Попаданка
Шрифт:
– Что ж, сестрица моя, можно и тихо,только смотреть
и слушать тогда хорошенько нам надобно, чтоб не подкрался никто и в тишине той за нами не подсмотрел, - чуть отодвинув сломанную ставню, Пётр Фомич осторожнo выглянул в окно. – А если эти разбойники своего искать примутся, да ненароком нас тут приметят, так мы им в это самое окошко его и выставим. Щитом он живым нашим станет! Пока же все слушайте, чтоб не упустить там нечего… – шире раздвинув ставню, приложился он ухом к разбитому стеклу.
В унисон ему и все мы прислушались.
За окошком всё было тихо, да вдруг рядом забулькало чтo-то, зажурчало и потекло, словно кто-то из нас не спросясь по неотложным делам куда в безлюдный уголок отлучиться
– Чего это?
– с невысказанным упрёком оглядела я находящихся рядом мужчин, но все были тут, никто никуда не отходил и ничего такого не делал.
– Оттуда оно откуда-то… – сказал Фёдор, и, брезгливо морща нос, как-то нерешительно в ту сторону поворотился. Глядя именно туда, где мы и оставили нашего пленника.
– Так невтерпёж ему сделалось, вот под себя и мочится… – в шутливом ключе высказался Василий. Стоя к тому месту ближе всех, он смотрел на темнеющий силуэт пленника, но что-то разглядеть там во мpаке даже и у него не получалось.
– Так давайте тихонько подойдём и глянем… – взявши один из огарков, Пётр Фомич сделал два осторожных шага, вытянул руки, освещая всё то место и, по всему, очень опасаясь вступить в лужу. Вслед за ним посмотрев туда, я еле сдержала рвущийся наружу крик. Из словно волчьими клыками распотрошённого горла казачка – яркими толчками брызгала кровь, заливая и стену и
пол, не говоря уже про рубаху и оскалившееся в смертельной агонии лицо!
– И зачем ты это сделал?! – угрожающе занеся трость, мой предок обличительно воззрился на Василия.
Боясь, что сейчас он его ударит, я бросилась вперёд и встала между ними.
– Стоп! – выкрикнула и гулко топнула ножкой,тем взметая фонтанчики пыли из-под шатающихся досок.
– Разумно подумайте, Пётр Фомич, каким образом он это сделать мог? Рядом с нами ведь всё это время находился. И чем? Если штыком, то широко так не распорешь, как и в ножнах он у него. Да никто из нас и не видел, чтоб Василий сам к той стене подходил! А главное, кто так горло ему разворошил, весь в крови бы запачкался, потому что сонная артерия там задета, а из неё и на убийцу обязательно брызнет. Мы же чистые все! – здесь я расставила руки, переступила на месте, поворачиваясь и дeмонстрируя им всю себя.
– Тогда ктo же совершил такое? – озвучив наши общие мысли, Пётр Фомич легонько отстранил меня в сторону,и оглядел Василия с головы до пят.
– Трудный вопрос… – отходя от них, нервно чихнула я , аллергия от пыли и на вид крови, наверное.
– Федор , а ну-ка сюда поди! – приказал Пётр Фомич.
– Да не в крови я, барин! – приблизившись, тот с каким-то обиженным видом свою вздыбившуюся макушку пригладил.
– Как и не душегуб какой... В жизни никого ведь не забидел! Странные тут дела творятся, Господи! – здесь суеверно перекрестился.
– Значит, кто-то ещё в доме есть! – взволнованно заговорила я.
– Мы сюда вошли, но ведь не все закутки-то хорошенько осмотрели, как-то сразу за аксиому приняли, что изначально никoго здесь и нет! – с решительным видом пoдняла свой пистолетик, будто уже нашла кого-то в темноте да прямиком ему в лоб и прицелилась.
– Ох и мудрёно же, барин, ваша сестра говорить изволит, особливо-то для бывшей крепостной… – исподлобья на меня глянувши да, как показалось, одобрительно подморг?ув, перевёл Василий взгляд на Петра Фомича. – А говорили-то, будто из простых подневольных девок она у вас, да разумна и всегда в самую точку попадает!
– ?сть такое, – с заметным недовольством кивнул мой предок. – Не тобою уж первым подмечено, что не по годам мудра сестрица моя… Да только никакая она уж тебе не девка подневольная!
– Конечно же не девка , а настоящая барышня, даром что из крепостных! – сказал Василий и таким тоном, что невозможно было не понять: так высказываясь, он не меня хочет задеть, а камень это в огород моего пред?а.
Не терпит, получается, наш солдатик барчуков-то! Ох, не терпит! – Всё, перестаньте, задиры! – снова встала я между ними.
– Разве такая большая разница, бывшая я крепостная или нет?
– взволнованно говорила и чувствовала, как начинают пылать мои щёки.
– Да, я была когда-то свободной. Потом по глупости сама сделалась крепостной! – понимала, подсознательно досадуя, что выбалтываю лишнее, но впавши в истерику уже не могла остановиться.
– Тяжело мне было или легко,так внутри меня всё перегорело, и не вам обсуждать и
судить мои действия! Теперь я снова вольная, да легче мне от того почему-то не сделалось! – тут вдруг слёзы брызнули из моих глаз, к счастью, не позволяя наговорить большего.
Я плакала, а Василий смотрел на меня такими большущими и сочувствующими глазами, пока ничего не понимая и лишь качая головой.
– Слезами Варвара Николаевна нам о том сказать хочет, что никакая она ни девка крепостная, а самая настоящая барышня, образованная и даже в женской гимназии воспитанная, да бедною сиротою ставшая! – дождавшись, когда от этих его слов я в себя приду и рыдать перестану, мой предок с усмешкой продолжил меня разоблачать: – Уж неведомо мне, где мой названный братец сию даму выискать соизволил, верно знал шельмец покойный о близком родстве нашем! Вот и привёз её в поместье! И мне великое спасибо сказать ему за то надобно! Да глупышка она, влюбилась в него без памяти, что и на подлог пошла, думаю, где-то все бумаги свои потерявши да согласившись в реестровую книгу замест помершей девки вписаться, вот и сделалась его крепостною содержанкой… А как же иначе? В те дни мой названный братец к обручению с другою изволил готовиться! Не позволила бы людская молва незамужней даме у него в доме быть! А девкою дворовою – да всецело пожалуйста! И сестрица моя согласилась! Потому что любила… наверняка любила… братца моего напыщенного! По вашим глазам, Варвара Николаевна, прочесть я это смог, еще тогда, когда вы из дуэльного пистолета в меня целиться принялись, словно за какого-то изверга принявши! – здесь Пётр Фомич чуть склонил набок голову. – Вольную же мы ей только
нынче офoрмили, вoзвращая и дворянство,и имя доброе!
Не отвечая, я пуще расплакалась.
– Ведь так? – выжидающе посмотрел на меня мой предок.
– Про гимназию, сестрица моя, вы уж сами как-то проговориться изволили… Не берут туда из простых-то! Совсем не берут! Вот я всё и сопоставил! Верно?!
– Да, правильно вы обо всём догадались, Пётр Фомич… – постаралась я поубедительнее кивнуть, промакивая кружевами надетой на руку перчатки неудержимо выступающие на глазах слезинки.
– А что мудра не по годам, так тайны никакой в том и нету, - вовсю разойдясь, продолжал Пётр Фомич.
– Потому что иголку в мешке не утаишь! ?ода она моего… Уж и в селах окрестных, как и в поместьях ближайших, всем ведомо стало, что Варвара Николаевна барышня разумная, и в философии и
в медицине грамотная, со скуки умных книжек начитавшаяся. Сам наш доктор уездный ещё у брата моего за неё хлoпотать изволил, чтоб в помощницы себе взять, да не отдал никто!
Я же слушала их, да молчаливо надеялась,что, всем этим своим придумкам да чуждым слухам доверяя, мой предок и действительно во всё это верит. Ну и пусть!
– Ну ладно, барин, не время сейчас… О другом думать надобно, потому вы с сестрой лучше тут останьтесь, да разберитесь и побеседуйте уж сами между собою, - наконец-то дождавшись тишины, вставил и свою реплику Василий. – А мы с вашим Фёдором по здешним закуткам пройдёмся. Не сомневайтесь, разыщем уж того злодея, кто такое с нашим пленником учинил!
Они ушли, мы же остались, обдумывая все сказанные слова да молчаливо вслушиваясь в призрачные звуки дома, но слышался лишь скрип гнилых половиц под ногами ушедших.