительно есть от кого избавляться. Справка им нужна. Другой раз просто не отобьешься.

— Что ж, составляйте комиссию.

— Разрешите? — раздался взволнованный голос, и в кабинет вошли три актера.

— Я вас слушаю… — Сажин пригласил их сесть, но актеры были крайне возбуждены и окружили стол.

— Мы к вам за защитой, — начал голосом «благородного отца» высокий, седой актер. — Можете себе представить…

Они перебивали друг друга, каждый старался скорее изложить суть дела.

— Эта киноэкспедиция…

— У нас точные сведения… тут уже неделю их передовой…