Полуночный Прилив

Нереки подвинули фуры к помещениям для гостей и сейчас сновали между ними, страшась войти в селение. Тисте Эдур имели обыкновение смотреть сквозь тех, кого считали представителями низших народов. Это весьма пугало нереков, словно равнодушие Эдур умаляло сам факт их существования. С момента прибытия они, казалось, усохли и почти не реагировали на понукания Преграды. Они едва ли не забывали есть.

Серен искала Халла, надеясь, что он поговорит с работниками. Когда нашла, принялась гадать, не охватила ли его болезнь, сходная с упадком духа нереков. Халл Беддикт выглядел постаревшим, будто путь сюда дался ему великой ценой, а впереди ожидали горшие испытания.

Серен Педак оторвала взор от играющих детей и вернулась к сидящему Халлу. Мужчины легко строят и долго удерживают свои барьеры — но с нее довольно. — Нереки умрут, если не станут есть.

Он, казалось, не услышал ее.

— Отлично, — фыркнула она. — Что там еще несколько померших нереков. Счет у тебя большой…

Она ждала гнева. Ярости. Лучше было видеть его в гневе — это подтвердило бы, что кровь еще течет в его жилах. Но он лишь поднял голову и тихо улыбнулся в ответ на оскорбительные слова: — Серен Педак. Нереки ждут от Эдур признания — как и мы. Хотя мы, летерийцы, менее чувствительны к духовному урону, который желают причинить Эдур. Наши шкуры толсты…

— Это объясняется верой в так называемую «не ведающую ошибок судьбу». И что?

— Я привык считать, — отвечал он, снова увядая, — что толщина наших… доспехов лишь иллюзия. Хвастовство и самолюбивая наглость, скрывающие под собой неуверенность. Что мы живем при вечном кризисе, ибо придуманные нами для себя судьбы носят тысячи масок и ни одна не подходит…

— Как они могут не подходить, Халл, если изготовлены по совершенной модели?

Он пожал плечами и начал изучать свои руки. — Но во многих случаях наши доспехи воистину толсты. Непроницаемы для нюансов, слепы перед тонкостями. Вот почему мы так подозрительны к тонкости, особенно когда ее обнаруживают чужеземцы, инородцы.

— Мы, летерийцы, хорошо знаем игры обмана, — ответила Серен. — Ты рисуешь нас неловкими тупицами…

— Мы такие и есть, во многих смыслах. О, свои цели мы воображаем весьма отчетливо. Но предпочитаем игнорировать тот факт, что каждый шаг сокрушает кого-то, что-то, где-то.

— Даже нас самих.

— Да, именно так. — Он встал и Серен Педак вновь поразилась его стати. Громадный, но сломленный мужчина. — Я попытаюсь облегчить волнение нереков. Но ответ таится в реакции Тисте Эдур.

— Очень хорошо. — Она отвернулась. Дети все играли среди потерянных теней. Тихие шаги мокасин Халла стихали вдали.

«Очень хорошо».

Она направилась в село, на главную улицу, через мостик, к открытым воротам, во внутреннюю крепость, где строили дома знатные Эдур. Сразу за ними стоял Длинный Дом Ханнана Мосага. Серен помедлила на расчищенном пространстве перед палисадом. Здесь детей не видно — только рабы, спешащие по повседневным делам, и несколько воинов Эдур, тренирующихся с разнообразным оружием. Никто не обращал внимания на аквитора, по крайней мере не проявлял интереса, хотя она была уверена, что ее появление было замечено и каждый шаг отслеживается.

Неподалеку появились два раба — летерийца, несшие большую корзину мидий. Серен подошла к ним.

— Я должна поговорить с эдурской госпожой.

— Она идет, — ответил один из рабов, не поднимая головы.

Серен обернулась.

К ней подходила женщина — Эдур в окружении слуг. Выглядела она молодой, но ведь их возраст не различишь. Привлекательная, что вовсе не редкость. Одета в длинное платье полночно — синего цвета со вставками из парчи и золотой вышивки. Длинные каштановые волосы распущены.

— Аквитор, — сказала она на своем языке, — ты потерялась?

— Нет, госпожа. Я хотела поговорить с вами в защиту нереков.

Тонкие брови высоко взлетели на лице сердечком: — Со мной?

— С одной из Эдур, — ответила Серен.

— А. И что ты желаешь сказать?

— До тех пор, пока Тисте Эдур не примут нереков официально, они будут голодать и мучиться духовными переживаниями. Прошу оказать им милость.

— Думаю, аквитор, это всего лишь недоразумение. Разве не правда, что ваша аудиенция у Короля — Ведуна произойдет этой ночью?

— Да. Но разве это не гарантирует, что мы будем объявлены гостями?

— Ты хочешь требовать особого отношения?

— Не для себя. Для нереков.

Женщина помолчала, глядя на нее. — Скажи мне, если можешь, кто или что эти нереки?

Последовало несколько мгновений — Серен пыталась приноровиться к внезапно обнаруженному невежеству. Неожиданно, говорила она себе, но не удивительно — она всего лишь стала жертвой собственных допущений. Кажется, летерийцы не уникальны в своей самовлюбленности. Или наглости. — Прошу прощения, госпожа…

— Меня зовут Майен.

— Прошу прощения, Майен. Нереки — это слуги Бурака Преграды. По статусу равны вашим рабам. Они из племени, поглощенного Летером некоторое время назад, и теперь отрабатывают долги.

— Присоединение к Летеру влечет долги?

Серен сощурилась. — Не прямо… нет, нет, Майен. Тогда случились особенные обстоятельства.

— Да, конечно. Обстоятельства всегда случаются, так ведь? — Эдур слегка коснулась пальцами губ. Казалось, она принимает решение. — Тогда веди меня к этим нерекам, аквитор.

— Извините… Сейчас?

— Да, чем быстрее освободится их дух, тем лучше. Или я не поняла тебя?

— Нет.

— Думаю, благословения любой Эдур хватит для твоих несчастных дикарей. Я не вижу, как это может помешать тому, что будет с вами делать Король — Ведун. Я уверена, не помешает. — Она бросила одной из служанок: — Пернатая Ведьма, сообщи, пожалуйста, Уруфи Сенгар, что я задержусь, и уверь ее, что это ненадолго.

Девушка по имени Пернатая Ведьма поклонилась и поспешила к длинному дому. Серен уставилась ей вслед. — Майен, могу ли спросить — кто дал ей такое имя?

— Пернатая Ведьма? Разве это не летерийское имя? Рабы — летерийцы, родившиеся здесь, получают имена от своих матерей. Или бабок? Какие среди вас приняты обычаи? Я об этом особенно не размышляла. Зачем?

Серен пожала плечами. — Старинное имя. Не слышала, чтобы его использовали, разве только в книгах по истории.

— Мы идем, аквитор?

* * *

Удинаас сидел на скамейке у входа, выбирая чешую из корзины с сушеной рыбой. Руки покраснели, отекли и потрескались от соленого клея, которым заливали рыбу. Он видел прибытие аквитора, ее уход с Майен; а теперь сюда приближалась Пернатая Ведьма. На ее лице была озабоченность. — Должник, — бросила девушка, — здесь ли Уруфь?