Попаданец Павлик Морозов

Мужик поставил баул на ступени мраморной лестницы и обернулся. Каракулевая папаха сдвинулась с потного лба, оставив красный след.

— Я — знаменитый поэт! — заявил он, астматично дыша. — И меня отсюда переселили в крысиный сарай с фанерными перегородками. Я лично — аскет, я могу жить где угодно, но вот творить в этой «заднице» не сможет и сам Горький [59] .

Роман вспомнил, что одно время в кремлевских квартирах жил революционный поэт Демьян Бедный, как его настоящая фамилия — бог его знает. Кажется он собрал одну из крупнейших частных библиотек в СССР, которой пользовался Сталин. И где-то наябедничал, что тот оставляет на страницах жирные следы своих толстых пальцев да и страницы разрезает тоже пальцем, хотя есть костяной нож для бумаг [60] . Дошло до Самого, а Джугашвили не терпел критики, был параноидально мстителен…

59

Сталин распорядился выселить его из кремлёвской квартиры, причём Бедный устроил натуральную истерику из-за того, что его переселили в «крысиный сарай с фанерными перегородками». Бедный, как обычно, утверждал, что он аскет и может жить где угодно, но вот творить он в этой «заднице» не может.

60

Не все сейчас знают, что раньше новую книгу, купленную в магазине, невозможно было открыть и прочесть сразу, без ножа для книг. В начале века ещё не существовало гидравлического пресса и ножа, способного разрезать толщу книжных страниц, поэтому сложенный несколько раз большой лист, вмещавший в себя до 20-и страниц будущей книги, просто прошивался, присоединялся к другим — так составлялась книга, которая сразу же, без обрезки, шла на переплёт. Страницы такой книги невозможно было разлепить, они не были прорезаны. Собственно, для самостоятельного разрезания страниц и существовали костяные, деревянные и металлические ножи для книг различных видов, толщины, с различным оформлением.

Невольно Шереметьеву вспомнилось из Есенина:

С горы идёт крестьянский комсомол, И под гармонику наяривая рьяно, Поют агитки Бедного Демьяна, Весёлым криком оглашая дол. Вот так страна! Какого ж я рожна Орал в стихах, что я с народом дружен? Моя поэзия здесь больше не нужна, Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.

— Не волнуйтесь, — сказал он опальному Демьяну, — благодарите всевышнего, что не расстреляли.

Глава 22

За селом цвели густые травы, Колосился хлеб в полях жнивья. За отца жестокою расправой Угрожала Павлику родня. И однажды в тихий вечер летний, В тихий час, когда не дрогнет лист, Из тайги с братишкой малолетним Не вернулся Паша-коммунист. Игорь Чемоданов, «Песня о Павлике Морозове»

Воробьи, которых я прикармливал на своем декоративном балкончике, вспорхнули заполошенно и ругательно чирикая умотались восвояси. Спугнуло их мое пение — громкое, но фальшивое. Это я примеряю на себе обязательные элементы попаданчества: умение петь, декламировать чужие стихи и говорить на разных языках. Ну, говорить я и без того умею, зря что ли учил эти языки и в институте, и в училище комитета, да и практика немалая. Даже иврит немного знаю, выучил пока в тюрьме Израиля чалился. Потом, правда, обменяли на какого-то моссадовца, задержанного во Владивостоке. Вот с тех пор и поменялась моя профессия в Комитете на пиф-паф (хотя стреляем мы редко, есть множество иных способов умертвить слабое человеческое существо).

Так что с пением не задалось, не оделён мой донор музыкальным слухом, только звонким голосом. Да и как петь, не зная слов. Покажите мне человека, который много песен знает наизусть, если он не наделен умением их петь. Так и я — знаю по паре куплетов из наиболее известных. Так же и со стихами. Вот, у наших из двадцать первого века писателей, что не попаданец, так сразу обретает в новом теле и ловкость пальцев, и умение бренчать на рояле, и замечательный баритон, а вдобавок его мозг каким-то образом знает множество песенных стихов, порой даже и на французском. У меня таких возможностей не проявилось. Я даже корову обиходить не умею, хотя мой донор наверное умел.

Гитара, правда, была — висела постоянно на стенке, отличная «Ямаха» — акустика. Каждый вечер давал себе слово выучить основные аккорды, но научился лишь настраивать с весьма профессиональным видом.

Но знаний в моей голове по всякому больше, чем у рядового члена нынешнего общества. А главное — я худо-бедно знаю амплитуду будущего. Знаю, что к примеру через восемь лет наше государство могут втянуть в войну с Германией. И знаю так же, что этой воны можно избежать. Но не уступками, как будет делать сталинское правительство, не оттягиванием неизбежного конфликта.

1933 год. Чем памятен он советским людям? Это был — последний, завершающий год первой пятилетки и первый год второй пятилетки [61] . Для молодежи тех лет 1933 год запомнился как год пятнадцатилетнего юбилея комсомола.

Меня тоже приняли и даже повесили комсомольский значок на лацкан куртки. Оказывается, первые значки комсомольцев представляли из себя красное знамя на древке, на знамени располагалась звезда и буквы РКСМ или КИМ. Выпускалось их немного, выдавали не всем членам организации РКСМ. Значки делались несколькими предприятиями и могли отличаться друг от друга.

61

Реальной целью индустриализации, однако, было нечто обратное — стремительный рост военно-промышленного потенциала СССР за счет уничтожения гражданской экономики и снижения до возможного минимума уровня жизни населения. Что и было достигнуто в течение 30-х годов — с невероятной жестокостью и невзирая на многомиллионные потери населения.

Дмитрий Хмельницкий.

Цена вступления в организацию — выученный наизусть устав и «Задачи союзов молодежи». Возрастной ценз — от 14 до 28 лет, когда член комсомола покидал организацию ввиду достижения «совершеннолетия».

Повторюсь, значки выдавались особенно отличившимся гражданам СССР:

— за достижения в труде;

— в обороне страны;

— на военном поприще;

— в науке.

Мне, как пионеру-герою, значок выдали сразу вместе с удостоверением (бумагой с печатью и даже без фото). Теперь у меня из документов:

Справка фельдшера о том, что я благополучно умер.

Справка Домкома за подписью Каменева о том, что я проживаю в коммуне по ул. Большой Гнездниковский пер., 10.

Справка комиссара о том, что мне вручен пистолет Маузер за № 341 с правом носить «понаруже».

Удостоверения члена ВЛКСМ при МУРе.

Кроме того Крупская поручила Каменеву и тот озаботился получением паспорта для меня и, даже, прописал его. Паспорт подтверждал мою личность: Павел Трофимович Морозов. Дата рождения — 14 ноября 1918.

Место рождения — село Герасимовка, Туринский уезд, Тобольская губерния, РСФСР. Объяснял мой социум — из крестьян, не военнообязанный, учащийся.

Национальность мне вписали приличную — русский.

Графа «национальность» выглядела по сравнению с графой «социальное положение» относительно невинно и довольно бессмысленно, тем более что заполнялась она со слов владельца паспорта. Но если участь, что этнические депортации, захлестнувшие в следующие несколько лет СССР, планировались Сталиным уже тогда, ясно, что единственный ее смысл — репрессивный [62] .

62

В результате паспортизации за первые 8 месяцев 1933 г. население Москвы уменьшилось на 214 000 чел, а Ленинграда — на 476 182 чел. В Москве было отказано в получении паспортов 65 904 чел. В Ленинграде — 79 261 чел.

Но всего этого было недостаточно для закрепления образа Павлика Морозова — парня с чистыми, трудовыми руками, трезвой комсомольской головой и пламенным сердцем пионера-героя.

Так что я выступил с инициативой о создании при МУРе, который, кстати, располагался по соседству с моим домом, команду «бригадмильцев», в смысле ЮДМ из числа старших пионеров и комсомольцев.

Заявление в комсомол я тоже подал в комсомольское бюро при уголоврозыске, моими поручителями выступили Крупская и чекист Крылов, оба партийные с приличным стажем.