Полярные байки

За таким невеселыми мыслями я и вспомнил тот праздник.

Сначала директор оленеводческого совхоза Гирамнур Хабирович Кадыров провел официальную часть. Этот Кадыров был знаменитый и авторитетный начальник, он знал ненецкий язык, и все относились к нему очень уважительно. Апофеозом его мудрости и значительности были встречи в его кабинете с местным населением, и, когда он затруднялся ответить на какой-то щекотливый вопрос, он медленно подходил к книжному стеллажу, важно и тихо говорил: «Надо посоветоваться с Ильичом». Доставал наугад один из пятидесяти томов Ленина, что-то внимательно вычитывал там, потом выносил решение. Я несколько раз видел этот фокус, и всегда это вызывало почти благоговейную реакцию у ненецких авторитетов. С Ильичом спорить никто не решался.

После официальной части молодой начальник экспедиции пригласил фронтовиков своей организации на праздничный обед, накрытый в конторе, а Кадыров увел своих в сельскую столовую. От совхозного клуба до экспедиционной конторы было километра два по разбитой и изрядно подтаявшей снежной колее. Поселок Сё-Яха находится в северной части Ямальского полуострова. В начале мая круглосуточно стоит солнце, и, если тихо и нет пурги, гулять там одно удовольствие.

Собственно, настоящих бойцов, воевавших на фронтах, среди нас было трое. Но по дороге как-то ловко к нам примкнул взрывник Витя Покедин. Он еще в клубе был самым нарядным и заметным и по инерции сошел за фронтовика. Потом уже за столом его быстро вычислили. Он начал врать что-то про сына полка, быстро запутался и честно признался, что очень хочет выпить за участников. Его оставили на банкете без права голоса.

Отвлекусь. Наверное, не к месту. Через год Витя погиб, но не на взрывных работах, а пьяный в своем балке. Стандартная история: незатушенный «Беломор», загорелась кровать. Без доступа воздуха он изрядно провялился и, когда его несли за руки и ноги, был страшно маленьким; тело лопнуло сзади и вывалились и болтались на каких-то нитках две почки.

Хоронили Витю в воронке от взрыва, потому что никакой возможности не было долбить мерзлоту на ненецком погосте с могилами в виде нарт. Гроб стоял среди огромных вывороченных глыб. Было пасмурно, прямо над головами неслись серые тучи, небольшая группа уныло молчала, а начальник произнес такую речь:

– Хороший человек был Витя Покедин. – Помолчали. Потом, повысив голос: – …но умер как собака. И все вы, суки, помрете так же, если будете жрать спирт литрами.

Впрочем, борьбе с пьянством это мало помогло. Тем не менее именно этот коллектив открыл почти все газовые месторождения полуострова Ямал.

Запомнился мне Витя веселым, лукавым, незаконно примкнувшим к фронтовикам на том празднике.

Вернусь к столу. У меня отец всю войну бомбил фашистов на самолете ТБ-3, и потому для меня с ранних лет и до преклонного возраста этот праздник Победы самый настоящий. Как начальник, первый тост сказал я, а потом начались фронтовые рассказы. Вернее, так планировалось. Но не дождались мы героических историй, описаний победных наступлений или горьких провалов. Упорно не хотели мои фронтовики описывать батальные картины.

Они все больше вспоминали случаи из повседневного военного быта. Я тогда подумал: вот профессионалы, все делают четко, автоматически, чего тут рассуждать. Настоящий водитель не будет же рассказывать, как он правой ногой на тормоз нажал, руль вывернул влево и прочие технические детали… И еще похоже было, не любили они войну и себя в ней. Приходилось, конечно, и убивать, и наступать с криками «За Родину!», и прятаться позорно. И встретить вместе со всеми долгожданную Победу. Но не приведи Господь еще раз с таким столкнуться.

Самому старшему, Аркадию Ивановичу, было около шестидесяти. Высокий, худой, с манерами старого интеллигента. Года через два мы с ним работали в Надыме, так он сразу сошелся с ссыльным графом. Граф до революции стал инженером и очень пригодился при прокладке железной дороги Салехард – Игарка. После смерти вождя мог уехать в родной Питер, но остался жить на берегу реки Надым. Людей сторонился, но Аркадий Иванович быстро нашел с ним общий язык.

Я Аркадия Ивановича немного побаивался, хоть и считался его начальником. Он был суров, прекрасно поставленная речь помогала ему изысканно материть коммунистов с их властью, и войну с ее бездарными командирами. Когда московская жена выправила ему путевку в Индию, он надел для фото мой пиджак и белую рубашку с галстуком, и свои засаленные ватные штаны, и валенки с галошами и пошел в больницу за медицинской справкой.

Когда он заглядывал в очередной кабинет и здоровался хорошо поставленным строгим голосом, медперсонал тушевался. Но, когда он весь появлялся в кабинете, никто не мог совладать со своим лицом и скрыть, как ему казалось, презрительную реакцию. Помаявшись немного, он гордо удалился из больницы, объяснив мне, что индусы еще не заслужили, чтобы он собирал в спичечный коробок кал на сорокаградусном морозе.

Все четыре военных года он честно на переднем крае прослужил рядовым в пехоте. В День Победы он вспомнил, как каким-то хитрым способом они добывали у немцев тушенку. К сожалению, позже я потерял с ним связь.

Второй фронтовик, дядя Яша, был мне почти как родственник. Он гостил у меня проездом к мужу своей старшей дочери. Интересно, что и сейчас, когда мне под семьдесят, а ему под девяносто, я по-прежнему зову его «дядя Яша». Так я привык с детства, когда с ним познакомился. Муж его дочери Володя является моим другом с шестого класса. Потом мы вместе учились на геофизиков, затем после института он поехал на Гыданский полуостров, а я на Ямал.

Дядя Яша вышел в отставку полковником и теперь от избытка энергии решил навестить своего зятя. Но лететь на Гыдан из Тазовского напрямую я его отговорил, поскольку у Володи с его начальником в то время были непростые отношения. Начальником Володи был один из самых молодых в СССР лауреатов Ленинской премии, первооткрыватель месторождений Леня К. Это человек удивительной отваги и частично безрассудности, и, соответственно, он терпеть не мог всяких там маменькиных сынков. В категорию «маменькиных сынков» автоматически попадали дети больших начальников, а у Володи, на его беду, папа был заместителем начальника областного КГБ, а мама – секретарем горкома партии. Еще в одном балке на сейсмостанции с Володей работал Игорь, у которого папа был не только лауреатом Ленинской премии, но еще и Героем соцтруда и начальником всех геофизиков. Так что Лене К. было где развернуться. Он держал этих несчастных операторов, которым крупно не повезло с родителями, буквально в черном теле и нещадно гнобил их по всякому поводу.

Добраться до полевого отряда, где Володя героически доказывал, что он не «сынок», можно было только на экспедиционном самолете под полным контролем Лени К. Леня, конечно, с полным уважением посадил бы тестя-полковника на борт, но от одного выражения его лица Володя мог окончательно упасть духом. Поэтому я помог дяде Яше добраться до Сё-Яхи, а дальше после девятого мая планировал отправить его на своем экспедиционном самолете. Благо что у меня их было три на базировке. Тогда дядя Яша появился бы в отряде независимо и как бы неожиданно, и Володе не пришлось бы просить начальника: он вроде и ни при чем.

Мой отец знал о Лене. При распределении он решил отправить меня на Ямал к легендарному Арташесу Арамовичу, участнику войны и ветерану освоения Заполярья. На этом мои привилегии закончились. Удивительно, в то время большим начальникам и в голову не приходило устроить детей, например, в аспирантуру в большом городе. Короче, дядя Яша приехал ко мне как раз ко Дню Победы.

Я встретил его у самолета, который садился прямо на лед реки Сёяхи. Он выскочил из Ан-2 – веселый, бодрый, широкоплечий, высокий, в форме летчика полярной авиации и роскошных собачьих унтах. Так шикарно не одевались даже полярные летчики московского летного отряда. Сразу было видно, что этот цветущий пятидесятилетний мужчина с уверенными движениями и военной выправкой и есть настоящий полковник. Думаю, если бы не пятый пункт, он дослужился бы и до генерала.

Дядя Яша привез посылку от родителей, где, кроме всего прочего, была и жидкость для волос, которую мои приятели сразу радостно выпили. На том банкете дядя Яша рассказал, как встретился в конце войны с американцами. По его мнению, это были самые классные парни в мире.

Он и сейчас уверен в этом. Мы общаемся по скайпу, иногда ведем длинные разговоры:

– Дядя Яша, жалуются на вас, что не прячетесь в бомбоубежище. Те четырнадцать секунд после сирены, которые отпущены для достижения бронированной комнаты, вы созерцаете море. В вашем Ашдоде ракеты и летят с юга. Зачем же вам лишний раз подставляться?