Поляна, 2013 № 02 (4), май

Кончилось тем, что двери захлопнулись буквально за несколько шагов перед ним. Я в сердцах плюнул. Но в следующую секунду, неизвестно по какой причине, двери вдруг снова распахнулись, и он, весело подмигнув мне, преспокойно вошел в вагон. Я смущенно отвел взгляд в сторону. Двери захлопнулись. Но я уселся неподалеку от него и стал незаметно его рассматривать.

Это был белокурый молодой человек с открытой, эдакой простецкой матросской физиономией. Если уж они существуют, любимцы богов, то, наверное, физиономии у них именно такие.

Впрочем, физиономия физиономией, но должны же быть и какие-то более существенные признаки. Нет, ничего характерного, отличающего его от обычных людей я в нем не находил. Стандартная стрижка. Стандартная рубашка в клеточку, аккуратно отглаженные (а, скорее всего, не мнущиеся) брюки, сандалии. С такой внешностью он мог быть кем угодно: милиционером или военным в штатском, вором, мелким менеджером или клерком из конторы, врачом, учителем, журналистом и т. д.

Через пару-тройку станций он поднялся к выходу. Я последовал за ним. Абсолютно ничего выбивающегося из нормы. И все-таки я готов был поклясться: что-то было. Что-то я ощущал, стоя возле него. Мы были в тамбуре вдвоем. Поезд тормозил, когда в тамбур вошли контролеры. Здоровенные такие, агрессивно-красные бабы со своими никелированными, похожими на кастеты, компостерами. Черт, у меня ведь нет билета! — запоздало спохватился я, представив, как сейчас они привяжутся, всю душу вытрясут. Молодой человек взглянул на меня и шутливо приподнял бровь: попались, мол, приятель. Мне показалось, что вокруг нас распространяется какое-то едва заметное веселое сияние. Как бы взошло сразу множество микроскопических радуг, которые искрились и переплетались.

— Что, зайчики, натурой будем рассчитываться, а? — послышалось у нас за спиной.

Не успел я придумать ответную остроту, как бабы-контролеры, почему-то бросив нас, похихикивая, проследовали прямо в вагон, а мы вышли через распахнувшиеся двери на освещенный вечерним солнцем перрон.

— Твои знакомые? — подмигнул мне молодой человек.

— Я думал — твои… — пробормотал я.

— Значит, — усмехнулся он, — как всегда повезло.

— Ага, — кивнул я, пытаясь понять, что произошло, и все еще находясь под впечатлением от странного ощущения, вроде того распространившегося вокруг нас веселого сияния.

— Ты посмотри! — снова усмехнулся он, шагая вперед и показывая пальцем куда-то прямо перед собой, под ноги.

На перроне, несмотря на изрядный сквозняк, поднятый уносящейся прочь электричкой, как бы приклеенные, лежали несколько новеньких стодолларовых купюр. Мы машинально оглянулись вокруг, но перрон, несмотря на отнюдь не поздний час, был на удивление безлюден.

Это было уже не слабое, а совершенно отчетливое веселое сияние, к которому еще и примешивались какие-то приятные ароматы и звуки.

Странно, но сама ситуация и вид оброненных кем-то долларов показались мне не вопиющей и нелепой, а такой обыденной, естественной, словно я наблюдал подобное каждый день.

Он наклонился, спокойно поднял деньги и посмотрел на меня.

— Будем делить?.. Тебя как зовут?

— Ты нашел, — сказал я. — Я тут ни при чем.

— И верно, — согласился он, но тут же, не считая, сунул мне в руку половину денег. — Все равно. Держи, — сказал он, — на счастье.

Мне и в голову не пришло заподозрить в нем уличного афериста, да и не было тут вообще никаких афер. Я машинально шагал рядом с ним, не веря собственным ощущениям.

Так я познакомился с первым из них.

Аркашка Цветков и впрямь мог принадлежать к одной из вышеперечисленных профессий. Но в том-то и дело, что никакой определенной профессии у него, непоседливого, где-то учившегося и чему-то недоучившегося, не имелось. Потому что по натуре он был, мягко говоря, хоть и милым, но, безусловно, закоренелым шалопаем. Если не сказать раздолбаем. Зато характера самого покладистого и легкого. Скорее сообразительный, чем умный. Летал по всей Москве, а частенько и много дальше. Когда спал — непонятно. У него всего было понемногу: три жены, четыре любовницы, детишки, несколько мест работы, где он благополучно числился и даже иногда получал зарплату, музыкальные и литературные дарования, благодаря которым распевал романсы на дружеских пирушках, в клубах и ресторанах, что-то писал, иногда даже публиковал, актерствовал, появляясь в полулюбительских постановках и капустниках. При этом он вовсе не был (да и не стремился к тому) непременным центром компаний. А так — вдруг покажется, расскажет анекдотец или побасенку, пощиплет-переберет струны, изобразит что-нибудь в лицах, — и растворится во всеобщем шуме и гаме.

Но, самое главное, Аркашка Цветков постоянно находился в сгущении каких-то счастливых совпадений, которое и продуцировало замеченное мной с самого начало веселое сияние, его окружавшее. Я уже ни на йоту не сомневался, что нашел одного из тех, кого искал. Благодаря Аркашке Цветкову, на меня не только нежданно-негаданно свалились упомянутые доллары (и не только они), но на его примере я смог сделать самые неожиданные наблюдения и практические выводы, подтверждавшие многое из того, что еще недавно казалось мне туманной мистикой.

Во-первых, через него я сразу приобрел кучу новых знакомств. Причем все это были не какие-то случайные люди, а словно нарочно, как по «списку» подобранные личности, обладающие определенными качествами и, не побоюсь этого слова, принадлежностью к некоему избранному кругу.

Несколько дней я был занят составлением уже не фигурального, но вполне реального списка реальных людей, которые попадали под категорию счастливцев и с которыми я собирался свести знакомство в целях их дальнейшего изучения.

Удивительно, однако, то, что рядом с Аркашкой и я, человек по натуре не слишком общительный и деятельный, вдруг ощутил своего рода прилив вдохновения. Словом, пошло-поехало.

Я стал ездить с визитами, как какой-нибудь Чичиков, поразительно легко очаровывая моих новых знакомых, вел игривые, вокруг да около, с виду ничего не значившие, ни к чему не обязывающие разговоры. Но в отличие от Чичикова, мне достаточно было сделать один-единственный намек в определенном, интересовавшем меня направлении, как мы мгновенно понимали друг друга. Своего рода особая техника общения. Исключительно на подтексте.

Но одно меня поразило больше всего. С самого начала я заподозрил удивительную вещь.

Они не чувствовали себя одинокими, как люди обладающие особыми качествами. То есть отлично знали о существовании себе подобных! Более того, вовсе не были какими-то разрозненными счастливцами. Они были несомненно объединены! По крайней мере, знали о ближайших своих собратьях. Я лишь пунктиром, шутливо намекал о том, что мне известно, и они явственно давали понять, что игра принята, и именно от них я узнавал о новых связях, о других счастливцах. То есть наши встречи не были случайными. И после каждой новой встречи я все более явственно начинал видеть перед собой словно выплывающие из тумана контуры странного сообщества — эдакого клуба или тайного братства, сама принадлежность к которому делает каждого из них еще удачливее и сильнее.

Составился также вполне определенный тип людей, которые попадали под интересующую меня категорию. Это были самые разнообразные физиономии. Среди них отыскались и некий пожилой доктор-целитель, инженер-конструктор, музыкальный журналист, домосед-компьютерщик, администраторша популярной певицы, полковник МВД, помощница депутата, сотрудник рекламного агентства и даже практикующие супруги психиатры-психоаналитики. Через самое короткое время я успел отлично к ним присмотреться.

Упомянутый доктор-целитель Алевтин Пальцев успевал с утра, играючи, излечить толпу страждущих, а вечером закатиться в ресторан с молоденькой подружкой. Шутил-балагурил, рассказывал, что врачует, исцеляет не столько лекарствами, народными примочками и положительными энергиями, сколько исходящим от него легким ароматом коньяка, шоколада и девичьих поцелуев.