Попытка возврата. Тетралогия
Шрифт:
— Не могёшь, а мугешь.
Каплей только хохотнул, хлопнул меня по плечу, и мы, закинув в кузов всех троих фрицев, поехали к особистам.
— Ну ладно, коммунистов всех переловили да в лагеря запихнули, это понятно — от конкурентов надо избавляться. Но евреи вам чем помешали? Их-то за что пачками стреляете?
— Евреев стреляем? — переспросил Гельмут, удивлённо вытаращил глаза и через пару секунд ответил: — Евреев мы не стреляем. По существующей доктрине они отнесены к унтерменшам, то есть расово неполноценным, и собраны в гетто. Для них существует ограничение на различные виды работ, список я не помню, помню, что начальниками производств они быть не могут. Но стрелять… зачем?
— Это я спрашиваю, зачем? Ваш придурошный фюрер, — при этих словах Гельмут поморщился, — объявил, что изничтожит евреев как класс. Они ему что, любимую мозоль отдавили?
— Ничего ему не отдавливали. И такого он не объявлял. То есть объявлял, но насчёт цыган, а не евреев. У вас, в России, всегда всё перепутают. Цыгане — полностью асоциальная народность, их невозможно адаптировать ни к какому
Интересно получается. Я даже растерялся. Об изничтоженных в профилактических целях цыганах слышу в первый раз. Про холокост, Бабий яр, Майданек и прочие страшилки по телику и в газетах безостановочно болтали. Мол, массовый геноцид евреев во время войны был. А про цыган я вообще не в курсах, как будто и не было ничего… Гельмут, видя моё удивление, добавил:
— Ты, наверное, уже заметил, что мы, немцы — пунктуальный народ. Была поставлена задача, чтобы ни одного цыгана на территории рейха не оставалось. Она была выполнена точно и в срок. Про немецких евреев такой задачи не стояло. Была бы — выполнили так же, как и с цыганами, но никому в голову не пришло её ставить. Это же глупость — уничтожать собственных граждан, пусть даже и унтерменшей. Русские, белорусы, вообще все восточные славяне, да ещё и целая куча других народов тоже считаются расово неполноценными, так что же их теперь — уничтожать? Тут никаких ресурсов не хватит, даже просто перестрелять такую массу людей.
— Так вы их не стреляете. Вы их «Циклоном-Б» травите, в концлагерях, в Польше.
— Хм…
Гельмут почесал кончик носа и задумался. Потом, видно что-то вспомнив, сказал:
— Ты, наверное, опять путаешь. «Циклон — Б» изобрёл наш немецкий учёный, кстати, еврей — Фриц Габер. Давно, ещё в начале века. Так его используют в качестве инсектицида — насекомых травят.
— Угу… насекомых, а заодно и людей в Освенциме.
— Освенцим — это вроде городок в Польше? А, вспомнил! Франц, — он кивнул в сторону кустов, где валялся дохлый эсэсман, — говорил, что там есть концентрационный лагерь. И в нём действительно очень много польских евреев. Которых, кстати, сами поляки активно выдают нашим командам. Так они просто работают, правда, на тяжёлых, неквалифицированных работах. А что поделать, если по специальности они рейху не нужны? Зачем нам музыкальные и художественные критики? Журналистов у нас своих хватает. Писателей, поэтов и клерков тоже. Если человек умеет делать что-то руками — то он работает по своей профессии. Только очень мало есть евреев — слесарей или токарей. Я только двух таких за свою жизнь видел.
— Заткнись, мурло длиннохвостое.
Гельмут замолк на полуслове и, нахохлившись, глядел на меня. Вообще-то на мурло он походил мало. Весь такой, как их любил называть малахольный Адольф, — белокурая бестия. Только компактный. Ну да понятно — танкист всё-таки. И вдобавок голубых кровей. В смысле не просто Гельмут фон Браун, а ещё и какая-то ветвь ихнего королевского рода. Чёрт его занёс аж из Африки в крымские степи. Он там у Роммеля служил и англичан гонял. А сюда приехал в отпуск, навестить своего брата-лётчика. Вот и доездился…
А вообще всё начиналось как обычно. Ну, не совсем как обычно — в этот раз мы наступали. Причём ходко наступали. Немцы не успевали подтянуть резервы, и наши войска, вырвавшиеся на оперативный простор, гоняли фрицев с румынами в хвост и в гриву. Сорок шестую дивизию немцев, которая выделывалась между Керчью и Феодосией, погнали в глубь полуострова и в районе Старого Крыма, неожиданно для всех — окружили. Правда, неожиданностью это было для фрицев, а для наших это был точный расчёт командования. Наступление вели свежеприбывшие дивизии и те, кто стоял в обороне раньше, кроме «чёрных полков». «Чёрные полки» — это подразделения, собранные по национальному признаку, оставляли в тылу выполнять полицейские функции. На передовой от них проку всё равно не было. Вообще, какому умнику пришла в голову идея создавать чисто грузинские, армянские и азербайджанские части, ума не приложу. Это же нужно было дойти до такого кретинизма. Думали — они в окружении земляков воевать лучше будут. Ага, щас! Они чуть друг друга не поубивали, наплевав на немцев. Пришлось даже в темпе собранному трибуналу расстрелять несколько десятков буянов в разных полках перед строем. Потом быстренько развели подальше армян с азерами, сунув между ними, на всякий случай, грузинов, и оставили всю эту катавасию в тылу. Уж колонны с грузами они сопровождать всяко-разно смогут. Да аэродромы готовить к весенней распутице. Пусть ВПП лучше обкапывают, чтоб не размыло, чем между собой рубятся. Вообще, похоже, надо подкинуть командованию идею создания строительных батальонов. А то от таких вояк на передовой не то что толку нет — один вред. Правда, если их сильно разбавить другими народностями СССР — дерутся хорошо. Но собранные вместе представляют собой практически неуправляемое стадо. В общем, пока «чёрные полки» наводили порядок, оставшись в тылу, остальные войска шустро продвигались вперёд. До Манштейна быстро дошло, что это жу-жу неспроста и может выйти боком. Он где-то выкопал несколько танковых батальонов и в лучших своих традициях попытался нанести фланговые удары, но получил жестокий облом.
Подвижные артиллерийские группы — это такая военная новинка, которая оказалась ему не по зубам. А ведь всё просто, если подумать. Противотанковые орудия не растягиваются по всему фронту, а кучкуются на танкоопасных направлениях группами, с перекрытием секторов обстрела. То есть прорывающимся танкам противостояли не несколько ПТО, а несколько десятков противотанковых стволов. Тут хоть
и степь, но вот оврагов, солончаков и промоин хватает. Так что, сопоставив данные разведки и рельеф местности, командование в кои-то веки сумело эти опасные направления перекрыть.Потеряв большую часть техники, немцы ошарашенно откатились и больше не пробовали так баловаться. Решили сыграть на авиации. Тут у них более или менее получилось, но и наши летуны не ударили в грязь лицом. Почти пять дней в воздухе шла страшная рубка. Наши лётчики сидели на наркоте — импортных тонизирующих таблетках фенамина, выдаваемых полковыми врачами для поддержания сил, но сумели отбиться. Потери у них были бешеные, зато в воздухе более или менее стало чисто.
А ещё через неделю наступления пришла и моя очередь поработать. Зальмутовские наработки закончились, и Горбатову были нужны новые данные о телодвижениях немцев. Гусев ещё был в госпитале, Пучков же, за день до выхода, внешним видом напоминал покемона — у него флюсом ночью так раздуло щёку, что он аж кренился влево при ходьбе. Я его забраковал и отправил в санчасть — лечиться. Леха чуть не плакал, говоря, что успеет починить до завтра зубы, но тут и Колычев был непреклонен, так что наш младший научный сотрудник был отправлен к зубодёрам. А мне дали группу разведчиков из 132-го полка. Это как раз те ребята, что пузырь коньяка подогнали. Старший, что шёл с группой, — старшина Бакулин, повадками похожий на неторопливого медведя, официально представился, и мы засели за карту. На этот раз поиск предстоял глубокий. Аж километров на пятьдесят в глубь оккупированной территории, поэтому заброска должна была быть с самолёта. Из шестерых подчинённых мне разведчиков хотя бы с парашютной вышки прыгали почти все. Бакулин сказал, что он не прыгал, но видел, как это делают другие, и, мол, всё будет тип-топ. Главное, чтобы на него парашют правильно надели, а дальше он не подведёт. Скептически хмыкнув, решил поверить ему на слово… Потом прикинули, с каким оружием пойдём. У меня был верный ППС. У Бакулина и Кубенко ППД. Боец, удивительно соответствующий своей фамилии, — Стриж, таскался с трофейным MP-40. Я уважительно покосился на этого шустрого паренька. У немцев просто был такой бзик — при попадании к ним в плен нашего человека, если у него было трофейное оружие, такого расстреливали на месте и вне очереди. Наши, впрочем, в аналогичной ситуации, поступали так же. Так что Юрка, по всем параметрам — смелый пацан и живым в плен попадать не собирается. Ещё в группе была одна снайперка — у немногословного Генки Петелина, а у остальных — винтовки. Ну и соответственно пистолеты, гранаты, ножи — были у каждого.
Высаживались ночью. Слева, сплошным чёрным пятном был лесной массив. Это хорошо, будет куда юркнуть, если прижмут. Ветра почти не было, поэтому раскидало всех недалеко. Через двадцать минут к основной группе присоединился последний прыгун, и мы двинули в сторону леса. Отсидеться, осмотреться, да и вообще уйти подальше от места приземления. А ещё через час, услышали далёкое гавканье. Ёпрст! Неужели засекли? Ночью немцы обычно спят, но тут лают не просто деревенские собаки. Так гавкают немецкие овчарки, вставшие на след. Я уже этого брёха наслушался… Блин! И кто же здесь такой шустрый появился? Не дай бог егеря. Это такие волчары, что своего не упустят. От них хрен без потерь оторвёшься. Мы наддали ходу, но лай не отдалялся. Точно, егеря… Только они могут ночью по лесам бегать. Да и леса здесь с гулькин нос. Сейчас выяснят направление нашего движения и вторую группу в засаду впереди кинут. А прут-то как резво. Похоже, какую-то из наших нычек с куполами нашли, вот и рвут жопу.
— Стой!
Я увидел впереди здоровенный муравейник и дал команду остановиться. Подойдя ближе, убедился, что это действительно не просто куча валежника, а именно муравьиный дом.
— Так, мужики, делай как я. Берёте мурашей, выковыриваете их из муравейника и натираете ими обувь, особенно в рантах. Ну и по одежде пройдитесь.
Разведчики, может, и удивились, но вида не подали, тем более я сам первый начал горстями ухватывать из муравейника мусор вместе с насекомыми и, морщась от укусов, стал натирать ими сапоги. Через пять минут, разметав муравейник в прах, мы рванули дальше, но уже почти под прямым углом к прежнему маршруту. Бакулин, пыхтя сзади, всё-таки задал вопрос:
— Командир… а зачем мы это делали?
— Собакам… след… сбивали… Муравьи, они… по всему лесу ползают… попробуй теперь нас… по запаху найти…
— Может, лучше… табачком?
— Не-е… не поможет.
Я отвечал, стараясь не сбить дыхание, и добрым словом вспоминал Капина. Это он своим браконьерским штучкам меня научил. Муравьиная кислота очень сильно запахи перебивает. Даже медведь, с его отменным нюхом, в этом случае человека не сможет учуять. Думает, наверное, своей лобастой башкой — мол, насекомые что-то развонялись — расползались… Ну, теперь остаётся только уповать, что Игорь не преувеличивал волшебные свойства мурашей… В крайнем случае применим испытанное средство — кайенскую смесь. Обычная смесь табака и перца, на собак действует убойно. Но если проводники не дураки — а среди егерей дураков не встречается, то как только первая псина заскулит, словив носом адский запашок, то остальных моментально уберут со следа и пустят метров через двести веером. Какая-нибудь гадина опять нас учует и двинет дальше. А у нас этой смеси не мешки. Всю дорогу не засыплешь. Так что для начала попробуем народное нетравматическое средство. Можно было бы, конечно, удариться в экзотику, и ноги волчьей шкурой обернуть, благо волки тут водятся, но все мы крепки задним умом. Не сейчас же охотой на серого заниматься? Блин! Опять споткнулся и чуть не упал. Ночью да по лесу бежать очень тяжело. Подсветка луны только ухудшала дело. Тени были ломаные, как от осветительной ракеты, и непонятно было, где ветка, лежащая на земле, а где просто тень. Гавканье, когда мы свернули, сначала приблизилось, а потом стало отдаляться. Ещё минут через двадцать резвого галопа стало понятно — оторвались.