Попади ты пропадом. Книга 2. Красное на белом

В ушах застыл её крик, когда гуртау полез к шее Лоренса. Адреналин тогда толкнул вперед, и Инна нацелилась кулаком хищнику в голову, вложив в удар всю возможную силу. С корпусом, как учил тренер.

Что могло бы случиться, если бы…

Ужас. Даже думать страшно!

Не сдерживая трепет в пальцах, Инна осторожно провела по скулам Лоренса, слабо коснувшись острого подбородка. Эти губы её целовали. Эти губы шептали нежные слова. Эти глаза смотрели на неё и пили до дна страсть и плавили её, как паяльник, превращая твёрдое олово в лужицу.

И этот же человек вырвал её из привычной жизни! Как же так? За что?! Почему она шагнула в эту бездну? Теперь ведь нет пути назад.

По щеке медленно скатилась горячая капля. Это мука – вот так тянуться к человеку, который никогда не будет до конца честен. Да и у них нет будущего, и никогда не было. Всё это бессмысленно. Зачем поехала?! Нужно было прогнать Эдальгио ещё возле комнаты. Не смогла. И не смогла отказать. Сама хотела его, и до сих пор желает. До крика и истерики. Разве за такой короткий срок могут вспыхнуть чувства? Это – нелепая жажда утолить голод, снять стресс, приглушить боль. И только.

Провела ладонью по спутанным белесым волосам. Был ли Лоренс так пылок с другими? Будет ли так нежен в будущем с кем-либо ещё?

От последней мысли хотелось зарычать. Нельзя так. Какая ещё ревность? Её дома ждут. И никаких отношений с инопланетянами! Всё!

Самоход качнуло, и дыхание подкатило под самое горло. Уши сдавило, и пульс забарабанил в виски. Зорина отдёрнула руку и, скрутившись в комочек, снова посмотрела в окно. Там, на горизонте, показалась прозрачно-серебристая вода с алым отсветом из-за грунта. По городу плавал утренний туман: дымно-серый, как глаза Лоренса…

– Сенечка, прости меня, – заскулила Инна. – Я вернусь домой. Обязательно вернусь.

Засопела и долго терпела, чтобы не разрыдаться. Вот тебе и расплата. Вот она какая! Нужно боятся не дикого зверя, не изверга, не Игры, а – себя.

Губы разомкнулись и запели:

«Это, сына, не заря, а безликая луна. Милый мальчик, давай спать, буду я тебя качать…»

Какое-то время слезы все ещё бежали, а потом Инна провалилась в сон без сновидений.

Очнулась от легкого прикосновения к плечу.

– Мы на месте, Инна, – льдистые глаза взглянули на неё исподлобья. Холод возвращался к Лоренсу. Забирал и промораживал того, кого она помнила и желала. – Помнишь, что я тебе говорил? Пробираемся с чёрного хода.

Ладонь с длинными, искривлёнными пальцами погладила плечо сквозь толстую вязку свитера. Даже от мимолетного касания дыхание спёрло, а по венам заструился жидкий огонь.

– Помню, – хрипло ответила Зорина и отвела взгляд.

По горизонту плавали серые облака, а вдали уже показались шпили высоких деревьев.

– А как не хотелось бы, – выдохнул Лоренс, чуть стиснув её плечо. – Веришь или нет, остался бы там с тобой навечно. И плевать на патрули, гуртау и прочие радости жизни.

– Лоренс… не надо, – Инна едва сдерживалась от дрожи. Она не хотела, чтобы он заметил её волнение, но голос всё равно предавал. – Ты знаешь, что меня там ждёт, – говорила в сторону, не повернувшись.

И красной лампочкой в голове: сын. И эхом: «Помни меня таким…»

Хотелось завопить. Убежать. Защититься и отстраниться от пылающего огня, чтобы не поглотил ненароком.

Чужая рука ослабила хватку и тяжёлым грузом упала вниз. Лоренс заёрзал на сидении, словно проверяя истерзанное тело на прочность и выносливость.

– Спасибо тебе, – пробормотал он, пряча глаза. – Мне лучше. После укола почти не болит.

– Я рада.

Губы сжимались и горели. Окно запотевало от жаркого дыхания, и хотелось провалиться в пустоту и забытье. Быстрее бы приземление: там холодная и тихая тюрьма. Невыносимо вот так пылать бесконечно.

Самоход пролетел над знакомым пустырём, что так манил Инну, когда она впервые вышла за ворота. Развернувшись в воздухе, как брошенная кем-то калоша, челнок плавно пошёл на снижение. Мягко коснулся земли и встал в идеальный ряд на стоянке. Мотор затих. Напряжённая тишина наводнила салон.

Лоренс расстегнул ремень. Неловко перегнувшись через бортик сидения, потянулся к Инне. Отодвигаться было некуда. Она задержала дыхание, вжавшись в мягкую спинку, и прикрыла глаза, чтобы не смотреть на его профиль и губы.

– Скажи мне, хорошая, – тёплое дыхание коснулось губ, – я что-то не то сделал?

– Нет, – выдохнула Инна и распахнула глаза.

Зачем отпираться и притворяться? Она так ослабла, что не могла уже совладать со своими желаниями и порывами.

Не удержавшись, потянулась к щеке Лоренса и, едва касаясь, провела пальцем по длинной царапине на лбу. Будто пытаясь отпечатать её в своей памяти.

– Просто ты слишком нежен и ласков, а мне слишком больно от происходящего. Правду ведь никуда не деть. Вот она правда, Лоренс, – Инна показала на вход в поместье.

– Увы, – отрезал он, расстёгивая Иннин ремень. – Ну, пойдём, пока Астис не поднялся слишком высоко. Я должен успеть включить камеры до завтрака.

– Погоди, – шепнула Инна, придержав его.

Лоренс выстрелил из-под опущенных ресниц жалобным взором, как загнанный зверь.

– Поцелуй меня. Пусть в последний раз, но так, как тебе хочется, – проговорила дрожащими губами Инна, вцепившись в рваньё его футболки, стараясь не зацепить глубокие порезы от когтей хищника.

Задержала дыхание.

Лоренс снова коснулся её плеча и отдёрнулся, как от накалённого металла. Отвёл взгляд, словно взвешивая все да и нет.

– Больнее уже не будет, – проговорил он полушёпотом. – Правда?

Настойчивое горячее дыхание приблизилось, обдав губы пульсирующей волной. А потом сухие губы Лоренса прикоснулись к Инниным. Смяли их: осторожно, но настойчиво. Язык скользнул между зубами, проникая в рот. Он пил её жадно, но нежно. Словно странник в безжизненной пустыне, что нашёл прохладный оазис. Осушая до самого дна, но возрождая.

Инна отстранилась и порадовалась, что сидит – иначе упала бы от тяжести в ногах. Жар расплылся по животу свежей лавой.

– Куда уж больнее, – выдохнула ему в губы.

Лоренс прикрыл глаза и нехотя отстранился. Лениво, как кот, прогревший шкуру на весеннем солнце.

– Пойдём.

Механизм двери зашипел, и обе створки поднялись вверх.

Инна осторожно шагнула в траву.

Окинула себя скептическим взглядом. Она походила на свинарку. Ноги до колен грязные. Юбка ободранная, в тине и траве, по подолу свисают нитки. От красивого белоснежного платья остались лохмотья.