Помощница и её писатель

— Связано, — подтвердил Бестужев, кивнув. — Вообще всё, что я делаю, так или иначе связано с моим диагнозом, тем более творчество. Сложно объяснить, ничего тебе не рассказывая…

— Тогда не надо, — быстро сказала я, уже начиная жалеть, что спросила, но мой писатель покачал головой:

— Нет, я объясню. Представь, что ты хочешь узнать, как живут люди на севере — как устроен их быт, что они едят, чем вообще занимаются. Что в таком случае ты станешь предпринимать?

— Читать про них. Можно ещё фильм документальный посмотреть.

— Вот именно, — кивнул Бестужев. — И я делал то же самое. До поры до времени. Это тоже помогало мне понять окружающий мир. Но однажды мне в голову пришёл сюжет… Не просто какая-то мысль, а целый сюжет для романа. И я подумал: почему бы не попробовать? Вдруг получится, а не получится — нестрашно. Писал я тогда всё равно, что называется, «в стол». А в процессе обнаружил, что так ещё лучше, чем только читать, потому что написание книг позволяет мне работать не только над сюжетом, но и над логическими связями между миром и персонажем. Понимаешь, о чём я?

— Кажется, да.

— Простейший пример. Человек, выросший в подворотне среди воров и алкоголиков, не может разговаривать как граф. Мир, в котором находится созданный тобой персонаж, диктует логику его поведения. Не твои представления, как автора, о том, что правильно, а что нет, а мир и персонаж. И как только я начал писать собственные книги, мне стало легче жить, я начал гораздо лучше понимать логику реального мира. В конце концов, если представить, что этот мир тоже кто-то выдумал, а мы — всего лишь персонажи…

— Интересная гипотеза, — пробормотала я, вновь испытывая болезненное любопытство. Засыпать бы Бестужева вопросами, но хватит уже наглеть.

— Всего лишь одна из гипотез. И мне, как автору, она особенно нравится. Мироздание — одна большая книга, а все мы — её персонажи, которые находятся в голове у создателя всего сущего.

— Вы мне сейчас мозг сломаете, — отшутилась я. — Скажите лучше вот что, создатель. Вы вроде как обещали новогодний рассказ, в котором одним из героев будет моя Маша. Успеете?

— Успею, — подтвердил Бестужев, но тут же ошарашил меня дальнейшими словами: — Вот только мне, думаю, не хватит сведений о её характере. Для меня многие дети на одно лицо и на один характер. Я поэтому очень редко делаю их своими персонажами — сложно мне с ними. В общем, Нина, познакомь меня с Машей.

— В смысле?.. — пробормотала я, открыв рот от изумления.

— В прямом смысле — познакомь меня со своей дочерью. Давай сходим куда-нибудь в воскресенье вместе, да и всё. Я на неё посмотрю, поговорю с ней — и потом смогу написать рассказ, я уверен.

— Вы серьёзно? — Я не могла поверить, что Бестужев предлагает это не в шутку.

— Конечно серьёзно. Не смотри на меня с таким удивлением, я девочками не питаюсь, честное слово. Поговори с Машей сегодня вечером, если она согласится, завтра обсудим, куда пойдём.

— «Если она согласится»! — воскликнула я, всплеснув руками. — Да вы шутите! Маша будет в восторге. Настоящий писатель, ещё и тот самый, у которого мама работает. Она весь вечер будет пищать и прыгать от радости!

— Даже так, — хмыкнул Бестужев. — Тем более надо соглашаться, Нина.

Вот… и зачем я рассказала про Машину радость? Надо было сказать, что она не пойдёт гулять с незнакомым взрослым мужчиной. А я её сдала, и сама сдалась.

Ну и ладно! Буду считать это своим новогодним подарком.

— Хорошо, я согласна!

45

Олег

Весь день Бестужев пребывал в хорошем настроении. А почему оно должно быть плохим? Утро получилось забавным, потом и с Ниной поцеловались — вообще успех, — а перед тем, как закончился его рабочий день, она и вовсе пообещала встречу в воскресенье. Ну и замечательно.

Поэтому, когда поздно вечером зазвонил телефон и на экране высветилось «Мама», Олегу очень не хотелось брать трубку. Поговорить с матерью — гарантированно испортить себе настроение и пищеварение, а иногда ещё и заработать головную боль.

Но Галина Дмитриевна была не из тех, кто перестаёт звонить и ждёт, когда позвонят уже ему. Нет, подобное не про неё. Мать Бестужева будет трезвонить до последнего — пока не получит ответ на звонок. Так что тут два выхода: либо отвечать, либо выключать телефон, чего Олег делать категорически не любил.

— Олежек, — страдальчески вздохнула Галина Дмитриевна, как только он взял трубку, — что же такое делается? Мне Алла сегодня звонила, наговорила такого… И что ты её изнасиловать пытался вместе со своей новой помощницей, и что она на тебя в суд подаст… И вообще…

— Интересная интерпретация событий. А от меня ты что хочешь?

— Как — что? — возмутилась мать. — Скажи, что это неправда!

— Хорошо, — пожал плечами Олег. — Это неправда.

На том конце провода повисла напряжённая пауза, а потом Галина Дмитриевна укоризненно протянула:

— Чует моё сердце, ты врёшь. Олежек, скажи мне правду!

— Ты бы сама определилась, что тебе нужно — правда или неправда.

— Конечно правда!

— Правда в том, что это — мои проблемы. И если Алла тебе ещё позвонит, просто заблокируй её, и всё. И забудь. Пойдёт в полицию — буду разбираться. Я, а не ты. А ты выброси это из головы. Лучше в магазин сходи, купи себе новые туфли.

Судя по звуку, Галина Дмитриевна клацнула зубами.

— Вот всегда ты так, Олежек! Я же беспокоюсь за тебя! Аллочка — девочка, с одной стороны, нежная, а с другой — мстительная. Особенно когда обиженная! Она мне вообще сказала… — Мать Бестужева запнулась и, вздохнув, каким-то совсем другим тоном произнесла: — Сказала, что ты много лет у психиатра лечишься. Назвала тебя психом! Но это ведь не может быть правдой, да?

Что-то подобное Олег и предполагал. На телевидение Алла, видимо, всё-таки побоялась идти, да и понимала, наверное, что вряд ли эту «сенсацию» будут долго обсасывать. Но укусить напоследок хотелось, и она решила зайти через его мать.

— Конечно, это ерунда, — спокойно ответил Бестужев, даже не шелохнувшись. Ни телом, ни эмоциями. — Алла просто обиделась, что я выбрал не её, а Нину, вот и принялась сочинять всякую чушь. Ты сама сказала, что она мстительная. Забудь, мама. Чужое враньё не стоит того, чтобы так о нём переживать.