Полюшко-поле

– Эдак на одном хлебе разоришься.

– По две буханки в день съедает ребятня, - отозвался Семаков.

"Эх ты, горе-хозяин! А еще в председатели норовишь", - подумал Бутусов.

– Садись, - Семаков подставил табуретку, смахнув с нее хлебные крошки.

Сам он сел на детскую скамейку напротив Бутусова. Ребятишки прошмыгнули в соседнюю комнату, отделанную дощатой крашеной перегородкой, и заглядывали сквозь ситцевую в горошинку занавесь. В избе было сыро и неуютно. Возле кухонной плиты стояло множество кастрюль, из одной торчал детский валенок. По полу была рассыпана сырая картошка, валялась картофельная кожура. Перехватив взгляд Бутусова, Семаков усмехнулся.

– А ты думал, я себе курорт устроил?

"А ты думаешь, я не знаю, почему на работу не ходишь?
– думал Бутусов.
– Почему жену приспичило отправить?.." Но вслух он проговорил озабоченно:

– Твое отсутствие, Петро, скверно сказывается. Волгин поросят разбазаривает.

– Знаю, знаю, - вздохнул огорченно Семаков.
– Колхозникам подачки готовит... Выслуживается.

– За счет нашего добра. Да что делает? Продает поросят как купец Иголкин и счета в банке не оформляет. Мне Филька однорукий сказал.

– Эх, не вовремя занедужила моя хозяйка, не вовремя.
– Семаков встал, заложил руки за спину и начал ходить по комнате, оставляя на полу мокрые следы.

– Сегодня на конном дворе скандал учинил...

– Демократами обзывал?

– По-всякому... Просто стыдок! Не председатель, а Петрушка... Пора его на место посадить...

– Да, пора, пора!

Вечером, тщательно побрившись, надев защитный командирский китель, Семаков появился в правлении.

– Эк тебя изнурила болезнь-то, - сказал насмешливо Волгин, здороваясь с ним. Он только что возвратился из очередной поездки с поросятами и был шибко навеселе.

– Поговорить с тобой хочу, Игнат Павлович.

– Ну что ж, давай поговорим.
– Волгин достал из кармана темно-синих галифе жестяной портсигар и протянул Семакову: - Кури.

– Я воздерживаюсь.

– Тогда пошли в кабинет, - Волгин резко хлопнул створками портсигара.

– Игнат Павлович, - начал Семаков в кабинете.
– Не дело ты с продажей поросят затеял. Это наш плановый фонд. Мы осенью должны сдать их государству.

– А чем кукурузу подсевать? Чем звеньевым платить?

– Почему счета через банк не провели?

– Что, ревизию хочешь учинить?
– выкрикнул Волгин.
– Можешь справиться в бухгалтерии, я ничего не скрываю.

– А для тебя финансовая дисциплина существует?

– Для меня дисциплина? А совесть у тебя есть?!
– загремел Волгин.
– Не ты ли настаивал сеять раннюю кукурузу? Не посей я - весь район обзвонил бы. А как дело дошло до пересева - в кусты: пусть, мол, Волгин отдувается. А я его в незаконной продаже уличу... На место мое хочешь, да? А вот тебе, вот!
– Волгин показал ему кукиш.
– Не видать тебе председательского стула, как своих ушей. И плевал я на твои доносы. Стогов-то сам попался с этой кукурузой. Его указ, понял? И теперь для меня твои доносы - тьфу!

Председатель и парторг стояли у стола, подавшись друг к другу, словно два борца, готовые схватиться в любую минуту. Семаков - громоздкий, рыхлый, с пламенеющими щеками, с круглыми бегающими глазками; Волгин плотный и приземистый, со вспухшими жилами на красной шее. С минуту они стояли молча.

– Ну что ж, спасибо за откровение, - сдержанно проговорил Семаков. Поглядим, что ты еще выкинешь.

– Во-во... Погляди да утрись...

Волгин, что называется, закусил удила. Чем дальше, тем больше хотелось ему теперь делать все наперекор этим "демократам". "Погодите, я вам еще и не такое коленце выкину. Вы у меня еще взвоете от злости..."

На следующее утро он нагрузил трехтонку картошкой и уехал покупать шифер для фермы. Уже год как текла крыша на ферме, и целый год ему не удавалось уломать правленцев перекрыть ее. Не на что!.. "А вот я найду вам, найду, - твердил он по дороге, - и магарыч пропью у вас на глазах".

Денег от продажи картошки на шифер не хватило. Тогда Волгин заехал к одному знакомому директору ресторана, продал ему заочно двух коров, взял авансом деньги, погрузил шифер в машину, заодно прихватил директора ресторана с ящиком пива и приехал в колхоз.

Пиво Волгин поставил в магазине под прилавок, директора завез на ферму к Марфе выбирать бракованных коров, а сам, не разгружая машины, с шифером выехал в поле. "Пусть полюбуются теперь мои демократы, - думал Волгин. Может, кого и настигну... Уж поговорю по душам".

"Настигнуть" ему удалось только Селину; она стояла возле самой дороги у сваленных мешков с семенами. Слева от дороги лежал узкий, метров триста по ширине, длинный клин земли, упиравшийся широким концом в подножие сопки и сходивший на нет своим острием к речке. Это был последний участок ранней кукурузы из намеченных к пересеву. Пересевали ячменем, мало надеясь на приличный урожай, - поздно слишком, уже сенокос наступал.

Надя указывала возчику места расстановки мешков с зерном. По клину, в поперечном направлении, вихлял трактор.

– Тракторист, ко мне!
– крикнул Волгин, вылезая из кабины.

Белобрысый паренек остановил трактор и, застегивая на ходу рубаху, медленно пошел к председателю.

– У тебя есть голова на плечах?
– закричал Волгин.
– Ты что крутишь трактор на клину, как кобылу?

– Мое дело маленькое, - равнодушно отозвался тракторист.
– Вон начальство велит перекрестным сеять этот загон.
– Паренек кивнул в сторону Селиной.

– Ах, вот оно что? Теорию, значит, применяем?
– Волгин подошел к агроному.
– А это вы соображаете, товарищ теоретик, что одного горючего на таком клочке больше сожжешь, чем земля уродит? А! Или как? Об этом в книжке не записано? Сеять на клину рядовым!
– повернувшись к трактористу, приказал Волгин.
– А вы, товарищ ученый, заплатите за весь перерасход горючего из своего кармана.

Волгин резко хлопнул дверцей и покатил дальше. Тракторист с улыбкой посмотрел на Селину:

– Как же будем сеять, товарищ агроном?

– Как хотите, так и сейте.
– Надя тихо пошла к селу. Тоненькая потрепанная планшетка сиротливо свешивалась с ее узенького плечика и плавно покачивалась.

– Что вы, Надежда Александровна? Надежда Александровна, подождите! кричал ей вслед оторопевший тракторист.

А она все шла, не оборачиваясь, низко опустив голову. Постепенно навертывались слезы. Она глотала их и потихоньку всхлипывала. Ей вспомнились многочисленные обиды от председателя, настороженные, подозрительные взгляды правленцев и всегда ожидающие лица колхозников: "Ну, что-то скажет наша научная поддержка?"