Поправки

– Что ж ты не рассказываешь мне про Норму Грин? – подколола она мать.

– Ты так рассердилась на меня последний раз, – ответила Инид.

– Рассердилась я главным образом на Гари.

– Я только хочу, чтобы ты не страдала, как Норма. Хочу, чтобы ты была счастлива, устроила свою жизнь.

– Мама, я больше никогда не выйду замуж.

– Заранее ничего не известно.

– Мне известно.

– Жизнь полна сюрпризов. Ты еще так молода и хороша собой.

Дениз добавила в горшок свиного жира. Стоит ли останавливаться?

– Ты слышишь? – сказала она. – Я точно знаю, что больше не выйду замуж.

Но тут на улице хлопнула дверца машины, и Инид помчалась в столовую, чтобы выглянуть из-за прозрачной занавески.

– Это Гари, – разочарованным голосом сообщила она. – Всего лишь Гари.

Гари ворвался в кухню с охапкой железнодорожных сувениров, приобретенных в Музее транспорта. Проведя утро на свободе, он приободрился и с удовольствием пошел навстречу матери, прикрепил малютку Христа к рождественскому календарю, и материнские симпатии тотчас сместились от дочери к сыну. Инид заквохтала насчет того, как прекрасно Гари оборудовал душ, как замечательно удобен табурет. Дениз мрачно сварила обед, подала легкий ланч и перемыла гору посуды, а небо за окном меж тем стало совсем серым.

После ланча она поднялась к себе в комнату – Инид сумела наконец придать этому помещению почти идеальную, лишенную воспоминаний, анонимность – и упаковала подарки. (Она купила для всех одежду, знала, кому что нравится.) Развернула салфетку с тридцатью солнечными таблетками мексикана-А и прикинула, не подложить ли их Инид в качестве подарка, однако ее сдерживало данное Гари слово. Снова завернув таблетки, Дениз выскользнула из комнаты, сбежала по лестнице и спрятала наркотик в только что освободившийся двадцать четвертый кармашек рождественского календаря. Родители и брат были в подвале. Она вернулась наверх незамеченной и заперлась в комнате, будто и не выходила.

В детстве, когда бабушка тушила на кухне ребрышки, а Гари и Чип приводили домой невероятно красивых подружек и все только о том и думали, как бы порадовать Дениз подарками, сочельник превращался в самый длинный день в году. Какой-то непонятный закон природы воспрещал семье собираться вместе до наступления темноты, в ожидании все разбредались по комнатам. Иногда, в отрочестве, Чип сжаливался над сестренкой, единственным малышом в доме, и играл с ней в шахматы или «Монополию». Когда она стала постарше, он вместе со своей очередной подружкой водил ее в супермаркет. Какое блаженство в десять, в двенадцать лет оказаться в такой компании, слушать лекцию Чипа о загнивающем капитализме, догадываться о новых веяниях моды, присматриваясь к его подружке; какой длины челка, какой высоты каблук. Ее оставляли на часок одну в книжном отделе, а потом Дениз залезала на гору над супермаркетом и смотрела оттуда вниз, на медленную молчаливую процессию машин в угасающем вечернем свете.

Даже сейчас это самый длинный вечер в году. С неба обильно посыпались снежинки, чуть более темные, чем снежные облака. Холод проникал даже сквозь двойные рамы, обходил потоки прогретого батареями воздуха и овевал шею. «Как бы не заболеть», – подумала Дениз, прилегла и накрылась одеялом.

Она спала как убитая, без сновидений, и проснулась – где? что? который час? – от звука сердитых голосов. Снежинки сплелись в паутину по углам окна, разукрасили белый болотный дуб. На небе еще не вполне померк свет, но ждать осталось недолго.

– Ал, Гари потратил ТАК МНОГО СИЛ…

– Я его не просил!

– Можешь хотя бы попробовать? Гари вчера столько возился!

– Я имею право принять ванну, коли я этого хочу!

– Папа, рано или поздно ты упадешь с лестницы и сломаешь себе шею!

– Я ни у кого не прошу помощи.

– И правильно делаешь! Потому что я запретил матери – запретил! – даже близко подходить к ванне.

– Ал, прошу тебя, хотя бы попробуй душ!

– Оставь, мама, пусть сломает себе шею, нам всем будет только лучше!

– Гари!

Голоса приближались, спорящие поднимались вверх по лестнице. Тяжелые шаги отца миновали ее комнату. Дениз надела очки и приоткрыла дверь как раз в тот миг, когда Инид – больное бедро делало ее неуклюжей – добралась до верхней площадки.

– Дениз, ты занята?

– Я спала.

– Пойди поговори с отцом. Объясни ему, что он должен пользоваться душем. Гари так старался. Тебя он послушает.

После глубокого сна и резкого пробуждения Дениз не смогла сразу включиться в реальность; сцена в холле и пейзаж за окном казались тенями антиматерии, слишком громкий звук оставался едва внятным.

– Почему, – начала она, – почему нужно решать этот вопрос непременно сегодня?

– Завтра Гари уезжает, а я хочу, чтобы он убедился, что папа справляется с душем.

– Так, еще раз: почему папа не может принимать ванну?

– Он застревает в ней. И по лестнице поднимается с трудом.

Дениз закрыла глаза, но реальность по-прежнему ускользала. Открыла глаза.

– И еще, Дениз, – сказала Инид, – ты так и не позанималась с ним зарядкой, как обещала!

– Точно! Я позанимаюсь.

– Прямо сейчас, пока он не помылся. Погоди, я дам тебе листок доктора Хеджпета.

Инид захромала вниз по лестнице.

– Папа! – позвала Дениз.

Нет ответа.

Инид снова одолела несколько ступенек вверх и просунула сквозь перила лиловый листок бумаги («ДВИЖЕНИЕ – ЗОЛОТО»): фигурки с ручками и ножками в виде палочек изображали семь упражнений на растяжку.

– Научи его как следует, – сказала она. – На меня он сердится, а тебя послушает. Доктор Хеджпет все время спрашивает, делает ли отец упражнения. Самое главное – чтобы он как следует их освоил. Я и не знала, что ты спишь.

Прихватив инструкцию, Дениз направилась в родительскую спальню и застала Альфреда перед платяным шкафом. Ниже пояса он был обнажен.

– Ой, папа, извини, – сказала она, отступая.

– Что такое?

– Нужно сделать зарядку.

– Я уже разделся.

– Надень пижаму. Свободная одежда удобнее.

Пять минут ушло на то, чтобы успокоить отца, уговорить его лечь в шерстяной рубашке и пижамных штанах в постель, повернуться на спину. И тут наконец все стало совершенно ясно.

Первое упражнение: обхватить руками правое колено и подтянуть его к груди, а потом точно так же подтянуть левое колено. Дениз опустила непослушные отцовские руки на правое колено, огорчилась, почувствовав, как он напряжен, но все же с ее помощью Альфред смог поднять ногу и согнуть бедренный сустав более чем на девяносто градусов.

– Теперь левое колено! – скомандовала Дениз. Альфред снова ухватился за правое колено и подтянул его к груди.

– Молодец! – похвалила она. – А теперь попробуй левое.