Попытка возврата. Тетралогия

Я вспомнил своё время и только хмыкнул. Нашим пионэрам студенческого возраста глубоко плевать вообще на любую идеологию. Прутся исключительно с анаши, экстази да с импортных музыкальных групп. Это если брать эстетов. Неэстетствующая молодёжь интересуется водярой, клеем и группой «Лесоповал». Ну и обе группы активно интересуются девочками, что не может не радовать. Хотя пидарастежа, особенно среди эстетствующих, тоже хватает…

Некоторые из них уже считают, что Отечественную войну выиграла Америка, на Тихом океане. Ну ещё Англия в Африке сильно дала фрицам прикурить. После чего полностью деморализованные гитлеровцы сами собой смылись с территории Союза, а наши войска (те, что остались после чисток кровавой гебни, в основном состоящие из штрафбатов и благородных уголовников) с песнями и плясками на американских же «виллисах» беспрепятственно доехали до Берлина. Про то, что все так думают, это я, конечно, несколько загнул, встречаются вполне нормальные ребята, но они как-то теряются на общем фоне. А Россия, забившая в последние пятнадцать лет на любую идеологию, заполучит себе мощнейший геморрой в самое ближайшее время. Нельзя народ оставлять без какой-то объединяющей идеи. Клич — обогащайтесь — какое-то время проработал за эту идею, но был для большей части населения беспонтовым и благополучно зачах…

От этих философских мыслей отвлёк Иван Петрович.

— О, Илья, уже отдохнул? Давай ко мне.

Придя к нему, был ошарашен новостью о наступлении. Оказывается, пока я прохлаждался в Москве, на наш участок были перекинуты четыре стрелковые дивизии, два танковых полка, а также увеличилась группировка штурмовой и истребительной авиации. В Севастополе тоже получено подкрепление людьми и боеприпасами. Разведчики пронюхали тылы немцев на предмет изменения обстановки, и через два дня начнётся большой сабантуй. Но немцы, видно, предчувствуя неожиданную подляну, тоже активизировали своих разведчиков. За эту неделю было отловлено 12 групп фрицев и особисты накрыли три точки агентурных разведчиков.

Задачи нашей группы при этом наступлении остаются прежними, единственно, может быть, понадобится помощь войсковикам в проведении глубокой разведки.

— У них там тоже подготовленных людей хватает, но сам знаешь, удача в этом деле не последнюю роль играет. А на тебя, после случая с генералом, смотрят вообще как на символ фортуны в чистом виде. Так что если прижмёт — будь готов.

— Всегда готов! — ответил я пионерским кличем с поднятием руки, чем вызвал ухмылку Колычева.

Но быстро став серьёзным, он продолжал вводить меня в курс дела, которое осложнялось присутствием недружественно настроенного населения, что после наступления останется у нас в тылу.

— Пакостить ведь начнут. Одиночные машины и небольшие группы военнослужащих уничтожать. Диверсии проводить. Так что это тоже надо будет иметь в виду.

Угу… иметь в виду — они нас будут. Крымские татары здесь каждую тропинку знают. Они у себя дома. Тут или как Виссарионыч сделал — либо выселять всем гамузом в Казахстан, на что сейчас ни сил, ни людей нет, либо делать то, что наши делали во вторую чеченскую. Собирать старейшин, обещая им пряник, в виде амнистии для лиц, сотрудничавших с немцами, но не замаравшихся в крови, а также прочих послаблений. Например, выписать с восточной части страны несколько надёжных и авторитетных мулл да разрешить строить мечети. Это всех так удивит, что на некоторое время крымские мусульмане станут безопасны. Причём безопасность подкрепить кнутом, в виде угрозы тотальных зачисток. А ввиду отсутствия или малого количества войск НКВД зачистки будут проводиться с воздуха и исключительно фугасно. Оставить им в аулах некоторое количество оружия для отрядов самообороны. Нарезать участки ответственности этим отрядам. И в случае ЧП на каком-то из этих участков спрашивать по всей строгости именно с данного конкретного отряда. Пусть сами спокойную обстановку вокруг своих поселений блюдут. Диверсий, конечно, будет хватать, но их количество снизится на порядок.

Приблизительно всё это и выложил Ивану Петровичу. Он от такого предложения сначала выпал в осадок, но, потом подумав, всё-таки решил, что это меньшее зло. С предателями можно будет и позже разобраться, а об этих идеях он доложит по команде.

Потом, когда Колычев меня отпустил, намылился к Гусеву. Правда, не доехал. Машины возле штаба стояли, но попуток не было, и полуторка нашей группы тоже куда-то делась, поэтому двинул пешком, рассчитывая поймать мотор по дороге. По пути, блин, вообще ничего не ловилось. Протопал быстрым шагом уже километров пять, а ни одна зараза не останавливалась. Знакомых водил не попадалось, а незнакомые чётко следовали приказу, запрещающему подбирать попутчиков. Им на днях всем такой пистон вставили, до сих пор в себя прийти не могут. А всё из-за будущего наступления. Так что никаких калымов в ближайшее время военным шофёрам не видать. Но я не терял надежды и резво махал всем проскакивающим грузовикам. Фиг вам. Тут хоть как вертолёт руками крути — не остановятся. Тем более что форма на мне не устрашающая энкаведешная, а обычные пехотные петлицы на шинели. Наша группа вообще лишний раз не афиширует свою принадлежность к госбезопасности. У немчуры-то действует приказ по «Штабу Валле» — немедленно при встрече ухватывать всех советских командиров, начиная с полковника. Колычев-то у нас, по армейским меркам, как генерал-майор идёт. Даже Серёга со своим гебешно-майорским званием приравнивается чуть ли не к генералитету. Я помню, когда это узнал, обалдел настолько, что дня три изводил Гусева, обращаясь к нему исключительно на вы и переводя его звание в армейскую табель о рангах. Очень уж нравилось мне выдавать что-то типа:

— Товарищ комбриг, уберите на хрен свои портянки со стула — воняют!

Или:

— Товарищ полковник, если сегодня опять пойдёте по бабам, то по возвращении восторженных песен не петь! Ваше перевозбуждённое высшее командное либидо спать мешает простым рабочим войны.

Серёга, правда, не злился, а мне влетело от Колычева, когда он мой очередной перл услышал. Причём попало не за несоблюдение субординации, а за нарушение секретности.

Под эти приятные воспоминания выскочив за поворот, увидел ещё троих таких же голосующих горемык. Старлей и сержант с рядовым безуспешно пытались поймать транспорт. Подошёл, поздоровался. Ребята оказались из свежеприбывшей дивизии и теперь двигались в рембат, за запчастями. Их машина поломалась по дороге, и они, рассчитывая поймать попутку, попали в ту же ситуацию, что и я.

Старлей оказался весёлым парнем, всё сыпал шуточками, рядовой подхихикивал, а сержант мрачно молчал, глядя на проскакивающие грузовики. Но потом и он развеселился, когда я рассказал анекдот про тёщу. Мощно заржал, закидывая голову и показывая жёлтые прокуренные зубы. Колонна, проходящая мимо, сильно пылила по подсохшей дороге, и мы отошли чуть в сторону.

Я машинально улыбался, слушая очередной прикол старлея, а сам всё пытался врубиться, что изменилось в окружающем мире. Вот буквально сейчас, только что, произошло нечто такое, от чего у меня волосы на загривке дыбом встали. Быстренько отмотал мысленно всё назад. Байка старшого про бабку и танкиста? Нет… Анекдот про тёщу? Тоже нет… Ржачь сержанта? Нет…

Стоп! Зубы! Мой кореш, тот, который бляху прикупил фельдполицайскую, тусовался одно время с чёрными археологами. Недолго, правда, но историй много интересных рассказывал. И вот одна из историй была про то, как один из копателей нарыл череп. Кинув на него взгляд, мимоходом заметил, что это черепок фрица. Кореш, который даже не думал, что по костям можно национальную принадлежность определять, — заколдобился. Чёрный снисходительно объяснил, что смотреть надо на зубы. Наши развлекаются семечками. Поэтому характерные выщерблины на зубах — треугольные. Немцы же грызут орешки. И зубы у них стачиваются по-другому. Кореш, помню, очень живо описал строение зубов черепка, я как будто сам это видел. И вот теперь у сержанта увидел такие же повреждения, как и на описываемом черепе. И что это может значить? С одной стороны, может и ничего. Мало ли кто как за полостью рта следит. А с другой…

Моя пятая точка, на предмет предупреждения, ещё никогда не подводила, вот и теперь просто вопит об опасности. Колонна тем временем прошла, и дорога опять стала пустынной. Старлей решил прикурить и, вытащив зажигалку, начал ею щёлкать. Огонька не появлялось. Тогда он ею потряс и, неловко двинув рукой, выронил зажигалку так, что она улетела мне за спину. Чертыхнувшись, сделал три шага и, обойдя меня, начал взглядом искать её на каменистой земле. Смотря за действиями командира, я отвернулся от остальных. Но был готов. Поэтому, почуяв движение сзади, резко присел и с поворотом вогнал кулак в пах прыгнувшему на меня сержанту. Со страху влепил так, что он перелетел через голову и врезался в старлея, который тоже начинал движение в мою сторону. Зачерпнул горсть щебня, ободрав при этом пальцы, и метнул камешки в голову рядового, который уже скидывал винтовку. И следом рыбкой прыгнул сам. Тот машинально прикрыл глаза от летящего в него мусора и не заметил меня. Врезавшись в бойца и прямым ударом свернув ему челюсть, добавил по ушам. Потом, даже не выпрямляясь и не оглядываясь, метнулся за небольшой придорожный валун. Вовремя! Пуля взметнула фонтанчик щебёнки в том месте, где я только что был. Вот блин! Так и ухлопать могут! Валун был — только одно название. За этим камушком только голову спрятать. А жопа и всё остальное наружу. Оберегая свою сверхчувствительную пятую точку от возможных повреждений, метнулся перекатом в сторону, на ходу доставая пистолет. Ещё раз успел. Фриц, а теперь никаких сомнений не было, что это немцы, не думал, что я свалю пусть из-за ненадёжного, но укрытия, и среагировал неправильно. Он выстрелил, пытаясь попасть за камень, а я практически в упор всадил ему в плечо две пули. Тут же подсёк под ноги уронившего пистолет старшого и, слегка добавив ему по башке, огляделся. Так, рядовой лежит смирненько, прям как живой, только из уха кровь течёт, да немигающие глаза уставились в небо. Звиздец котёнку… Сержант, ухватив себя за мотню обеими руками, скрючился в позе эмбриона и тихонько поскуливал. Старлей тоже был в порядке, хотя и без сознания. Хм… Три — ноль в мою пользу. Отряхнувшись, связал живых противников их же ремнями. Потом оттащил тушки на середину дороги и, присев на неразгибаемого сержанта, закурил.

Интересно, чего они на меня набросились вообще? Судя по знанию языка, группа эта — вовсе не из простых будет. Таким полковника, а то и генерала взять — раз плюнуть. А я сейчас — обычный пехотный капитан. Хотя всё логично — дорога пустынная, людей нет и одиночный командир, который сам напрашивается быть языком. Может даже, я и не первый был, кого они взять хотели, расколоть, а потом грохнуть. Даже, скорее всего, именно так — уж больно свободно себя чувствовали. Выкинул бычок и встал, прислушиваясь к дальнему шуму мотора. Через пару минут показалась машина — бодро катящая полуторка, в кузове которой сидело человек семь морпехов. Увидев неуставной натюрморт на дороге, гидросолдаты попрыгали из кузова, не доезжая до нас метров двадцать, и вскинули винтовки. Я помахал им рукой и спросил:

— Мужики, до штаба не подкинете? А то вон — ореликов в особый отдел сдать надо.

Мореманский каплей, подойдя ближе и удивлённо оглядев пейзаж, поинтересовался, что случилось. В двух словах рассказал ему историю неудавшегося нападения. Он удивился ещё больше:

— Ты хочешь сказать, что в одиночку троих диверсантов завалил?

— Одного. Двое тёпленькие.

В подтверждение своих слов слегка попинал сержанта, и тот опять заскулил.

— Ну, пехота, ты могёшь…

Вспомнив любимый фильм, поправил его: