Попаданка. Колхоз - дело добровольное

Сайка купила себе платье роскошное. Все такое квадратно-гнездовое, пышное и объемное. И казалось бы, совсем не мелкая Сайка должна в нем смешно выглядеть, но не тут-то было. Где надо утянула, грудь в декольте выставила и свои красны бусы повесила, прическу высокую сделала… красавица. Прямо королева на старинных картинах. Оказывается такие наряды аристократки на балы надевали. Здесь, оказывается, такое развлечение тоже очень распространено. А то что обувь под платьем вдовья — деревянная, не видно.

У каждой вдовушки было показать. И я видела, как сияли их глаза. И вдруг поняла, что дело вовсе не в самих обновках. Дело в том, что они впервые за долгое время почувствовали себя не хуже других. И именно поэтому изменился взгляд, движения стали другие и что-то еще, неуловимое ни одним органом чувств. Но я видела, что даже Дайра в платье-мешке, которая пришла со своей гуделкой на нашу вечеринку, стала другая.

Как будто бы в их глазах появилась жизнь…

Господин Гририх говорил мне, что вдовы доживают свой век во вдовьих поселениях. А сейчас, я видела, они начали не доживать, а жить.

— Салина, скажи, — отвлекла я сестру, — почему, когда королевский возница предлагал отношения, ты не позволила ему ничего. А от Варна приняла не самый дешевый подарок?

— Не знаю, — пожала плечами Салина и рассмеялась, — наверное, Варн мне понравился, Малла. А вознице нужны были сыры, а не я сама… и вообще, он это не всерьез говорил.

— А Варн всерьез?

— Не знаю, — она притоптывала каблучком в такт мелодии, которую наигрывала Дайра, — поживем — увидим.

— Верно, — мне стало так хорошо, от этого ее «поживем — увидим» и так захотелось поделиться тем, что поднималось откуда-то огромной волной. И я обняла сестер, сидевших с двух сторон от меня, — Рыска, Салина, я вас так люблю!

— Мы тебя тоже, Малла, — чуть ли не хором ответили, смеясь, сестры и прижали меня к себе, — пошли танцевать! Дайра, сыграй-ка нам что-нибудь повеселее.

Все остальные вдовушки одобрительно загудели, а Дайра, улыбнувшись, легким движением руки изменила спокойную мелодию на задорную плясовую.

Натанцевались мы до упада. А когда все снова расселись за столом, я примостилась рядом с Дайрой.

— Дайра, скажи, а ты могла бы научить меня играть на гуделке?

— Могла бы, — улыбнулась она, — я слышала, как ты поешь, у тебя может получиться. Только это, Малла, труд. Долго учиться надо.

— А петь? Ты могла бы собрать несколько вдов и учить с ними песни? Чтоб потом перед всем поселением вы их пели…

— Ты имеешь в виду хор? — со смешком подняла бровь Дайра, — мой отец, Малла, руководит королевским театром. И у меня самой Дар очень сильный. Как ты думаешь, я умею руководить творческим коллективом?

— Но почему тогда ты здесь? — я никак не могла понять логику местных жителей. Зачем заживо хоронить тех, кто может принести пользу.

— Мне семнадцать было, — Дайра все так же улыбалась. Но улыбка стала грустной, — Глай пришел на спектакль и увидел меня. Нашел меня за кулисами. Он был так настойчив, Малла. И так красив.

Она помолчала немного, но я не знала что сказать, и боялась, что из-за моего неосторожного слова, Дайра перестанет рассказывать.

— Он ухаживал за мной, как за королевой. Засыпал цветами, подарками, и я сдалась. Влюбилась до сумасшествия. А отец, когда узнал, что Глай воин, запретил мне с ним встречаться. А тут еще его величество как раз в десятый раз овдовел. Всех воинов на границу отправили. И Глай уехал. Я думала с ума сойду. И как отец не отговаривал, собралась к нему. И отец поклялся Оракулу, что если я поеду, он меня из семьи вычеркнет. В сердцах сказал, эмоциональный он очень, несдержанный. Но Оракул принял его клятву. А я уехала. Без Глая, казалось мне тогда, жить не смогу.

— Он погиб, — прошептала я, чувствуя, как в груди снова печет от боли.

— Нет, — улыбнулась Дайра и смахнула слезу, — мы потом почти десять лет вместе прожили. А погиб он три года назад. Страшное тогда что-то намечалось на границе. Хорошо, что его сиятельство успел вовремя. Остановил хадоа…

— Остановил?

— Да. Мы тогда гонца отправили из крепости. Шустрый мальчишка, он по всему Гвенару мотался, его сиятельство разыскивал. И нашел. Долго мы ждали. Уже отчаялись, думали все погибнем. И мужчины, и женщины… Мы-то рядом встали. Никому не хотелось вдовой оставаться. Но его сиятельство успел вовремя. Мой Глай с друзьями впятером хадоа сдерживали, по герцог Оракула на помощь призвал. Его светлость очень сильный. Почти, как его величество.

— Прости, Дайра, — я почувствовала себя виноватой. Напомнила, разбередила душу несчастной вдове.

— Не извиняйся, — Дайра плакала и улыбалась одновременно, — я радуюсь, когда про Глая вспоминаю. Жаль только, что не ушла я с ним, как остальные женщины… вытащил меня его сиятельство.

— Дайра, — обняла я вдову, — приходи завтра на собрание колхозное.

— Не сильна я в поле-то, Малла…

— Все равно приходи. Нам люди не только в поле нужны. Придешь?

— Я подумаю, — ответила Дайра.

— Дайра, хватит грустить! Сыграй-ка плясовую! — вклинилась между нами счастливая Сайка. Пока мы беседовали, остальные уже отдохнули и снова хотели танцевать,

А потом мы пели песни. Красивые в Гвенаре песни. Очень на наши народные похожи. Слушала я, а сама все про Дайру и ее Глая думала. Все же настоящая любовь она и в Гвенаре есть. Вот бы мне хоть когда-нибудь такую найти. Чтобы вспомнить о ней счастьем было, даже сквозь слезы, чтобы улыбаться.

— Малла, — Салина прижималась ко мне, — а ты чего не поешь?

— Так не знаю я ваши песни, — вздохнула я.

— А ты нам свою спой, которую знаешь. Девочки, — Салина повысила голос, прерывая гул застолья, — Малла, нам сейчас песни из Хадоа петь будет. Давай, Малла…

И я дала. Все чувства, что мне сейчас душу жгли, выплеснула.

— Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой…

На втором куплете запела вместе со мной гуделка Дайры, и вдруг почувствовала я что-то… что-то такое, огромное и необъятное, будто бы вижу я столько много, сколько человеческий глаз увидеть не может… а потом показалось мне на мгновение, будто бы я в руках уголек держу. Почти потух он, одна только искорка мигает, вот-вот погаснет. А от дыхания моего искорка вспыхнула и загорелась чуточку ярче…

И тут песня кончилась. Замолкла гуделка.

А бабы-колхозницы сидят за столом улыбаются радостно со слезами на глазах, так на них музыка Дайры подействовала.

— Ох, Малла, какая песня, — вытерла слезы Салина, — я как будто бы с Ярком моим увиделась.

— А я с Валисом, — счастливо улыбнулась Нана и всхлипнула.

— А я с Крием, — даже моя тяжелая на эмоции Рыска плакала.

И все остальные тоже закивали подтверждая, что и они сейчас вспомнили тех, кого любили.

После такого как-то закончилось наше застолье. Ни пить уже, ни плясать, ни петь не хотелось. Стали по домам все расходится, шепчась и делясь друг с другом дорогими воспоминаниями.