Попаданка ректора-архивампира в Академии драконов

Стянув с себя сюртук и свернув его, Санаду кладёт его рядом с собой и хлопает ладонью по ткани:

– Присаживайтесь.

Тёмная жилетка подчёркивает тонкость его талии на фоне широких плеч.

– Давайте, садитесь, – повторяет Санаду, покачиваясь.

Учитывая мои дрожащие колени, лучше присесть. Подойдя, я осторожно, держась за перила, сажусь на свёрнутый сюртук и спускаю ноги над водой.

– Отлично, – дёргано кивает Санаду и падает на бок, укладывая голову на мои колени, обхватывает одно колено рукой. – Это ненадолго. Не переживайте.

Его красивый профиль чётко выделяется на тёмном подоле, разметавшиеся волосы подёргивает ветерок. Он выглядит просто изумительно, хоть портрет пиши.

– Да я не переживаю, – оглядываюсь: Марк Аврелий подбирается ближе и обнюхивает его остроносый ботинок.

– Это хорошо, – шепчет Санаду, крепче сжимая моё колено, едва заметно хмурясь, но и это не портит красоту его профиля. – Потому что мне надо поспать… хоть немного…

Прижимаюсь лбом к перилам и перевожу взгляд на неторопливый поток воды. У меня ноют мышцы, я застряла посередине поля с пьяным до бесчувствия архивампиром… и улыбаюсь, потому что мне так хорошо, что, несмотря на усталость, хочется прыгать и петь.

Но вместо радостных прыжков я осторожно убираю с щеки Санаду пряди, заправляю их за изящное ухо, одёргиваю манжет с золотой запонкой в форме листа. Разглядываю лицо: интересно, а сколько ему на самом деле лет?

Сосредотачиваюсь на текущей воде, чтобы не пялиться на Санаду, а то это уже становится неприличным.

И всё же начинаю едва слышно напевать, потому что… ну хорошо же!

Только когда белый самолётик приземляется на плечо Санаду, я осознаю, что опять его разглядываю.

Лежит самолётик на плече, почти сливаясь с белоснежной рубашкой, подрагивает на лёгком ветерке и соблазняет.

Очень соблазняет.

Санаду дышит спокойно, губы чуть приоткрыты. Не похоже, чтобы он притворялся спящим – слишком уж реалистично и безмятежно выглядит. Несколько иссиня-чёрных волосков выбиваются из густой гривы, дрожат на его скуле, и я подхватываю их, убираю за ухо.

Снова никакой реакции. Ну, будем считать, что спит. А я как его секретарь ознакомлюсь с письмом: вдруг там что-то требующее срочного вмешательства?

Надо же зарплату Танарэса отрабатывать. Я едва слышно вздыхаю, – день с Санаду был потрясающим, не хочется его подставлять, – но угрызений совести не испытываю: ловля преступников дело благое. А если Санаду через бывшую невесту втянут к Неспящим – всем будет только хуже. Так что, помогая поймать Мару, я спасаю Санаду от неприятностей.

Ухватив самолётик за крыло, я тяну волшебную бумажку к ладони Санаду на моём колене. Самолётик дёргается, пытается улизнуть, но я тыкаю его в бледную руку Санаду, и крылышки расслабляются, раскладываются, показывая записку.

Санаду по-прежнему неподвижен, даже ресницы не дёргаются.

«Санаду, у тебя совсем совести не осталось? Раздраконил Дегона и сбежал, а я теперь разбирайся и с ним, и с мытьём Академии. Давай возвращайся и помогай, иначе верну архивампирам допуск на территорию».

Кошусь на Санаду: безмятежно спит. Перечитываю записку… насколько срочной и важной её считать?

Будить или не будить – вот в чём вопрос!

Но представляю шатания по дороге и явление соректора в Академию в таком интересном состоянии… и, наклонившись, заталкиваю послание в карман его жилета. Пусть лучше проспится.

Опять прижимаюсь лбом к перилам. Так безмятежное лицо Санаду оказывается в моей тени.

Мысли текут неторопливо и монотонно, словно вода под мостом: как такого весельчака взяли на ответственную должность соректора? И зачем он согласился? Сколько всё же ему лет? Понимаю, безбашенность не всегда связана с возрастом, некоторые люди и в восемьдесят-девяносто те ещё шутливые живчики, но просто любопытно… и как он стал вампиром? Как дорос до архивампира? А ещё он красивый и, судя по всему, состоятельный, почему он до сих пор один? Из-за чувств к бывшей невесте или просто предпочитает одиночество? Странно, что такой завидный жених гуляет на свободе…

– Кхм…

Вздрогнув, оборачиваюсь к источнику звука: Ника задумчиво нас осматривает. Приподнимает руку с тёмно-синим флаконом, и он легко перелетает ко мне в ладонь.

– Восстанавливающее зелье, – произносит Ника едва слышно.

– А отрезвляющего захватить не догадалась?

– Не было.

– Ты пей, не бойся, – Ника кивает на согревающийся в моих ладонях флакон. – Всю порцию.

– Хорошо, спасибо, – я дёргаю опломбированную пробку, она тихо хлопает, выпуская резкий апельсиново-мятный аромат.

На вкус зелье гадостно-горькое. Допив, я кривлюсь и трясу головой. Санаду чуть крепче сжимает моё колено.

А Ника с тоской смотрит в сторону Академии и вздыхает. Показательно так.

– Иди, – улыбаюсь я, отставляя бутылочку в сторону, и Марк Аврелий тут же принимается её обнюхивать. – Мы доберёмся сами.

Расплываясь в улыбке, Ника подхватывает подол и на цыпочках пробегает мимо. Даже делает что-то вроде ускорения, но до резвости Санаду ей, как до луны.

А я опять прижимаюсь лбом к перилам. Первые минуты меня поглощает внимание к ощущениям: хотя в покое усталость мышц ощущалась не так остро, теперь, когда магия снимает затаённую боль, на меня накатывает лёгкость. И бодрость. Приходится сдерживаться, чтобы не подёргать коленями. Я дышу глубоко, справляясь с порывами, наслаждаясь магией.

Здорово же, что можно вот так просто снять все неприятные последствия перенапряжения.

А когда проходит эта эйфория облегчения и пришедшее за ней щекотное ощущение в наиболее пострадавших мышцах, отвлекаться мне больше не на что, и внимание вновь останавливается на Санаду.

Через несколько мгновений становится не по себе. Потому что Санаду, кажется, не дышит. Лицо потрясающе безмятежно, глаза под веками неподвижны. Расслаблена на моём колене его рука. И только дёргается прядка волос, сползающая с моих коленей на потеху поднимающихся от воды потоков воздуха.

Сердце падает куда-то в желудок, дрожащими пальцами я касаюсь прохладной скулы, и сердце проваливается дальше, заходясь в лихорадочном стуке.

«Санаду вампир, может, они спят, как мёртвые», – убеждаю себя, но страх стискивает внутренности. И мои пальцы соскальзывают ниже, к приоткрытым губам. Мягким. И более тёплым. А от губ – на шею, выискивать колотящуюся жилку. От волнения не сразу ощущаю под кожей спокойное биение пульса. Сильное и не предвещающее остановок.

Выдохнув, стукаюсь лбом о перила. Ну надо же было так перепугаться! Усмехаюсь облегчённо. И опять поправляю непослушные чёрные волосы.