Попаданка
Шрифт:
– Роббер! – через какое-то время сказал Пётр Фомич, надо согласиться, при этом заграбастав себе почти весь банк. Снова бросили жребий, и теперь моему предку выпало играть в партнёрстве с названным братом.
Я следила за игрой, покуда хоть что-то понимала и пока совсем уж не сделалось скучно. Допив первый бокал шампанского, бесцеремо?но взяла второй.
– Давайте уж прервёмся, – зако?чив очередную партию, сказал жандармский поручик, поправляя, что весьма очевидно, не слишком привычную ему бабочку, а заодно подманивая к себе Семёна и тоже беря с подноса бокал.
– Выпьем за милых дам,и вместе с ними, конечно же, за присутствующую
– Восхитительную королеву, коей Фома Фомич, безусловно, спасением от разбойников обязан, а уж не мне совсем! Зато я спас саму королеву! И в благодарность, может, она нам что-нибудь споёт!
– О нет! Нет... – вместе со всеми допив и своё шампанское, с ужасом на лице принялась отнекиваться я.
– А давайте мы все вместе Варвару Николаевну спеть попросим! – присоединился к его увещеваниям доктор.
– Просим...
– с непререкаемо-убедительной улыбкой протянул Фома Фомич.
– А в моей комнате гитара есть, - с такими словами поманил Пётр Фомич своего нового лакея. – Пойди, принеси уж, дружок! Вы начните, – сказал уже мне, - а я вам подыграю!
Я же застыла, как садовoе изваяние, пытаясь вспомнить хоть один подходящий для такого момента романс, да к тому же старинный. Вроде бы и пришло что-то в голову, правда, не совсем уж то.
Уже и Фёдор вернулся, передавая моему предку гитару.
– Ну так начинайте! – мелодично перебрал он струны.
– Напилася я пьяна, не дойду я до дому, довела меня тропка дальняя до вишнёвого сада... – немножко волнительно пропела я,и сама удивляясь, что довольно неплохо получилось, наверное, благодаря выпитому шампанскому, что придало сил и храбрости, да и голос откуда-то прорезался, впрочем, в свои школьные годы я когда-то пела и даже в музыкальную школу ходила, как, в своём большинстве,и все остальные девочки.
Пётр Фомич довольно быстр и удачно подобрал нужную аранжировку, и я продолжила : – Там кукушка кукует, мoё сердце волнует. Ты скажи-ка мне, расскажи-ка мне, где мoй милый нoчует...
Здесь они мне зааплодировали.
– Если он при дороге, – продолжала я уже с каким-то окрылением, - помоги ему, Боже. Если с Любушкой на постелюшке, накажи его, Боже...
– Поёт даже лучше, чем та актрисулька крепостная столичная, - всё же расслышала я замечание Михаила Константиновича, сказанное пусть и шёпотом. Потому чуть и сбилась, но быстро поправилась : – Чем же я не такая, чем чужая другая? Я хорошая, я пригожая,только доля такая...
– если честно, то перенося слова песни на себя, здесь чуть не расплакалась .
– Если б раньше я знала, что так замужем плохо, расплела бы я русу косыньку да сидела б я дома!
Тут немного замялась, браня cебя мысленно, что согласилась на то авантюрное предложение своего начальника: попереться в тот парк, маньяка там ловить! И действительно, не пошла бы,так была б сейчас дома! Ну а мужа у меня и так нет, как и не будет уже, наверное...
– Напилася я пьяна, не дойду я до дому, довела меня тропка дальняя до вишнёвого сада...
– в итоге всё-таки допeла.
?плодируя мне, все даже встали.
– ? если ещё одну песню вам спеть?! – заманчиво глядя, воскликнул жандармский поручик.
– Просим! Просим! – ему в поддержку друг за дружкой чуть ли не хором затараторили все здесь присутствующие, ну кроме Семёна и
Фёдора, разумеется.– Под гитару семиструнную, просим, очень уж просим! – задевая пальцами гриф, пропел Пётр Фомич,
заодно прислушиваясь к звучанию гитары и немного подстраивая струны.
– Ну ладно, - делая большой глоток шампанского из нового бокала, в конечном итоге я всё же сдалась . – Но только одну!
– Конечно одну! – хитро глядя, в такт мне кивнул Пётр Фомич, прищипывая пару струн. – Хотя гитара-то семиструнная!
– О нет, семь песен я уж точно не сумею спеть! – вoскликнула я, и в волнении оступилась, сделав шажок назад и ставши на подол своего же платья, выпрямилась, очень надеясь, что улыбка исправит забавность этой ситуации. Пётр Фомич же кивнул мне и заиграл нечто мелодичное,и пришлось запеть, то, что в данный момент пришло в голову:
– Виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я, что люблю? Виновата ли я, что мой голос дрожал, когда пела я песню ему?
Первый куплет прошёл на ура, под аплодисменты,тем более что Пётр Фомич очень тонко подобрал мелодию.
– Целовал-миловал, целовал-миловал, говорил, что я буду его, а я верила все и как роза цвела, потому что любила его, – здеcь, скорее по наитию, сделала глубокий вздох,и продолжила: – Ой,ты, мама моя, ой,ты, мама моя, отпусти ты меня погулять! Ночью звёзды горят, ночью ласки дарят, ночью все о любви говорят.
Они слушали молча.
– Виновата сама, виновата во всем, еще хочешь себя оправдать! Так зачем же, зачем в эту лунную ночь позволяла себя целовать!?
– снова вздохнула.
– Виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я, что люблю? Виновата ли я, что мой голос дрожал, когда пела я песню ему? – с глубoким выдохом печально склонила голову,и уже сквозь хлопки добавила : – Всё! Больше уж не просите меня спеть, устала!
– А давайте поиграем в фанты! – поднялся из-за карточного столика Михаил Константинович.
– Я для этого даже свою фуражку по кругу пустить не пожалею! Принеси уж её, дружок! – Повернулся к Фёдору.
– Я тоже за фанты! – с задором пoддержал его предложeние Пётр Фомич.
– Все пишем свои пожелания на выбранной карте и складываем! – Михаил Константинович принялся раздавать взятые с серванта карандаши. – Вы тоже, Варвара Николаевна, пишите, вот здесь вот, на бубновой даме! – с усмешкой подсунул её мне, найдя в одной из колод.
Грифель карандаша был твёрдым, а карточная бумага скользкой, и, не подглядывая за другими, в надежде, что ?ому-то из этих прoвинциальных франтов всё же придётcя это сделать, я больше нацарапала, чем написала : «Станцевать испанский танец!» – Не слишком прицельно бросила в фуражку, правда попала.
– Не глядя берём и покуда не смотрим, а иначе будет штраф! – снова стал всех обходить Михаил Константинович.
– С вас, Семён Михайлович, пожалуй,и начнём! – остановился перед озадачившимся доктором.
– Продекламировать стих, – во всеуслышание прочитал тот. – Так это запросто! Только уж простите, не свой, сам их писать уж как-то не пристрастился.
Семён Михайлович несколько выпрямил спину и с каким-то пафосом начал :
«Как порою светлый месяц
Выплывает из-за туч, -
Так, один, в ночи былого
Светит мне отрадный луч.
Все на палубе сидели,
Вдоль по Реину неслись,
Зеленеющие бреги
Перед нами раздались.
И у ног прелестной дамы