Помощник ездового

— Ну… не знаю, — растерялся парень. — Ну…

— Просто очень хочу командиром хорошим стать, — жестко и убежденно сказал Лекса. — Понимаешь, ночами снится, как в Москве учусь. Да и ты тоже хорош, вон как басмачей разделал, как караван вели. Один троих! Мне такое и не снится, а сам жалишься. Может и в тебя кто вселился? Понял?

Костя смущенно улыбнулся.

— Ну…

— Вот тебе и ну…

Вопрос снялся. Когда солнце коснулось верхушек гор, группа, наконец, дошла к месту засады, правда последнюю версту пришлось военлета на себе буквально тащить.

Выделив на отдых полчаса, Алексей сам развел бойцов на позиции и каждому пулеметчику нарезал сектора обстрела. Получилось три сдвоенные ячейки, на верхушках трех каменистых холмов, по обе стороны дороги ведущей в ущелье. Таким образом, басмачи попадали под перекрестный огонь на протяжении нескольких сот метров. Лучше места для засады придумать было нельзя, сама природа позаботилась, создав огромную ловушку.

Закончив с инструктажем, Алексей забрался к себе на холм и обессилено привалился к горячему валуну спиной. Сил не осталось совсем, руки и ноги дрожали, рот, напрочь, пересох, а в глазах плавали кровавые пятна. Голова гудела как пустое ведро на ветру. Доставшееся по наследству от настоящего Лексы тело отличалось выносливостью прямо на зависть, но и оно начало сбоить.

— Мал-мала пей, блатушка, холосый ханка*, самый луссий ханка, будесь как молодой косел скакать! — Жень с умильным выражением на физиономии протянул флягу со скрученной крышечкой.

ханка — на Дальнем Востоке жаргонное, упрощённое название ханшина (байцзю), китайского аналога водки/самогона.

Пить хотелось просто непереносимо, Лешка машинально взял флягу, глубоко глотнул и…

И утробно взвыл, судорожно пытаясь втянуть в обожженную глотку воздух:

Ощущения были такие, словно он отхлебнул ракетного топлива или вообще, концентрированной кислоты. Из глаз и носа хлынули нескончаемые обильные потоки, глотку немилосердно саднило.

— Убьюю… — прохрипел Лекса, попытался стукнуть китайца, но тот ловко увернулся и озадаченно поинтересовался:

— Клепкий? Савсема твоя командила слабая…

Алешка зло утер рукавом слезы и сопли, уже совсем собрался отлупить Женя, но неожиданно почувствовал, как по телу пробежала горячая волна, а усталость как рукой сняло.

— Кобылья срака…

— Мала-мала надо! — наставительно сообщил Жень. — Много плохо, совсем дулной станесь. Моя сам делал, как моя деда делал, как деда моя деда делал, самый луссий ханка

— А ну дай попробовать косоглазый, — Попович заинтересованно протянул руку к фляге.

Жень посмотрел на Лексу, тот немного подумал и махнул рукой — дай. От военлета никакого участия в деле не предусматривалось.

Попович глотнул раз, удивленно поморщился, посипел, глотнул опять, примерился еще, но Жень забрал флягу.

— Ну и не надо, — обиделся военлет, скрутился калачиком и затих.

На оборудование стрелковой ячейки много времени не потребовалось: сформировали бруствер из камней, уложили боезапас так, чтобы не пришлось тянуться, слегка замаскировали ячейку сухой травой, на этом и закончили. Жень устроился со своим Мадсеном рядом. Потянулось время. Дорога просматривалась как на ладошке, по расчетам Лешки басмачи должны были появиться в лучшем случае завтра к вечеру, но исключать ничего было нельзя.

Планировалось, что басмачей будут выдавливать со всех сторон по этому направлению, но операция совершенно не просчитывалась по таймингу из-за большого количества переменных, а никакой связи с подразделениями не было. Лекса привык в прошлой жизни к четкому координированию, поэтому здорово нервничал. Мелькнула мысль попробовать еще ханки, но сразу благополучно прошла — спиртного он не переносил даже на дух.

Темнота наступила мгновенно, на угольно черном небе зажглись россыпи звезд. Очертания гор исчезли, казалось, что вокруг нет ничего кроме сплошного мрака.

Легкий ветерок неожиданно принес терпкий запах полыни, Алешка даже вздрогнул — полынью всегда пахли волосы Гули.

В голове прошелестел тихий голос:

— Любишь меня, азизим?

— Люблю… — неожиданно для себя признался Алексей. — И буду всегда любить.

— Хорошо, любимый… — словно серебряные колокольчики прозвенел голос. — Люби меня, азизим, люби…

— Командила? Слысыс, командира!.. — словно через плотную завесу пробился чужой голос.

Наваждение немедленно исчезло, от злой досады Лешка чуть не двинул китайца.

— Чего тебе?

— Сто будесь делать командила, когда леволюцию законсить? — зашептал Жень. — Сто потом?

— Чтоб тебя… — зло буркнул Лешка. — Учиться буду!

— Усисться холосо! — одобрительно закивал Жень. — Я тосе буду! Но потом, снасяла леволюцию дома делать, богатый весь лесать! Добло забилать — бедным давать!

— Всех резать? — машинально поинтересовался Лешка. — Всех богатых?

— Всех! — категорично рубанул рукой Жень. — Нет богатый холосый, все плохой.

— А средних? Ну… не сильно богатых?

— Э-эээ… — растерялся китаец. — Следний? Следний тосе забилать все, все долсен быть ловный. Убивать? Нет, не всех, половину!

— Хорошо, — быстро согласился Алексей. Дискутировать на тему революционных методов резко перехотелось. Он много думал на эту тему, но свою позицию так и не выбрал — согласившись только с тем, что революция была необходима.

Китаец немного поболтал и затих. Ночь прошла спокойно, правда внизу то и дело мелькали какие-то призрачные тени, но как Алексей не старался, ничего не разглядеть не смог. В призраков он не верил, к тому же так замерз под утро, что просто перестал обращать на это внимание.

Чтобы хоть как-нибудь согреется, с рассветом решили перекусить. Открыв банку тушенки, китаец толкнул Поповича ногой.

— Кусать будесь? Эй…

Военлет ничего не ответил, так и остался молча лежать, скрутившись калачиком.

— Эй… — Жень толкнул его сильней. — Совсем кусать не хосесь? Эй, командила, она совсем молсить…

Алексей хотел уже сам разбудить Поповича, но тут увидел неожиданно появившихся на дороге всадников в косматых папахах и чапанах.

Всего пятерых, но они все были до зубов вооружены, активно крутили головами по сторонам и направлялись в сторону ущелья. И были больше всего похожи…