Полюбить Дракона
Шрифт:
Однако, недолго это длилось.
Эван обернулся первым и взревел яростно, закинув страшную драконью голову к небу. Его золотая чешуя рдела, словно раскаленная, а крылья, раскрывшись над тропическим раем, защитили от града и лозу, и пещеру, где укрылась Диана.
Лео обернулся вторым, став черным, словно ночь. Его гибкое тело было меньше, чем у Эвана, и он стрелой, сложив крылья, вырвался наружу, вон из грота, выбрав отверстие побольше. С визгом и воем сцепился он с монстром, крушащим крышу княжеского замка, и было совершенно ясно, что его сил будет недостаточно, чтоб справиться с обезумевшим Андреасом. Но задержать
«Однако, что же там за чудовище такое, — злорадно думала Ирина, торопливо подбирая и глотая звезды, запутавшиеся в траве, — если и двоих драконов мало, чтобы с ним справиться?»
Братья-драконы плотно застряли в драке; Андреас, истерзанный ножом, истекающий кровью, исчерченный длинными ранами, в которых раньше переплетались лучи его звезд, превратился в чудовищного ящера, неповоротливого, но огромного и сильного. Пламя драконов хлестало его бронированную спину, не причиняя видимого вреда, и они проносились сверкающими стрелами мимо него.
Один удар огромной лапы способен был переломить хребет любому из них, но ящер был слишком неповоротлив, поэтому его лапы и хвост напрасно колотили по воздуху и зубы клацали, не достигнув цели.
Он был свободен от чар, веками удерживающих его в теле Звездного колдуна; но в дракона все равно обернуться не мог. По совету Итана она вырвал все звезды, но это отчего-то не помогло. Крылья не отрасли. И Андреас, попусту искалечивший себя, просто сходил с ума от отчаяния.
— Отчего не вышло?! — орал он, сгребая в горсти холодно сверкающие звезды. — Отчего?!
Но никто не мог ему ответить, в какой момент дракон в его душе умер окончательно, оставив после себя уродливого монстра.
…Звезд, рассыпанных Андреасом, было много, Ирина чувствовала, как сила ее переполняет, и тело ее росло, давило траву. Скоро она стала так огромна, что скрыться уже не могла, да и не нужно этого было. Ничто ее не разделяло с ее соперницей, и Ирина, красуясь и хвалясь своей мощью, поднялась вверх, во весь рост, зависнув над перепуганной Дианой, оказавшейся лицом к лицу с хитрым врагом.
— Ну, вот мы сейчас и поквитаемся, — прошипела Ирина. — Бежать некуда. Дверь заперта; Эван думал, что этим он тебя защитит? Нет, он захлопнул крышку твоего гроба. Красивого гроба, конечно…
— За что? — только и смогла произнести Диана, задом наперед отползая от чудовищной змеи. — Я ведь не сделала тебе ничего дурного!
— За то, — гневно сверкнув страшными глазами, ответила Ирина, — что ты есть. За то, что ты моя самая большая ошибка. Я ошиблась, пустив тебя в свой мир. А свои ошибки надо исправлять.
Диана чудом увернулась от первого броска змеи; та бросилась внезапно и в своей слепой ярости разнесла головой низенький столик, выточенный из цельного камня.
Диана же угадала это удар, почувствовала его кожей, и неуклюже покатилась по траве, закрывая голову от разлетевшихся осколков. Змея, слегка оглушенная, мотала головой, с ее чешуи сыпались раскрошенные камешки.
— Я искусаю тебя, — злобно пообещала Ирина, — раздавлю тебе все кости, а потом проглочу, еще живую. Если, конечно, ты выживешь к тому моменту, как я хотя бы немного утолю свою ярость! Ведь твоя смерть — это всего лишь капля на раскаленный камень. Я убивала бы тебя сотни раз, мерзавка…
Змея
не торопилась напасть на Диану.Хотя бы потому, что ужас в ее глазах и слезы, катящиеся с ресниц, были для нее таким же наслаждением, как крики боли.
Она надвигалась медленно, но неумолимо, разевая зубастую пасть. С чудовищных клыков яркий, как капли янтаря, капал яд, смертоносный настолько, что умирали травы и побеги черной лозы, на которые он попадал.
— Ты умрешь сегодня, — шипела Ирина, извиваясь, раскидывая хвостом песок, — а я останусь жить! Я примерю твою корону, ха-ха, и найду слова, которые помогут мне вернуть Эвана! Я буду сильнее всех! Я! Я! Я!
— Никогда!
Мысль о том, что эта гадина способна обмануть Эвана и втереться к нему в доверие, больно ранило Диану. Да еще и ребенок… Драконы гладили и ласкали ее живот, словно в нем было заключено самое огромное их сокровище. Они уже любили его; они уже радовались ему и пытались дать самое лучшее — хотя бы опосредованно, через мать, что нежится под магическим тропическим солнцем и ест самые сладкие спелые плоды.
Диана подумала о том, какую боль причинит Эвану то, что это ребенок никогда не родится. Она поняла, в какой мрак погрузится его душа, когда он потеряет и ее — невероятное чудо, вымоленное им у магии. Все ради того, чтобы эта кривоногая жадная самка, дочь змеи и жабы, потешила свое алчное сердце?!
— Никогда ты не добьешься этого!
Никогда — как это долго. Как сильно сказано!
Гибкий побег черной лозы отломился под ладонью Дианы очень просто, и в ее крепко сжатых пальцах окаменел, застыл, твердый и прочный, как металлический прут.
Змея неуловимым броском кинулась вперед — и раскрытой пастью напоролась на неловко выставленное вперед оружие Дианы. Девушку отбросило, а змея замотала головой с пастью, изодранной в кровь.
Диана даже не почувствовала удара; через миг она снова была на ногах, снова выставив свой прут вперед. Первая удача ее вдохновила, и сердце ее билось ровно и сильно — так, как и полагается биться сердцу сражающейся самке дракона. Сражающейся за свою жизнь, за свою любовь и за плод, чье право жить, пожалуй, она отстаивала сильнее всего.
— Они мои! — выкрикнула она, потрясая своим прутом. — Эван и Лео мои, слышишь ты?! И ребенок этот родится! Обязательно!
Диане показалось, что в душе ее, вспыхнув, словно рождающийся Феникс, взмахнул яростными крыльями дракон, жар от его дыхания побежал по жилам, изничтожая кровь и наполняя сосуды вместо нее — раскаленным металлом.
Змея снова кинулась, но к ее удару Диана была готова. Ее рука стала твердой, точной, а удар молниеносным и точным, таким, что прут лозы согнулся в воздухе, будто был живым и полным соков, а металлически жестким.
От его хлесткого удара, встретившего змею, с треском лопнула чешуя и один глаз гадины, воздух порвался с треском, и змея отпрянула с человеческим воплем. Она каталась и извивалась, кровоточащая пустая глазница забилась песком, и только ярость дала чудовищу сил подняться и снова кинуться — но теперь уже затем, чтобы зубами ухватить прут и перекусить его, превратив во множество мелких бесполезных обломков.
Безоружная Диана отступила; сердце ее билось все так же спокойно и отважно, не допуская ни мига слабости, ни тени мысли о смерти. Пока жива — надо драться! Надо сопротивляться, надо…