Полуночное солнце

– Кто говорит?

– Марк Матвей из «Эмбер». Я вас отвлек от какого-то дела? Может быть, мне перезвонить позже?

«От какого?» – подумал Бен. Он всматривался в лес так, словно тот мог ответить, чему именно помешали Эллен и этот рекламщик, сам не понимая, зачем он это делает.

– Это неважно, – произнес он в трубку.

– Хотите услышать, какой мы утвердили план?

Бену почему-то представилось, как воздвигают какое-то изваяние, идол.

– Продолжайте, – пробормотал он.

– У вас будут выступления в Лидсе и Норидже.

Бена так и подмывало передать трубку Эллен, пока он пытается обуздать понесшиеся вскачь мысли.

– Выступления?

– Ну да, в книжных магазинах. Будете раздавать автографы. Вы уверены, что вам сейчас удобно говорить?

На мгновение Бену показалось, вопрос задан из-за присутствующей здесь Эллен, но потом до него дошло, что укоризненные интонации в голосе рекламщика относятся к нему.

– Я же сказал, да. И когда они состоятся, эти выступления?

– Лидс ровно через неделю, а Норидж в следующую за ним пятницу.

Эллен улыбалась, и Бен не без труда понял почему.

– Подписывать книжки в Лидсе мы сможем оба, – произнес он.

– Я дам знать магазину. Время ланча вас устроит?

– Все равно.

Марк Матвей пообещал изложить все подробности в письме, и Бен уже собирался положить трубку на рычаг, когда Эллен остановила его.

– А что с Лондоном?

– Моя жена спрашивает, что насчет Лондона.

– Интервью для нескольких газет за день до Нориджа. Можно совместить это с ланчем у нас.

– А корреспондент не сможет приехать к нам в гости? – спросила Эллен одними губами.

– А корреспондент не сможет приехать к нам в гости?

– Говард Беллами никогда не покидает пределов столицы, если только речь не идет о звездах первой величины, а вот его интервью – сколько угодно. Одно я читал даже в журнале для пассажиров, когда летел домой из Франкфурта в этом году.

Эллен наклонилась ближе к трубке, и Бен сразу же отдал ее ей.

– Единственная проблема, мы не сможем присутствовать на интервью оба, – произнесла она. – Даже если детей пригласят с нами, у них сейчас учебный год.

– Решение иметь детей отражается на карьере, миссис Стерлинг, – сообщил рекламщик и тут же быстро прибавил: – Понадеемся, что Говард Беллами к вам приедет. Между тем, я уверен, что смогу организовать вам встречу с местной прессой, если это вас заинтересует.

– Очень даже заинтересует. – Эллен поцеловала Бена в лоб, очевидно, чтобы он не обижался на ее дальнейшие слова. – Надеюсь, вы не подумали, что мой муж грубиян или ему на все наплевать. Просто, когда вы позвонили, он как раз закончил книгу.

– Вот это мы и хотели услышать! Передайте ему, что мы в восторге. Судя по его голосу, он заслужил отдых. Надеюсь, подготовленное нами небольшое турне немного его развлечет.

– Хорошо бы, – отозвалась Эллен с такой живостью, что Бену стало бы неловко, если бы он не был поглощен сияющей неподвижностью за окном. Даже если они понятия не имеют, о чем говорят, подумал он, может быть, они нечаянно наткнулись на правду. Может быть, когда он останется наедине с собой подальше от дома, то, что в нем зреет – и настолько бурно, что это даже как будто ощущается во всем изменившемся пейзаже, – проявится яснее.

Глава двадцать шестая

Всю следующую неделю оттепель только усиливалась. В некоторые дни улицы на вершине холма превращались в потоки истаявшего снега, по которым хлюпали сапогами дети, а сточная канава на Рыночной улице походила на настоящий горный поток в миниатюре. Все дни то и дело слышались шлепки снега, съезжавшего с крыш, и пронзительные вопли детей, стоявших внизу. Впрочем, стоило солнцу опуститься за лес, и в воздухе разливался холод, а по утрам садовые стены обрастали инеем, и несчастные растения искрились кристаллами. Снег на вересковых пустошах и горных вершинах еще лежал, но ближе к шоссе дорожки превратились в болото. Единственным местом, где снег казался совершенно не тронутым, был лес, и это означало, что тропинки там относительно твердые. Эдне Дейнти осточертело таскаться по грязи и слякоти, и потому она решила, что в четверг поведет собаку на прогулку в лес.

Четверг был коротким днем. К часу дня в почтовом отделении стало так людно, что Эдне пришлось буквально пробивать себе дорогу через толпу – через всех восьмерых, – чтобы запереть дверь перед носом у опоздавших.

– Почтовое ведомство могло бы подобрать вам помещение и попросторнее, – заметил старый мистер Брайс, прижимая одну руку к сердцу, а другой указывая на дверь таким жестом, словно знакомил с ней Эдну.

– Они бы не стали запихивать нас сюда, как селедки в бочку, живи мы в Лидсе или Ричмонде, – заявила миссис Тозер и снова принялась вслух пересчитывать свою пенсию.

Мистер Уотерс, вечно недобро косившийся на собаку Эдны, наконец перестал с подозрением рассматривать подошвы своих ботинок.

– Точно так же было, когда я работал в шахте. Можешь хоть всю жизнь орать во всю мочь, а начальство тебя так и не услышит.

– С глаз долой и растереть, – подытожила Эдна, проскальзывая за свою перегородку. Элфи отпросилась из-за простуды, а Кэт вечно тушевалась перед длинной очередью. Поэтому Эдна собственноручно отсчитывала пенсии, выражая сочувствие получателям, не все из которых с готовностью выслушивали ее банальности, и даже уговорила мистера Уотерса понадежнее упаковать посылку с гостинцами для внуков. Мистер Брайс упорно пропускал вперед себя всех женщин в очереди, низко им кланяясь и подкручивая свои армейские усы, хотя, когда он сам дошел до окошка, оказалось, ему всего лишь надо наклеить марку на открытку для племянницы из Эдинбурга. Эдне удалось выпроводить его из отделения, когда он договорился до того, что непременно набросает петицию о полном несоответствии помещения его назначению, и все остальные ее подпишут. Она закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, а потом жестами принялась подгонять Кэт. – Убирайся-ка отсюда подобру-поздорову.

Когда Кэт ушла, оставив после себя шлейф духов, которые всегда ощущались сильнее, если она тушевалась, Эдна опустила жалюзи и прибралась в отделении: разгладила рекламные брошюры, помятые малышней, и вернула их в кармашек над ручкой на веревочке, собрала зубчатые обрывки от блоков марок, липнувшие к рукам, и выбросила их в мусорную корзину. Она проверила записи в бухгалтерской книге, сделанные Кэт, сосчитала деньги в ящике стола, переложила их в денежный ящик и заперла его в сейф. Когда она выходила из почтового отделения, минутная стрелка на часах позади перегородки почти завершила свой подъем к двум часам.

Домик Эдны находился в трех минутах ходьбы вверх по Черч-роуд, на другой стороне от почтового отделения. Она еще не дошла до дома, а Голиаф уже залаял, узнав ее шаги по тротуару, расчищенному от снега. Пес стоял в окне, упираясь лапами о подоконник и прижимая нос к стеклу, а мисс Баузер в окне соседнего дома полностью копировала его позу.

– Просто на его улице сегодня праздник, – пояснила Эдна и прибавила, когда мисс Баузер с высокомерным видом отвернулась: – У нас в стране свобода слова, даже для собак.