Полюблю тебя любой. Книга 3

Удалось выгодно снять помещение на двести квадратов в доме, готовом под сдачу. На время ремонта пришлось освоить шпаклёвочные и столярные работы, причём делать это по ночам, после одиннадцатичасового закрытия подвала. Три часа сна на упаковках с изоляцией или отмытых матах в рабочем зале, и снова та же карусель. Как я это вынесла – не знаю. Возможно, такой график жизни и стал основной причиной аборта, а возможно, я просто себя оправдывала.

Через два месяца мы завозили новёхонькое оборудование, пахнущее маслом и новым пластиком, стелили синие маты, покрытые устойчивой, жёлтой разметкой и нанимали первый в своей жизни персонал. Старый зал оставили, поставив в управлении Антошиного брата. Усердием Пашка не отличался, так что через год зал просрал, а мы готовили к открытию второе помещение, также в новостройке.

Яйца с пельменями сменили кафешки и доставка еды, усталый, голодный секс на матах – сытый сон. Сама не поняла, когда мы отдалились друг от друга. Только потом, когда продал меня, выплёвывал всю правду о его понятии нашего брака, моей способности пахать, и не способности удовлетворить мужика. Пришлось уволить пятерых администраторов и трёх фитнес-тренеров, с удовольствием раздвигающих ноги перед Антоном. Может их и было больше, но под увольнение попали только те, которых перечислял муж, сравнивая со мной.

– Даяна, вернись! – крик Ларри врезался в прошлое, разбивая в дребезги тянущие картинки. – Ты устала от меня?

– Почему? – трясу головой, протягивая руку к наполненному бокалу.

– Слишком далеко от меня улетела, птичка, – недовольно поджимает губы, хмуря брови и дёргая желваками.

– Просто очень вкусный стейк, – сползаю до виноватых ноток. – Вспомнила, чем питалась раньше, в начале построения бизнеса. Да и не готовил мне никто никогда ужин. Мама только, в детстве. Щи, котлеты, макароны.

– Приятно быть первым, – расслабляется. – Мелочь, но приятно. А сейчас станет ещё приятнее.

Убирает тарелки, салатник, бокалы, не прерывая зрительный контакт, огибает стол, стаскивая меня с табуретки и усаживая вместо ужина, раздвигает ноги, вклиниваясь между ними.

– Покричишь для меня, птичка, – шепчет, насаживая на возбуждённый член, вышибая воздух и крики, вбиваясь резко, глубоко, жёстко, доставляя сладкую боль, затягивающую виток за витком спираль, разрывающуюся через пару минут. Кричу от продолжающихся внедрений в дрожащую от сокращений плоть, и следом накатывает ещё волна, топя сознание, вбрасывая слоновые дозы окситоцина, смешанного с адреналином. Сердце ломится выскочить через горло, пальцы ног сводит, и кажется сейчас разорвёт. Где-то на краю сознания слышу стон, переходящий в рык, горячая пульсация, накрываемая потоками спермы, и сильный рывок вперёд, впечатывающий в грудь, сжимающий до скрипа в рёбрах.

– Моя… Не отпущу…

Глава 7

Ларри

Кручу Даю всю ночь. Откуда у меня и у неё столько сил – загадка. Рассвет щерится в окна, а сна не в одном глазу. Член пощипывает от натёртости, влагалище опухло от трения, а похоть не отпускает, срывая связки и мозги.

– Лар… Я больше не могу… – стонет птичка, когда я раздвигаю ей ноги. – Угомонись, ненасытное животное…

– Я только вставлю в обогревашку, и спать, – обещаю, поворачивая её к себе спиной.

Так и засыпаем, тесно прижавшись, вклеившись друг в друга, сплетясь руками и ногами. Первый раз заснул с женщиной. Первый раз захотелось подмять, притянуть и не отпускать. Сквозь сон слышу, как Виктор гремит замками в вольерах, выводя собак на прогулку. Утро, часов семь, или около того. Обычно в это время я уже умыт, выбрит, одет, потягиваю двойной экспрессо с двумя кусочками сахара перед выходом. Но сейчас на бодрящий кофе не тянет. Делаю толкательное движение вперёд, чтобы ощутить, как разбухшие стенки щели крепко сжимают член, и проваливаюсь в сон, где Дая стоит на коленях, втягивает щёчки, посасывая головку, покручивает и оттягивает соски, преданно смотря своими чернющими глазами.

Просыпаемся в час двадцать, разомлевшими, желеобразными. Доделываю начатое перед сном, медленно толкаясь вперёд, ловя покручивания попкой, нахожу клитор, не отошедший от ночных выкрутасов, реагирующий на малейшее касание. Изливаюсь сразу, как только давление на член усиливается, сжимающими от оргазма стенками.

– Доброе утро, – сонно скрипит птичка.

– Добрый день, – улыбаясь, поправляю её. – В душ и завтракать?

– Кто готовит? – трётся попкой, размазывая сперму по паху, и это на удивление приятно.

– Вместе, – щурюсь от удовольствия, как большой кошак, словивший птичку и играющий с ней когтистыми лапами.

– Хорошо, – тянется. – Разбуди, когда вместе приготовите.

– Э нет. Так не пойдёт, – поднимаюсь с кровати, стаскиваю ленивицу, забрасывая на плечо. Лёгкая, килограмм сорок пять, сорок семь против моих девяносто двух. Присвистывая, тащу добычу в ванную, подёргивая перед её глазами прокаченными ягодицами, ощущая ноготки, впивающиеся в филейную часть. И это тоже приятно.

Душ принимаем вместе, пользуясь одной щёткой, мочалкой и моим гелем, пахнущим морем с примесью цитрусов. Покрасневший член устало висит, реагируя на тёплую воду лёгким пощипыванием, в голове, как и в яйцах пустота, на лице придурочная, счастливая улыбка. Намыливаю птичку, тщательно проходя по стратегическим местам, слыша шипение, когда губка касается киски.

– Натёр? – спрашиваю, как бы извиняясь, на самом деле, абсолютно не чувствуя себя виноватым.

– Ага, – отвечает коротко, переминаясь с ноги на ногу. – К вечеру заживёт.

– Может лёдик, – подмазываюсь, надеясь углубиться туда раньше.

– Себе лёдик положи, – смеётся. – И держи, пока не посинеет и не отвалиться.

– Хамка, – брызгаю от смеха. – И что я смогу с тобой сделать, когда отвалиться?

– Языком поработаешь, и ручками. Ай! – дёргается, получив шлепок по попке.

– Кто-то сегодня сам будет очень много работать язычком и ручками, – угрожаю, а сам еле сдерживаю смех. – И попке от души достанется, за наглость хозяйки.

Шутя пререкаемся, вылезая из душа, вытираясь и возвращаясь в спальню. Достаю птичке футболку, скрывающую прелести до середины бедра. И снова всё нравится.

Дая занимает варочную панель, готовя омлет с помидорами и острым перцем, я нарезаю хлеб, сыр, ветчину, запускаю машинку, разливающую бодрящий напиток. Кухня наполняется домашними ароматами. И это, блядь, охрененно нравится.

– Переезжай ко мне, – срывается с языка, обходя мимо мозг, который молчит, не возражает.

– Согласна, – слетает с её губ. Кажется, также мимо мозга. И кажется, нам обоим это нравится.

Завтракаем, молча улыбаясь друг другу. Слова лишние, говорят глаза. Мои обещают, её принимают. Лениво закладываем посуду в машинку и перемещаемся в гостиную. Там полдня смотрим сериал, идущий по коммерческому каналу. Я глажу Даю по спине, она скручивает пальцем в барашки волосы на груди. Идиллия, чёрт возьми.