Поля Крови
Шрифт:
— Ваша светлость, Безымянный попутал, пусть наши имена дети забудут, если мы повторим такое. Господин, мы простые крестьяне, не губите! Жёны наши и дети без кормильцев останутся. Господин, вы ж так не только нас убьёте, с каждым ещё сам-пят, сам-шест сгинут. Они же без мужиков не потянуть хозяйство-то.
Я лишь скривил губы:
— Странное оправдание. Это что, я должен вас пощадить?
Лохматый поднял голову от земли и завопил:
— Судьям, судьям отдать, ваша светлость!
Я покачал головой:
— Откуда у меня на это время?
— Господин!
— Но ты не переживай. Уверен,
Снова подал голос Гамион:
— Они и пригреют ваших жён и детей.
Лохматый вскочил, схватился за меч, бросился на меня. И не только он.
Но это было глупо, хотя я бы тоже сражался до последнего.
Лишь пара из них хоть что-то умела с мечом. Они не продержались против моих воинов и десяти вдохов. И, уж конечно, я даже не достал своего меча.
Лохматый не мог быть идаром. Он неверно сжимал меч, неверно ставил ноги, неверно дышал.
И, уж конечно, он не мог быть одним из Великого дома Миус, которые использовали оружие, отравленное прахом Безымянного.
Его меч я перехватил голой рукой. Дар Хранителей делал мою кожу прочней стали. Не простолюдину, не знающему пути меча и даров, пытаться ранить меня.
Лохматый выпучил глаза, дёрнул меч, пытаясь освободить его из моей хватки.
Глупец, ни разу в жизни не видевший идаров в бою.
Я в ответ ударил его кулаком в грудь. Изо всех сил, что отмерили мне посвящение, тренировки и кровь десятков поколений.
Лохматого отшвырнуло от меня на десяток шагов. Он рухнул у самого костра, хрипя, бессильно царапая грудь и захлёбываясь кровью.
Мой удар проломил ему грудь и превратил его рёбра в острые обломки. Я равнодушно отвернулся от него и огляделся. Никто не ушёл.
Правда, некоторые оказались поумней лохматого и попытались прорваться, напав не на идара или воинов в богатой броне, а на Тощего. Но даже он убил своего противника, не получив ни одной раны. Растёт. Эдак к концу месяца можно будет его назвать младшим воином безо всяких скидок. Пусть порадуется.
Я повёл рукой:
— Освободите девушек, узнаем, из какой они деревни.
Глава 24
В шатре гонгана было тесно. Сегодня в нём собрались все командиры сборного отряда, гнавшего реольцев. Все его крупные командиры. Никого младше хёнбэна здесь не было. Но и так было тесновато. Впрочем, это была скорее вина шатра.
Гонган Крау повёл рукой, предлагая всем приглашённым рассаживаться вокруг стола. На нём была расстелена искусно начертанная карта.
Едва стих шёпот голосов, как гонган заговорил:
— Король благодарит нас за все сражения последних недель, — протянул руку в сторону. Расторопный слуга тут же вложил в неё свиток с большой королевской печатью. Гонган развернул его и дальше читал уже с листа. — Могучие идары Скеро, те, кому Хранители вручили долг защищать наши земли, я, Лавой Умбрадо, король Скеро, благодарю вас за мужество и силу, которые позволили очистить от реольских выродков центральные земли и загнать их в ловушку охотничьих угодий. Впереди последняя битва, которая
окончательно докажет Реолу, как сильно он ошибся, зайдя так нагло на наши земли. Я верю в вас, идары Скеро, и ожидаю от вас победы и только победы.Опустив свиток, гонган Крау внимательно оглядел собравшихся и негромко закончил:
— Слава королю Лавою.
Идары тут же вскочили, дружно рявкнули:
— Слава королю и долгих лет правления!
Гонган Крау скатал свиток и поинтересовался:
— Никто ничего не хочет сказать?
Ответом ему стало молчание. Гонган ухмыльнулся и махнул рукой:
— Садитесь, — едва идары опустились, как ухмылка исчезла с его губ. — Тогда я начну первым. В приказе короля есть приписка, что в качестве первой награды за победу над реольцами он дарует всем освобождение на три месяца от воинской службы и вы сможете вернуться домой на отдых. Можете сообщить об этом своим людям.
— Долгих лет правления королю Лавою!
Гонган Крау кивнул, и мягко, обводя всех внимательным взглядом, произнёс:
— Если кто-то посмеет сказать, что он более верен королю, чем я, то я без малейших сомнений брошу такому человеку вызов и накажу его за ложь. Но одно дело — официальные письма, которые рассылают писари короля, а другое дело суровая действительность войны. Этой странной войны.
Тишина в палатке стала оглушительной. Казалось, идары перестали дышать. И только слушали.
— Нет никакого сомнения, что мы не загоняли реольцев в ловушку. Если и есть в этом чья-то заслуга, то благодарить нам нужно... Кого, по-вашему?
Несколько ударов сердца за столом царило молчание, затем идар слева, Глебол, глухо ответил:
— Никого.
На нём скрестились взгляды всех остальных командиров, но он лишь сильней выпрямил спину, и не думая опускать взгляд или отказываться от своих слов.
Гонган кивнул:
— Продолжайте, хёнбен.
— Реольцы сами позволили нам гнать их сюда. Больше того, один из моих людей, тот самый, что отличился в битве за алтарь, докладывал мне, будто Кровавый воин перед смертью хвастался, что пленных они отправят к Ожерелью, — заметив взгляды, Глебол пожал плечами. — Я докладывал об этом господину.
Гонган кивнул:
— Всё так и было. Приятно слышать, что вы не только бездумно выполняете мои приказы, хёнбен Глебол, но и думаете, пусть у вас и была подсказка. Но одного здравомыслящего командира мало. Кто ещё выскажется, доказав, что я могу доверять ему воинов?
— А что, уважаемый гонган, доказательств прошлых схваток наших отрядов с реольцами уже недостаточно? Теперь нужно ещё и болтать языком?
В шатре снова исчезли все звуки. Гонган вскинул брови и оглядел сказавшего это идара. Хёнбен Тирис из Дома Балталк, что на западе. Заметил:
— Раньше вы предпочитали молчать, хоу.
Тирис мотнул головой:
— На совещании перед нашим разгромом я не молчал. Правда, это и было ещё при хоу Учлуне.
Его сосед не выдержал:
— Ты на что намекаешь? Что мы снова проиграем? Да ты в своём уме? Все последние...
Гонган Крау поднял руку и призвал к порядку:
— Тихо, — Тирису приказал. — Продолжай, говори, что тебе не нравится.
Тот коротко буркнул:
— Нас тащат в ловушку.
Гонган потребовал: