Полураспад

– Да...
– Алексей почувствовал, что краснеет от радости. Все она помнит.
– Но при живых детях... на шею снохе? А у меня сейчас никаких денег нету.

– Но ты мог бы у наших академиков занять... Там старух хорошо лечат. А ты же вернешься?

– Конечно.
– Алексей вдруг заволновался.
– Конечно.
– Ему показалось, что в слово "вернешься" Галя вложила особенный смысл.
– Я обязательно...

Однако Галя, видимо, чтобы чуть охладить разговор, добавила:

– А я решила - в Москву, в докторантуру...

Они опять замолчали.

– Ты правда, Галя, не хочешь выпить коньячку? Зябко на улице.

– А мы уже уходим?

– Она взяла в руки сумочку.

– Да что ты!
– испугался Алексей.
– Мы же еще...

– Не хочу. И ты не пей. Это бегство от действительности, как сказала бы твоя мать.

– Да. От живой советской действительности, от серьезных дел.

– Жалко ее, - сказала Галя.
– Я бы могла к себе взять... Моя-то умерла.

– Да?
– вырвалось у Алексея. Он действительно об этом не знал. Эгоист дерьмовый.

– Но у меня две девочки... надо их поднимать.

– Дочери?

– Нет, сестренки...
– Галя помолчала и вдруг жестко добавила: - Своих детей у меня не будет.

– По-почему?
– Алексею холодно стало от ее неожиданного признания.

– Потому что... немилый человек был. Да еще пил... убегал от действительности. Вот и развелись.
– Она снова взяла в руки сумочку и встала, собираясь уходить.
– А теперь уже не будет.

Безумно жалея Галю, он вышел вслед за ней в темную ноябрьскую ночь. Намеревался проводить, как прежде, но возле Старой крепости, на углу улиц Чернышевского и Лобачевского, она твердо сказала:

– Дальше сама!
– И чуть смягчила голос: - Позванивай. Или даже заходи в лабораторию. Мы же теперь над одной темой будем работать.

– Да, да, - закивал Алексей и подумал: "Если не уеду..." И тут же понял, что не уедет.

– И знай... я тебя не люблю.
– Маленькая фигурка одинокой женщины скрылась за углом, за старыми кирпичными домами. Почему она так сказала? Почему?!.

Явился он домой в час ночи, весь в снегу - долго еще бродил по городу. Ноги в ботинках закоченели.

Супруга выплыла в прихожую босиком, в ночной сорочке, обняла его, большая, горячая.

– Ты где так долго?
– Она не позевывала, как обычно, видимо, не спала, чувствовала, как зверь, чем он мучается. И уже в постели шепнула: - Ты знаешь, у нас будет еще один ребенок...

– Это как?..

– Ты забыл, как это бывает?

– У нас этого не должно было быть...
– У Алексея голова закружилась. Этого еще не хватало!

– Я тоже так думала, но, увы...

Утром за чаем, когда сын сидел в своей комнатке и старательно переписывал из одной, с кляксами, тетрадки в другую, новую, Бронислава, покосившись на пепельное лицо мужа, буркнула:

– Да пошутила, пошутила!
– И деловито добавила: - Да и некогда сейчас. Я тоже кандидатскую заканчиваю. Знаешь, в наших архивах есть такие материалы... Вот бы все это в компьютеры загнать... Дал бы мне какого-нибудь мальчика, а лучше умненькую девочку.

– Это можно, - ответил Алексей Александрович.

В самом деле, почему бы ее энергию не отвлечь на работу? Тем более что в лаборатории у него появилась новенькая, в биофизике ни бэ, ни мэ, из чистых физиков ( аспирантка Муравьевой), но в программах-то разбирается. Вот ее и послать к Брониславе - будет вечерами там колдовать, дадут ей полставки, крохи, конечно, но всё дополнительные деньги...

4

Веснушчатая, длинноногая Шура Попова с радостью согласилась работать у жены шефа и очень скоро в госархиве сделалась своим человеком. Придя с утра на основную работу, докладывала:

– Ваша жена такая умная... И там портрет ваш висит, рядом с портретами Ломоносова и Путина.

– Прекратите!
– Алексей Александрович хмурился.
– Займитесь делом, Александра Николаевна.

Старший лаборант Нехаев рядом хрюкает в кулак, ему смешно. Он ухаживает за Шурочкой с той поры, как она начала носить довольно легкомысленное платье с вырезом на груди, - словно прозрел, какая девица подрастает. Пока тянулась ненастная осень и батареи отопления были холодны, она пребывала в длинном свитере и джинсах - перемещалась по лаборатории как нечто бесформенное и мохнатое. А с ноября дали тепло, девушка подразделась, и Нехаев впечатлился.

Однажды, когда Шура особенно красочно рассказывала, какая мудрая и обаятельная Бронислава, как завивает волосы - по принципу китайской философии "янь-инь" - завиток туда, завиток сюда, Алексей Александрович довольно долго слушал и вдруг с горечью спросил:

– А вот если бы вы были моей женой... Вы бы меня любили?

– Я? Конечно!
– с придыханием ответила эта нескладная, но уже миловидная девушка в короткой юбке. Она порозовела.
– Я, может быть, и так вас уже люблю...

В гостях у БИОСников Алексей Александрович и Галина Игнатьевна если и встречались глазами, то вполне холодно, официально. Алексей Александрович так для себя и не понял: совсем они стали чужими или, наоборот, между ними что-то появилось соединяющее...

Тем временем в город окончательно пришла зима - снег больше не таял, грянул морозец. И сынок Митя, впервые выехав на лыжах, упал и вывихнул левую ногу.

Когда приятели приволокли его домой, он, бедненький, визжал, как заяц. Вызвали "Скорую помощь" - мощный сутулый врач дернул и вправил сустав. За несколько дней возле постели сына Алексей и Броня снова как бы сблизились. И поплакали, и поспали вместе, вечно зябнущий Алексей и жаркая женщина, разбросанная во все стороны, как белая Африка... И перестала она рыкать на вернувшуюся наконец от Светланы старуху, даже купила ей шерстяную кофту и умолила, буквально встав на колени, надеть ее:

– Мамочка! Я же от чистого сердца! Ну прости, если что было не так... прости!

И оттаявшая от неожиданной ласки мать Алексея, уронив слезинку, надела новую зеленую кофту... Снова мир, мир! И все же что-то надломилось в Алексее Александровиче, тоскливо ему и одиноко. Все время ждет нового удара судьбы. Может быть, на время для покоя все же развести женщин - в санаторий какой-нибудь матушку отправить?

Но стоило лишь заикнуться об этом, как мать наотрез отказалась:

– Сынок, нечего деньги переводить, я вполне здоровая.
– Наверное, подумала, что ее прочат в дом для престарелых. А уточнять, уговаривать сын не стал. Потому что и это не выход.

Однако мучайся-не мучайся, а жизнь идет своим чередом, тащит всех вперед, в будущее - так весенний ледоход уносил в детские годы на своей зеленой спине разорванную зимнюю дорогу с натрусанной соломой, лунки рыбаков, зазевавшихся собак и зайцев...

И человек упирается лбом в новые загадки и новые соблазны. Случилась неприятность: Шуру, проживавшую в общежитии молодых ученых, обокрали. Она пришла на работу зареванная, рассказала, что ездила вечером на концерт Аллы Пугачевой, вернулась поздно, а дверь открыта.