Полюса притяжения
Шрифт:
Как он там спит? Девушку охватывает запоздалое сожаление. Надо было позвать его к себе… Не спать же ему в том бардаке, который она устроила. Гостиная или массажная тоже не вариант для Рагнарина… Может, он ушел? Впрочем, Яна не слышала, чтобы хлопала дверь.
— Аллах-Аллах… Вот что ты натворила? — ругает саму себя.
Пересекая гостиную, буквально крадется, прислушиваясь на ходу, не доносится ли каких-то звуков со второго этажа.
Тишина.
Пробравшись в кухню, в потемках шарит рукой, отыскивая ручку холодильника.
— Черт… — вылетает у нее на выдохе. — Больно…
До слез.
— Чертов, чертов стол… —
Открывая холодильник, шарит взглядом по полке с водой. Будто там странным образом появится что-то новое. Схватив одну из ряда одинаковых бутылок, захлопывает дверцу.
— А-а-а-а… — пронзительно вскрикивает, обнаруживая в полуметре от себя Рагнарина.
Злится ли Рагнарин? Его рвет на куски.
Как только ступил на второй этаж и увидел разнесенную спальню, взмыло вдруг искрами все, что долгое время тихо тлело в душе.
Стараясь глубоко не вдыхать, Денис стискивает в руке стянутый по дороге наверх ремень. Вены топит адреналин. Злость немыслимым образом поднимает с северных глубин ил похоти. Дай только приток воздуха — взорвется.
То, что Яна отказывается выходить из своего убежища, даже хорошо. Подавляя проснувшийся голод, Рагнарин убеждает себя в этом снова и снова.
Она изо всех сил старается. Он это, конечно же, видит. Яна пытается выдерживать установленную им планку. Терпеливо, что вовсе не свойственно ее живому характеру, изо дня в день заслуживает его доверие. Приученная к откровенному проявлению чувств, страдает без ласки. Не знает, каким способом получить ее от него, но теперь уже боится делать первый шаг.
А Денис, почему тянет?
В какой-то извращенной мере ему нравится мучить и себя, и ее. Нет, поначалу он, конечно, дышал холодом, разочарованный в ней. Но потом все это как-то неожиданно быстро схлынуло. Находясь рядом, смотрел на Янку. Вспоминал. Фантазировал. Читая в ее глазах и жестах ответный отклик, заводился еще сильнее.
Диана эта… По хрену. Изумился, безусловно, когда она поцеловала его. Еще больше тому, что тело, невзирая на долгосрочное воздержание, вообще никак не отреагировало. Дал ей шанс себя возбудить, не отталкивая на первых секундах. Ничего не происходило. Пока не увидел Яну, которая своей жгучей, граничащей с ненавистью ревностью буквально в два счета перевернула мир. Захотелось извлечь ее из нее. Все вытащить. Прекратить этот спектакль.
Взорвать Янку.
А она сбежала. За ужином держалась. Ощутимо фонила внутренним штормом, но держалась.
Так думал Рагнарин, пока не увидел свою спальню. Тогда понял, насколько ее кроет.
«Я не должен ее ломать».
«Нельзя…»
Снова и снова повторяет себе, сидя в темноте кухни, курит и, что уж совсем противоречит его выдержанному характеру, накачивается алкоголем. Мысли о Янке на этом фоне действуют еще сильнее. Хочется найти ее среди измятых простыней. Сжать теплое податливое тело. Сдавить до хруста в костях. Подмять под себя. Оставить на нежной коже следы своего сумасшедшего голода.
Если в первый переломный момент их отношений сдержал эмоции, сейчас они не хотят поддаваться никакому контролю. Гнутся, ломаются и вновь выпирают, словно раздробленные кости. Сквозь кожу упорно рвутся наружу.
В окно монотонно тарабанит дождь. И Денис, вслушиваясь в эту мерную дробь, тянет сигарету за сигаретой. Автоматический режим не работает, справляться
с собой приходится в непривычном, ручном. Тяжелое сердцебиение, словно через стетоскоп, четко и гулко отдает битым ритмом в уши.— Видишь же, у меня сердце сбивается, обрывается, сходит с ума…
Когда в кухне появляется Яна, у Рагнарина уже самый острый пик. Режим самоконтроля замыкает, искрит и с тихим потрескиванием вырубается.
Девушка пугается, пронзительно вскрикивает, и внутри него, не встречая положенного сопротивления, поднимается необузданная похоть. Бурлит и клокочет в теле. Подталкивает к действиям.
Он пытается «мотнуть» назад, вернуть сознанию трезвость мысли. Только все его «фишки» терпят оглушительное фиаско, когда Янка круто разворачивается, чтобы удрать обратно в комнату. Срабатывает какой-то дикий инстинкт хищника. Руки, действуя в определенном направлении, ловят ее на старте.
Обхватывая под грудью, Северный с силой прижимает хрупкую девичью фигуру к себе и отрывает ее от пола.
— Денис, нет! Нет!
Похоже на то, что она действительно напугана. Бьет ногами воздух. Царапает ногтями его руки. А у него внутри все уже огнем горит. Сумасшедшее вожделение нагревает и сгущает кровь. Стремительно толкает ее по венам, настраивая тело на удовольствие.
Понимает Рагнарин, что сегодня Янку уже не отпустит. Не хватает выдержки даже тащить ее до спальню. Никакого промедления. Разложит прямо здесь, на кухне.
— Отпусти! Отпусти меня!
Продолжает трепыхаться, будто пойманный в силки звереныш.
— Котенок, котенок… — хрипловато смеется мужчина. — Сначала делаешь, потом думаешь. Страшно тебе?
— Отпусти! Денис!
Отпускает, только затем, чтобы положить на стол. Притиснув одной рукой плечи Яны, второй давит ей на бедра. Склоняется, касаясь лицом ее лица.
Замирают оба. Дышать перестают.
Лунного света из окна недостаточно для того, чтобы разглядеть в глазах какие-то эмоции. Но его хватает, чтобы увидеть, как за считанные секунды меняется выражение Янкиного лица. В какой-то момент решимость Дениса пошатывает извечное милосердие. Но затем… Ее тепло, ее запах, ее сопротивление поднимают внутри него такие волны возбуждения, что темнеет в глазах. Мир расходится черно-белыми точками.
Вырубает все режимы. Остаются лишь инстинкты.
Выдыхает избытки ощущений матом, хотя не пристрастен к обсценным выражениям. Напирая, бездумно очерчивает языком контур ее губ. Яна содрогается от ощущений и, зажмуриваясь, пытается то ли что-то пропищать, то ли просто дышать.
— Что это было? А, котенок? Что это, мать твою, было?
Перемещая руки, Денис сминает пальцами длинную сорочку и через прохладный атлас вжимается бедрами в ее промежность. Яна громко, превышая все допустимые децибелы, охает и, вновь вздрагивая всем телом, потерянно стонет.
«Твою ж мать…»
Нет никакого желания выяснять с ней отношения. Хочется просто взять то, что ему положено, и точка. До беспамятства хочется. До изнеможения.
— Пусти… — продолжает она вырываться.
А у Рагнарина пульс заходится. Молотом в висках стучит. Услышать бы Янку сквозь пелену этой похоти.
— Я задал вопрос, котенок. Отвечай.
— Что я должна тебе сказать, черт возьми??? — выпаливает она на нервах.
Дрожит. Сладко дрожит. Не просто боится. Трепещет от волнения. Она ведь тоже голодная, недолюбленная его девочка.