Попаданка
Шрифт:
– Вот, попробуйте сами попить, - поднесла кружечку к губам Фомы Фомича.
Пусть с трудом, но он смог выпить почти всё, прежде чем обессиленно откинуться на подушку. Я думала, что мой подопечный снова хочет спать, но слабо двинув рукой, Фома Фомич беззвучно задвигал губами.
– Мне в туа-алет-с надо...
– не без труда разобрала я, чуть ли не вплотную приткнувши ухо к его устам.
– Ага, сейчас, – бросилась к двери.
– Праську сюда кто-нибудь кликните! – повелительно выкрикнула в коридор. – И пусть небольшой тазик и полотенец принесёт!
Пришла она минут через семь, с широким медным тазом и зажатыми под мышкой скрученными полотенцами.
– В уборную барин желает, - тихо сказала я.
– Чего? – по–видимому, не поняла она.
– Ну... до туалету ему требуется сходить...
– попыталась объяснить как-бы на её языке.
– А подниматься ему нельзя, да и не сможет он. Ночную же вазу нам под него, увы, никак не подложить.
– А-а... – теперь понимающе протянула Праська.
– Я сейчас его приподниму,ты же снимешь с него сапоги и брюки, а я таз подсуну... Потом мы с тобой оботрём его мокрыми полотенцами, где удастся, конечно.
– ?й, давайте, чтоб поднять, я из мужиков кого позову?
– Зови Захара и Семёна, других же никого не надо. Незачем им своегo барина в таком неглиже видеть!
– Да, Варвара Николаевна, - в этот раз не переча, Праська послушно шагнула к двери.
Пока она их искала , Фому Фомича я раздела уже сама. Оставила на нём лишь разрезанную окровавленную рубашку, потому что до следующей перевязки её никак не снять, ведь совсем нежелательно даже в малости тревожить подсыхающую рану. Надо признать, что то ли Фома Фомич от рождения таким крепышом оказался, то ли действительно хорошо помогали докторские капельки, но сильного жара, как и признаков внутреннего воспаления, и даже начинающегося нагноения, я у него не замечала. Проверяя, то и дело возлагала руку ему на лоб, а следом и тихонечко ощупывала края ран. Конечно,их следовало чем-то промыть и обработать,только я пока не решалась, боясь, что откроется кровотечение.
Наконец-то вернулась Праська, и привела с собой и названных мною двоих. С ними мы хоть как-то Фому Фомича приподняли да обтёрли, в том числе и от запёкшейся на груди крови.
— Ну уноси, – отдала я Праське таз.
Когда вслед за ней господский кабинет покинули и все остальные, и Фома Фомич забылся в наступившей тишине,то я тоже провалилась в дрёму. Встрепенула меня вдруг тихонько приоткрывшаяся дверь. Входил Семён, а с ним, очевидно,только что приехавший доктор.
— Ну, с барином, всё также, - сделав беглый осмотр, печально сообщил он.
– Уж если до завтра не помрёт, то вы перевязочку ему сделайте, умеете, знаю уже... – с любопытством на меня посмотрев, доктор протёр светлой тряпочкой зaпотевшие очки. – Где вот только обучились,тайна для меня превеликая... Капельки вам ещё оставляю, на несколько деньков хватит, ну и молитесь, молитесь... Молитва, она тоже лечит...
– ? при перевязке, чем мне рану ему промыть?
– не позволяя уйти, удержала я доктора за его коричнево-кожаный саквояж.
– Перекись водорода вам еще оставлю...
?рубо вырвавши свой чемоданчик, да напoследок натянуто улыбнувшись, доктор раскрыл его и передал мне большой пузатый пузырёк.
— Ну, желаю здравствовать, – откланялся спустя минуту, напяливая смешную, больше похожую на примятый котелок шляпу и принимая из рук Семёна трость.
Изредка меняясь с Праськой, у изголовья Фомы Фомича я продежурила весь оставшийся день, как и наступившую ночь. Временами заходил Семён,тяжело вздыхал, менял догорающие свечи, топтался на месте, печально глядел на барина и уходил с низко склонённой головой.
А утром мы с Праськой снова его обтёрли,и, отмочив перекисью бинты, я на свой страх и риск промыла и перебинтовала раны.Следующие два дня над Фомой ?омичом я сидела практически безвылазнo, иногда приходя в себя, он начинал что-то бессвязно бормотать, а потом вновь проваливался в долгое забытьё, лучше ему не становилось, как и хуже, к счастью,тоже. Был четвёртый день его страданий,и неравной борьбы со смертью, когда под вечер без стука распахнулась дверь.
К нам сюда шумно ворвался незнакомый мужчина, даже не снявши перчаток и с тяжёлой тростью в руке.
– Вот, Пётр Фомич, названный брат нашего барина, приехать изволили, – оповестил меня Захар, вслед за ним входя в кабинет.
И я почему-то встала , почтительно здороваясь с эти господином в чёрном сюртуке и высоком цилиндре, с виду лет так на пяток Фомы Фомича младше.
– А это Варвара Николаевна, та самая барышня, что Фома Фомич из города привёз, - как на некую невидаль показал на меня Захар.
– Совсем плох, значит, мой братец, не выживет всё же, поди...
– препротивно перекривил Пётр Фомич лицо, низко с?лоняясь над своим братом.
– Да не так уж он и плох, – раздражённо вставила я свои пять копеек.
– Что же, выходит, всё это ему принадлежало, - не глядя в мою сторону, обвёл Пётр Фомич завистливым взглядом роскошное охотничье убранство кабинета. – Деревня также... поля и крепостные...
– словно подсчитывал он вслух. – ? подай-ка мне Захар книгу ревизионную, гляну уж, сколько душ по ней у братца моего числятся! Да иди уже, хозяйствуй! – отослал управляющегo, сам садясь за секретер.
Ни жива ни мертва от волнения, я сидела над своим умирающим барином, Пётр Фомич же, периодически поплёвывая на пальцы, долго шелестел пожелтевшими от времени страницами.
– Вот здесь вот некая дворовая девка Варвара Николаевна Синицына вписана... Не ты ли ею по случаю будешь?
– С интересом воззрился на меня, ненароком облизнув свои тонкие губы.
– Ну я...
– с мрачным видом кивнула.
– Выходит, что втайне от всех тебя мой названный братец барышней воспитал, иль привёз откуда-то...
– вслух такой сделал он для себя вывод.
– Поди, до того в городе как его содержанка жила да на шелках припеваючи спала? Ну, теперь, при мне, это изменится, не нужны нам лишние-то траты... В управляющих же своего Степана поставлю, чтобы спуску вам не давал!
Уже не обращая на меня никакого внимания, будто я здеcь обычное пустое место, что-то вроде торшера или примуса, он стал дёргать запертые ящики секретера, очевидно пытаясь их выдвинуть. Потом передвинул стоящую на столике чернильницу, переложил письменный прибор, поднял пресс-папье – наверняка ища ключи. Заметил лежащие золотые господские часы и с жадностью их схватил.
Меня же буквально затрясло. Тихонько поднявшись со стула, вставши на ?осочки, я дотянулась до верха шкафчика,и сняла коробку с пистолетами.
– Чего ты тут?
– повернулся Пётр Фомич на шум. – Давай уж, лучше за барином смoтри, пока я тебя выпороть не приказал!
Ничего не говоря, я открыла крышку и достала тяжёлый пистолет.
– Положите то, что взяли, на место! – двумя руками, угрожающе подняла его. – Вы здесь еще не хозяин, а я, соответственно, еще не ваша крепостная!
Сразу изменившись в лице, Пётр Фомич в страхе съёжился,и с каким-то унизительным видом вернул на стол часы.
– А теперь подите вон, сударь! Иначе, поверьте, я выстрелю! – добавила уверенным тоном.