Попрыгунья

Но взгляд миссис Лефрой упорно уходил от погони. Она сосредоточенно смотрела на мистера Уильямсона, и лицо ее не выражало ничего, кроме осмысленного интереса. Роджер мог лишь отчаянно надеяться, что интерес этот достаточно осмысленный. Если миссис Лефрой не станет оспаривать этот кошмарный ляпсус мистера Уильямсона и если как-то подкрепить ее позиции, то вариант самоубийства все равно пройдет.

Он едва слышал последние вопросы, поставленные перед мистером Уильямсоном, однако мрачно отметил, что коронер не только воздержался от каких-либо комментариев касательно кресла, но вообще больше о нем не спрашивал. Теперь Роджер почти не сомневался, что это - прощупыванье почвы. Затянувшееся зловещее затишье означает только одно: что коронера уже загодя проинструктировала полиция и что переноса дознания не миновать. И, однако, странное дело, Роджер вспомнил вдруг, что и суперинтендант тоже ничего не спрашивал у мистера Уильямсона про местоположение кресла; единственное, что волновало его вчера в зале - это то, что кресло вытерли. А о его расположении, что куда важнее, вообще не упоминалось. Да что они, черт их побери, затевают?

И все-таки Роджер, положа руку на сердце, не имел права винить мистера Уильямсона. Во время вчерашней репетиции невозможно было втолковать ему прямым текстом, что кресло лежало точно под виселицей - разве что исподволь и более или менее невзначай. Но ведь Роджер повторил это, пусть невзначай, столько раз, что был уверен, что до того дошло. Получается, что нет. И теперь все зависит от миссис Лефрой, которой, по идее, должно было хватить сообразительности понять то, на что и ей лишь слегка намекнули.

– Миссис Лефрой,- воззвал голос.

Роджер затаил дыхание.

* 3 *

Коронер заглянул в свои записи. Суперинтендант Джемисон, чье кресло помещалось за его спиной, подошел и что-то прошептал ему на ухо. Коронер кивнул.

– Да. Итак, миссис Лефрой, не расскажете ли вы нам, что произошло после того, как мистер Уильямсон показал нам, где именно обнаружили тело?

Миссис Лефрой объяснила, что еще накануне в своих показаниях полиции кратко изложила основные события того злополучного вечера, но предупредила, что ей ни разу за всю вечеринку не случилось переговорить с Иной Стреттон, и поэтому относительно каких-либо личных моментов ничем помочь не сможет.

– Разумеется,- спокойным, чистым голоском она продолжала отважно и элегантно лжесвидетельствовать в пользу брата своего жениха.- Для меня это явилось страшным шоком, я ужасно расстроилась. У меня даже в глазах потемнело, и пришлось присесть. Там, на крыше, поблизости валялось кресло, и я его подняла. Я была в белых бархатных перчатках, и они испачкались. Я решила, это, видимо, сажа, на крыше. На мне было белое шелковое платье, и я попросила мистера Уильямсона вытереть кресло, чтобы мне сесть, и он его вытер. Теперь я понимаю, что кресло нельзя было трогать, но тогда я об этом не подумала.

– Да. Вы, несомненно, слышали, как я сделал на этот счет замечание мистеру Уильямсону. Ведь такие действия, знаете ли, в другом случае могли бы иметь очень серьезные последствия.

– Да, теперь я поняла,- с покаянным видом признала миссис Лефрой.

– А скажите, то кресло, что вы подняли - оно что, лежало на боку?

– Да, лежало на боку на крыше.

– А где именно на крыше?

– По-моему,- ничтоже сумняшеся отвечала миссис Лефрой,- где-то посередине.

– О боже мой!- застонал про себя Роджер и уронил голову на руки.

* 4 *

– Если тебя вызовут,- Роджер лихорадочно нашептывал Колину,- скажи, что, когда ты поднялся на крышу, кресло было точно под виселицей. Ничего объяснять не нужно. Просто скажи!

– Не буду,- так же шепотом ответил Колин.- Чтобы всех нас привлекли за дачу ложных показаний и еще бог знает за что? Нет, не буду я этого говорить.

– Мистер Николсон!- раздался глас судьбы.

* 5 *

– Но ваши усилия по оказанию первой помощи не дали результата?

– Нет, никакого.

– Нет. А дальше?

– Я спустился, чтобы не выпускать дам из зала - незачем им было видеть, как мистер Стреттон и мистер Шерингэм несут тело вниз.

– Да, конечно. Похвальная предусмотрительность. Ну, а когда вы только поднялись на крышу, мистер Николсон, вы не видели там кресла?

– Видел.

– Где оно находилось?

– Примерно на линии между виселицей и дверью на лестницу, но пожалуй, что к виселице ближе, чем к двери.

– Понимаю. А скажите, ваше внимание к нему привлекло что-то конкретное, или вы просто случайно его заметили?

– Я его сперва не заметил. Я об него споткнулся. Почему и запомнил, что оно там было.

– О, неужели? Вы об него споткнулись?

– Да. Между прочим, даже ногу об него ободрал.

– Правда? Что вы говорите! Вы мне не покажете вашу ссадину? Я, знаете ли, сам не чужд медицине, и...

– О, да пустяки,- Колин обошел стол и торжественно подтянул брючину; коронер столь же торжественно осмотрел представшую его взору незначительную царапину.

– Так-так. Да. Ничего серьезного, вы правы. Тем не менее рану всегда рекомендуется тщательно обрабатывать, какой бы незначительной она ни казалась. Да. А это кресло - на каком расстоянии, на ваш взгляд, оно находилось от виселицы?

– Футах в двенадцати - пятнадцати.

И вот наконец коронер открыл карты:

– Как по-вашему, не многовато ли, чтобы миссис Стреттон смогла сама оттолкнуть его так далеко, перед тем как она сама - э-э - если она сама шагнула в небытие?

– Пожалуй.

– Благодарю вас, мистер Николсон. Это все. Э, что такое? Что? Врачи хотели бы?.. Да, очень хорошо, очень хорошо. Сейчас мы заслушаем результаты медицинского освидетельствования. Доктор - дайте-ка посмотреть - да, доктор Чалмерс выступит первым. Прошу вас.

Конин, совершенно спокойный, снова уселся рядом с Роджером.

– Да будет тебе известно,- свирепо прошептал ему Роджер,- что ты только что накинул петлю на шею Дэвиду Стреттону - ни больше, ни меньше.

* 6 *

Показания всех троих врачей были безупречны.

Доктор Чалмерс и доктор Митчелл сошлись во мнении, что смерть наступила очень скоро после того, как миссис Стреттон покинула зал, возможно, через несколько минут, и почти наверняка - не более чем через полчаса; у доктора Брайса практически никаких сомнений не вызывало происхождение синяков на теле - он, похоже, признал, что они были вызваны чересчур буйным танцем "апаш", который, как он понял, миссис Стреттон отплясывала вместе с Рональдом Стреттоном. Уныло внимавшему им Роджеру было совершенно очевидце, что вся троица провела ночную конференцию, в ходе которой идеи, старательно насаждавшиеся им самим в сознание доктора Митчелла, принесли общий и единодушный плод.

Красивые слова и ученые обороты вроде "эгоцентризм", "алкогольная депрессия", "острый приступ меланхолии", "суицидальный тип личности", "проявление трупных пятен" витали над восхищенным залом.

Миссис Стреттон была в последнем градусе безумия, и все три врача без колебаний это подтвердили. К несчастью, однако, все трое так же твердо сошлись в невозможности признать ее недееспособной, равно как поместить в лечебницу без ее согласия. Так что при всем своем безумии она была не настолько уж невменяема. Ни единой фальшивой ноты не прозвучало в превосходном выступлении врачей!