Попаданы
Шрифт:
И ничего, что дикари эти и язычники, старше вида человеческого, на пару тысячелетий.
Ну и себя, "озаренные" не забыли...
Вот тут коса на камень и нашла!
Мил, видевший, как Кат расправился с первым, "христопросителем", проникся.
Закон "Шага веры", быстро сократил поголовье козлов-провокаторов, а психологи, изучив и разложив все по полочкам, вернули пастве утерянные мозги, заодно дав твердо понять - избранность одного народа, перед другими, состоит лишь в том, чтобы быть примером, а не мечом!
Были, разумеется,
Были.
Только, не то время и место, выбрали.
И, с правителем, ошиблись.
Как говорится: "демократия - под землей, а на небе - Царствие!"
Павел, быстро и незатейливо "отозвал" всех "потеряшек" обратно на борт одного из ТОК-ов, а затем, малыми партиями, вернул в общество, где за них с улыбками взялись не только психологи, но и их собственные, подросшие дети.
За двадцать лет, общество русских, вывезенных за пределы привычной планеты, оторванных от привычных условий жизни и религиозных устоев, превратилось в тот самый монолит, которого раньше не было.
Вечно нам что-то навязывали, доказывали, что мы плохие, что мы хитрые, пьющие, ворующие и грязные.
Теперь, самая главная нить, что связала всех нас воедино, стала не красивой доской, в золоте или серебре. Не красным партбилетом.
Нитью стали мы сами.
Мил любовался цветущим деревом, радуясь новой весне.
В его книгах, простых и понятных, пока его не закружила ненависть, таких весен и лет было множество.
Потом - не стало вовсе.
На Матушке - было не до того - война, развитие, куча вопросов и проблем, что легли на его плечи неподъемной ношей.
До сих пор Мил не мог понять, правильно ли он поступил, построив общество на фундаменте высшего образования, насильственно насаждаемого и столь же насильственного, прохождения армейской службы, устанавливая свое государство на две рельсы: глобальное образование и глобальную милитаризацию.
Вернув привычным словам их первоначальный смысл, стало легче жить - вранье лишь порождает вранье, затягивая в красивый омут, выбраться из которого очень и очень сложно.
Привыкнув, в первой сотне, отвечать за свои слова и поступки, Мил требовал того же и от остальных.
"Бил по морде, а не по паспорту", отправляя проштрафившихся пахать физически в дальние уголки планеты, еще не тронутые цивилизацией.
Вместе с семьями, которыми эти паразиты обрастали стремительнее, чем собака - блохами.
Некоторые дохли.
Некоторые, затаивали злобу и вновь рвались к власти, только, единожды соврав, оказывались в черном списке.
Общество Матушки, зная, за какие деньги их дети получают образование, за чью кровь, над головой у них кружатся защитные станции, воров и казнокрадов, частенько, давило в уголке, невзирая на мандаты и красивые слова.
Самосуд?
Да!
Зато и чиновник стал понимать, что его ждет.
Сразу после закона "Шага
веры", был принят еще один закон.Народ, помнящий времена демократов, думы и прочей нечисти, быстро и метко окрестил его "отмандаченным законом". Согласно его, любое лицо, входящее в состав правительства, не имело права на любой иммунитет от закона.
Народ потер ручки и закатал рукава.
Первому, кому набили морду, в самом прямом смысле этого слова, оказался Юрьев.
Хорошо, что народ у нас добрый и отходчивый.
Да и времени прошло... Порядочно...
А так, вполне и убить могли, за старые просчеты!
Сам Юрьев, впрочем, к разбитой морде отнесся несколько философски, втайне радуясь тому факту, что его до сих пор не забыли.
Последний президент РФ, как ни как!
Хоть и страшный титул, тем не менее - известность и в Африке - известность!
Даже такая кривая...
Кахонка, прикладывая компрессы на заплывшие глаза мужа, украшенные разноцветными тенями, только качала головой и ругала Мила, за "отмандаченный закон".
Через месяц, она пела совершенно другую песню, с радостью свидетельствуя против одного из чиновников.
Которого вздернули тут же, едва признали виновным.
Возможно, чинуша бы еще и пожил, не начни понтами кидаться...
На его невезение, и судья, и присутствующие, оказались из той самой когорты людей, что оттарабанили десять лет по контракту, оплачивая обучение детей.
Не просчитался Мил, делая ставку на людей, собранных Катом.
Словно чувствовал этот "первый убийца", у кого в душе есть совесть и кому слово "Честь" не пустой звук.
Всего, сотня.
За каждым из них - тоже сотня, если не больше.
Мелькнул Кат на горизонте и снова исчез, словно в истории этой, он совершенно не важный "человечишко", только пустой похвалы и достойный.
А из памяти - первый убийца.
– Мил. Чего молчишь?
– Юрьев, подтолкнул своего коллегу, по нелегкой ноше на плечах.
– Как считаешь?
– Никак не считаю.
– Мил, вынырнув из своих воспоминаний, тяжело вздохнул.
– Где считают, там и обсчитываются... А вопросы нам задали хитрые, сразу так и не ответишь...
– Если нет ответа - многозначительно молчи. Ответ заинтересуется твоим молчанием и придет сам.
– Юрьев, припомнил свое юношеское увлечение восточными мудростями и коротко хохотнул.
– Вот уж точно предки подметили - иногда лучше жевать...
– Мил внезапно для самого себя шмыгнул носом, расчувствовавшись.
– Жанна, пожалуйста, донеси всем своим коллегам по цеху, простую мысль... Ответов не будет! И, впредь, я очень надеюсь на твою рассудительность.
"Лучшая половина человечества" растаяла в мешанине помех, отключившись от разговора.
Обе женщины, понимая, что теперь на их хрупкие плечи взвалили несусветную ответственность, только переглянулись, да и пожали своими плечиками, скидывая не нужный груз.