Помни меня

А сейчас, после смерти Шарлотты, было еще более неуместно говорить Мэри о своих чувствах. Она пережила плавучую тюрьму, долгое плавание до Нового Южного Уэльса и четыре года угрозы голодной смерти в колонии для преступников. У нее хватило дерзости на то, чтобы придумать фантастический план побега, и исключительно благодаря ее силе воли беглецы достигли намеченного места. Потом ее предал собственный муж, и она снова стала заключенной, ожидавшей повешения в Англии.

В глубине души Тенч понимал, что ничто из этого не могло бы подкосить ее. Он не сомневался, что, если бы дети Мэри выжили, она бы разработала очередной смелый побег и осуществила бы его. Но малыши оказались ее слабым местом. Когда Эммануэль заболел, ей нужно было ухаживать за ним. То же произошло и с Шарлоттой. Теперь, когда их обоих не было в живых, свобода потеряла для Мэри значение. Она пойдет на виселицу без страха. Смерть была единственным выходом для нее, и Мэри будет ждать ее с нетерпением.

— Ты не можешь сдаться и потерять ее, — пробормотал Тенч. — Ты должен найти выход, как вернуть ей вкус к жизни и желание бороться.

Через несколько дней Тенч столкнулся на палубе с Джеймсом Мартином и Сэмом Брумом. Они сидели, облокотившись о рундук, ничего не делая, просто наслаждаясь солнцем и свежим воздухом. Оба были невероятно тощими, пережитый ужас все еще читался в их глазах, и они выглядели намного старше, чем в Новом Южном Уэльсе. Но хотя они казались расслабленными, Тенч почувствовал какую-то враждебность между ними. Угадав, что это как-то связано с Мэри, он остановился поговорить.

После недолгого отвлеченного разговора о том, что на палубе осталось мало свободного места из-за коробок с растениями и кустарниками из Нового Южного Уэльса, и о том, выживут ли кенгуру в более холодном климате, Тенч упомянул о Мэри.

— Вы видели ее сегодня на палубе? — спросил он.

— Она поднималась на минутку, — сказал Сэм. — Но похоже, Мэри не хочет с нами больше общаться.

В его голосе прозвучало скорее уныние, чем жалоба, и Тенч догадался, что Сэм влюблен в нее. Он знал, что именно Мэри выхаживала Сэма, когда он приплыл со второй флотилией, и, вероятно, каждый мужчина полюбил бы женщину за это. Тенч симпатизировал Сэму за то, что тот был спокойный и добросердечным, а еще талантливым плотником, и сейчас Тенч невольно подумал, что Сэм, вероятно, стал бы лучшим мужем для Мэри, чем Уилл, если бы приплыл с первой флотилией.

— Она не хочет ни с кем разговаривать, — произнес Тенч, стараясь их утешить. — Горе делает некоторых людей замкнутыми.

— Или они хотят быть только с теми, кто может быть им полезен, — сказал Джеймс с легкой ухмылкой, глядя пристально на Тенча.

— Мэри не такая! — воскликнул Сэм, и его лицо вспыхнуло от гнева.

Тенч тут же увидел, в чем суть конфликта между Джеймсом и Сэмом: Джеймс считал Мэри такой же расчетливой, как и он сам.

Тенчу на самом деле никогда не нравился этот лукавый ирландец. Джеймс был забавным и умным, но хитрым как лиса.

— Сэм прав, Мэри не такая, — сказал Тенч твердо. — Ты должен лучше других знать об этом, Джеймс.

— Я не виню ее ни в чем, — пожал плечами Джеймс, и на его безобразном лице отразилась тень раскаяния. — Если бы в моем окружении был кто-то, кто, по моему мнению, мог бы спасти меня от петли, я бы лизал ему задницу, будь на то его воля.

Позже, сидя в своей каюте, Тенч невольно подумал о том, что сказал Джеймс. Он, конечно, был неправ насчет Мэри, она действительно не разговаривала ни с кем. Она замкнулась в своем горе.

Но в словах Джеймса была доля истины. Мэри мог бы помочь какой-нибудь влиятельный человек, который стал бы на ее сторону. Тенч сам был готов сделать для нее все, что угодно, но он всего лишь простой морской пехотинец, недавно произведенный в капитаны, и в Англии он не имел ни малейшего влияния.

Тенч мысленно перебрал имена всех своих знакомых, но никто из них не был выше его по положению, и поэтому не мог помочь Мэри.

Вернувшись к своему дневнику, как всегда в минуты волнения, Тенч перелистывал страницы назад, читая отрывки наугад. В колонии для преступников в Новом Южном Уэльсе создавалась история, и он хотел написать труд, который через многие годы мог бы стать ценным источником информации о первых годах колонии. Тенч никогда не рассматривал дневник как личный отчет о своем участии, скорее это было общее обозрение.

В общем и целом Тенч считал, что вполне справился с поставленной задачей. Может быть, когда он уйдет в отставку из военно-морского флота, он начнет писать статьи в газеты на эту тему. И вдруг его осенила мысль. Вот оно! Вот как можно добиться влиятельной помощи для Мэри. Он напишет содержательный очерк о ее судьбе, который опубликуют в английских газетах!

Несмотря на свое обычное спокойствие и сдержанность манер, Тенч почувствовал сильное возбуждение. Разумеется, он не может подписаться собственным именем, потому что наверняка существует какой-то закон, обязывающий офицеров действующей службы не разглашать информацию. Но никто не догадается, что он автор, если он напишет историю о побеге Брайантов в красочной и сенсационной манере. Газеты в любой точке Англии проглотят эту историю. Мужчины оценят ее дерзость, а женщины будут плакать о судьбе Мэри, потерявшей мужа и детей. Безусловно, ни один человек, имеющий сердце, не захочет, чтобы ее повесили после стольких страданий, через которые она прошла.

Тенч расплылся в улыбке. Это может сработать. Он должен сделать так, чтобы это сработало.

Мэри сидела в укромном уголке на корме корабля, глядя на быстро приближающийся берег Англии со смешанным чувством радости и тревоги. Был погожий солнечный июньский день, и ветра было как раз достаточно, чтобы подгонять корабль на хорошей скорости. Отличная погода для плавания. Она вспоминала множество таких дней, когда выходила на лодке с отцом.

Мэри очень много думала о родителях и Долли за эти годы. Узнали ли они, что произошло с ней? Если не узнали, может быть, они думают, что она бросила их ради светской жизни в Лондоне? Или даже предположили, что она умерла! Что бы они ни предполагали, им разобьет сердце новость о том, что Мэри ждет суда в ньюгейтской тюрьме в Лондоне.

В девятнадцать лет Мэри не понимала, что значит быть матерью. Она считала, что матери придираются к дочерям, хотят, чтобы их дочери вели себя как леди, готовили и шили, как они, и выходили замуж за респектабельных джентльменов, которые станут самодовольно похлопывать их по плечу за то, что они хорошо воспитали своих дочерей. Матери не хотели, чтобы их дочери получали удовольствие от жизни и искали приключений, потому что сами их не имели.

Теперь Мэри поняла: любая мать хочет, чтобы ее ребенок находился в безопасности и был счастлив. А все эти придирки — лишь попытки избежать опасности, способ проявления любви.

Мэри хотела бы сказать матери, что теперь она это понимает. Еще она хотела бы объяснить, что смерть на виселице ей не страшна. Только так она сможет избавиться от огромного чувства вины за смерть своих детей.

Все на корабле были так добры к ней, но Мэри хотелось, чтобы кто-нибудь назвал ее убийцей, потому что именно убийцей она и считала себя на самом деле. На тот момент, когда она планировала побег, ей казалось, что лучше рискнуть. Пусть ее дети утонут в море, чем будут медленно умирать от голода или болезни в колонии. Мэри продолжала так думать. И все же, несмотря на все ее усилия, на их долю выпали испытания, которые оказались намного страшнее, чем то, что могло бы случиться с ними в Новом Южном Уэльсе. И Мэри винила себя в том, что так сложилась их судьба.

Упавшая на нее тень заставила ее поднять голову. Это был Тенч.

— Ты такая задумчивая, — сказал он с улыбкой. — Поделишься со мной своими мыслями?

Мэри не могла сказать ему, что думала о детях, поэтому ответила первое, что пришло в голову.

— Я думала о своей матери.

— Хочешь, я напишу ей от твоего имени? — предложил он, присев на корточки перед ней.

Мэри покачала головой.

— Она не умеет читать, и ей некому будет отнести письмо.