Полюби во мне тьму

– Это голос мужчины, который принимал роды. Ну, помните, милорд, я рассказывала, что родившийся ребенок ослепил меня своим сиянием.

– Безумные не нужны в Дивном саду, - едва разжимая челюсти, произнес Джордано. – Забирайте ее к себе, я не против.

– Ты видела, как родилась дочь Света? – не обращая внимания на слова старика, Темный Владыка выгнул бровь. – Интересно, кто же ее мать?

– А отец-то кто? – не удержалась от своего вопроса Дуня.

– Он и есть отец. Перед тобой сам Светлый Владыка, - также доверительно зашептал ей на ухо Его Темнейшество. И длинным острым ногтем поправил усопшей челюсть, которая распахнулась сама по себе. – Поклонись ему, что ли…

Дуня сделала шарк ногой и неловко растопырила руки.

– Необученные мы, - извинительно пробубнила она, рассматривая ничем не примечательного старикашку. – И даже не приодетые по такому случаю…

Разочарование, нарисовавшееся на лице усопшей, подметил и сам «старикашка», а потому через мгновение предстал во всей красе. Серебристые волосы Владыки Света стали гуще и длиннее, плечи из согбенных развернулись так широко, что сразу выдали в нем существо с недюжинной силой. Со лба исчезли глубокие морщины, а нос и рот приобрели настолько красивые очертания, что Дуня с придыханием окрестила их «боже-е-е-ственными». А серые мудрые глаза засветились таким ярким светом, что без боли на них и не взглянешь.

– Ах-х-х-х! – в восторге выдохнула Дуня.

– «Я что, мучил сковородой самого Владыку Света?» - Кразимион, в отличие от Дуни, удержал свою челюсть в прежнем положении, никому не желая показывать, как его ошеломило открытие. Хотя, если бы Краз отвлекся и огляделся вокруг, то сразу бы понял, что при всем желании не смог бы выглядеть глупо в чужих глазах, поскольку по мановению чей-то монаршей руки у весов остались только оба Владыки, он сам и Дуня. Пограничники и охрана властителей, не мешкая ни минуты, отошли на безопасное расстояние, понимая, что сейчас на площади будет жарче, чем в жерле Доминанта. Врата, полыхнув синим пламенем, отпугнули «неживую» очередь и непроницаемым щитом отгородили «запорожье» от Той Стороны.

– Милая, как ты думаешь, кто был матерью дочери Света? – зрачки Властителя Тьмы сделались змеиными.

– Не знаю. По имени он… - Дуня запнулась, понимая, что о существе с полыхающими очами «он» говорить неудобно.

– Его Светлейшество, - подсказал Кразимион.

– …Его Светлейшество женщину с крыльями по имени не называл.

– С крыльями? Вот как интересно. Какой-то из непорочных ангелов стал порочен? – тонкая улыбка изменила красивые черты лица Его Темнейшества, в них проскользнула неприкрытая насмешка.

Краз, придя в себя, полез во внутренний карман, достал перья, что подобрал на поляне, и протянул своему дяде.

Темный Владыка, прежде чем взять, успел подметить, как изменилось лицо извечного соперника. Люций нарочито медленно поднес к носу перья и, закрыв глаза, вдохнул запах. Когда он открыл их, там клубилась первородная тьма.

– Каси?! - взревел он и бросился на Владыку Света.

Опрокинутая на землю Дуня не успела прийти в себя, а Владыка Света уже держал Его Темнейшество за горло в попытке уйти от удара тяжелыми рогами, между которыми проскакивала белая искра. Нимб Первого из Первых, пришедший в движение от резкого наклона головы, легко срезал длинные рога, которые, упав на землю, обернулись двумя черными змеями.

– Кто такая Каси?
– любопытство Дуни, несмотря на поднятую пыль, шипящие молнии, крики, хрипы и ругань, было неудержимо. Продолжая отряхиваться от пепла, она встала за спиной Кразимиона, надеясь, что такая стена надежно защитит ее от кружащихся в драке противников.

– Касикандриэра. Пропавшая много веков назад возлюбленная Темного Владыки, -бросил через плечо Краз, но на посыпавшиеся вопросы: «Кто же этот демон, что схватился за нимб Его Светлейшества? Неужто сам Владыка Тьмы? Вот ведь какой хорошенький! А я-то думала...» ответа Дуня так и не получила. Кразимион, заметив, что все «запорожцы» напряженно следят за схваткой гигантов, кинулся вверх по хрустальной лестнице.

– Э-э-э-э...
– все, что успел сказать Советник по Благим Делам, когда его взяли в заложники.

– Где она?! Говори!
– крепкий захват локтем, и воздух в горло приближенного к трону ангела перестал поступать. По хрипу поняв непростое положение, в которое попал Советник, Кразимион поправился, нисколько не меняя грозного тона: -Покажи пальцем!!!

Дрожащий палец ткнул вперед, а потом согнулся пополам.

«За углом налево», - сообразил демон, и, не выпуская добычу из рук, поспешил в указанном направлении.

У белой, украшенной затейливыми вензелями двери Кразимион замер. Поразмыслив, решил не стучать, дабы не получить неожиданный удар, если проклятая дева, забыв о любви к нему, начнет метать молнии.

Демон погладил по голове заложника, советуя этим жестом вести себя тише, и осторожно надавил плечом на дверь.

Та распахнулась без скрипа, явив взору затаившего дыхание лазутчика светлую просторную комнату, в центре которой стояла ... золотая клетка.

В ней, спиной к двери, сидела Лючия и кончиком смычка чесала спину. Атласная черная ткань, накрывающая плечи девушки, неприятно шуршала. Но стоило смычку занять подобающее ему место - на брюхе шестиструнной виолы, из нее он извлек еще менее привлекательные звуки.

– Черт, - выругалась пленница (поскольку Кразимион заметил большой амбарный замок на петлицах золотой дверки).
– Как же трубадур это делает?

Следующая извлеченная из виолы нота заставил демона скривиться, а ангела уйти в локтевой захват по уши.

Минутное молчание музыкального инструмента было занято шуршанием ткани -Лючия опять чесала спину.

– Давай помогу, - демон протянул руку и сам поскреб атлас.

Лючия, походящая в черном плаще на нахохлившуюся птицу, на секунду замерла и, резко развернувшись, отбросила жалобно тренькнувший инструмент.

– Пришел...
– выдохнула она. Кразимион, услышав в этом слове все, что хотел, осклабился.

– Ждала?

Ангел дернулся, но демоническая ладонь, погладив по голове, успокоила.

– Да, - Лючия опустила прекрасные глаза. Румянец смущения залил ее щеки.

– Ну, тогда пошли?
– демон протянул руку к амбарному замку.

– Нет, - Лючия дерзко посмотрела в глаза демону.
– Не сдвинусь с места, пока не скажешь, что любишь, не споешь серенаду и не признаешься, каким был засранцем, когда бросил меня у озера с задранной юбкой.