Порочная преданность

— Я хочу. — Слова прозвучали с придыханием, полные эмоций, потому что я полагала, что все это осталось в Нью-Йорке. То, что он додумался привезти это для меня, вместе с моей одеждой, любимыми туалетными принадлежностями и снотворным, в тот момент, когда вся его семья была под угрозой, а он был занят тем, что собирал осколки опасности, которую я принесла к его двери, — от этого у меня перехватывает дыхание гораздо сильнее, чем от любого пейзажа.

Я никогда не смогу заслужить этого человека, даже если он захочет стать моим. От этой мысли у меня болит в груди, и уже не в первый раз. Интересно, что было бы, если бы я встретила Габриэля до всего этого. До Петра, до моей обреченной свадьбы, до всех этих страхов и травм, а теперь и возмездия, которое Игорь Ласилов намерен обрушить на меня и на нас. Если бы Габриэль вдруг каким-то образом оказался тем человеком, которому отец решил меня пообещать.

Моя жизнь могла бы сложиться совсем иначе.

Но это не так, напоминаю я себе, когда внедорожник сворачивает на извилистую дорогу, которая постепенно становится все более грубой по мере нашего продвижения по ней. Моя жизнь такая, какая она есть сейчас. И ничто не может ее изменить. Я просто должна перебраться на другую сторону, чтобы мое сердце не разбилось на еще большее количество осколков, чем уже есть.

— Вот оно! — Визжит Сесилия рядом со мной, и мое внимание ненадолго отвлекается от собственных тревог и возвращается к пейзажу передо мной. Дорога, по которой мы едем, сузилась, две колеи петляют сквозь кроны деревьев к краю холма. На вершине холма стоит каменный дом — камни кремового и коричневого цвета, крыша терракотового цвета. Он имеет классическую форму итальянской виллы — трехэтажный сзади, с двухэтажной частью на восточном крыле и меньшим, Г-образным одноэтажным крылом, выступающим вперед. Деревья и кустарники окружают дом, а перед домом разбит сад, и я сразу вижу, что, хотя большая часть ландшафта ухожена, сад в основном игнорировался.

Агнес и Сесилия будут в восторге от этого, думаю я, пока машина катится к остановке. За холмом я вижу все, на что выходит дом: обширный виноградник, занимающий значительную часть территории, пастбища для скота и большой каменный амбар вдали, окруженный небольшими хозяйственными постройками. Некоторые из пастбищ выглядят более новыми, огороженными деревом, а другие имеют неровную каменную ограду, которую я видела, когда мы ехали сюда. Вдалеке виднеется мерцающая точка озера, о котором упоминал Габриэль.

Солнце садится над домом, небо окрашивается в пастельные персиковые и розовые тона, и я выскальзываю из машины, ощущая мягкое тепло на своей коже, и смотрю на дом и территорию с чувством, близким к благоговению.

— Что думаешь? — Спросил Габриэль, подойдя ко мне сзади, и я покачала головой, на мгновение потеряв дар речи.

— Дом в Нью-Йорке прекрасен, — тихо говорю я. — Но это…

— Это нечто другое, — соглашается он. — Пойдем. Мужчины занесут все вещи. Я покажу тебе дом.

Если от внешнего вида виллы у меня перехватило дыхание, то внутри оказалось нечто совсем другое. Я всегда любила старые вещи, старые фильмы, винтажные фотографии, классику первого издания, и внутреннее убранство дома семьи Габриэля задевает все эти струны и даже больше.

Дом явно нуждается в ремонте. Каждый предмет мебели покрыт салфетками и пластиком, а на каждом сантиметре, который не покрыт, лежит слой пыли. Все светильники старые, полы требуют ремонта, плинтусы, окна и почти все остальное нуждается в хорошей чистке, обновлении или и том, и другом. Краска и обои нуждаются в хорошей дозе лака. Это проект, к которому не притрагивались уже много лет, и я чувствую, прилив восторга с каждой новой комнатой, в которую мы заходим. Это ощущение — глоток свежего воздуха, на мгновение отгоняющий тяжелое облако ужаса и заменяющий его легкостью, которой я так давно не ощущала.

— Здесь прекрасно, — вздыхаю я, когда мы поднимаемся в комнаты третьего этажа в задней части дома, а Габриэль смотрит на меня со скептицизмом на лице.

— Это что-то вроде свалки — говорит он категорично. — Его не трогали, наверное, лет восемь. Он в запустении. Многие вещи нуждаются в ремонте. Их нужно было починить восемь лет назад, когда мои родители были еще живы и вкладывали в него деньги. Сейчас финансируются только те вещи, которые абсолютно необходимо поддерживать, — те, которые приносят доход. Лошади, виноградник. Дом уже давно не играет никакой роли.

— Это не свалка, — твердо говорю я, поворачиваясь кругом в коридоре. Я вижу то, что видит Габриэль, — выцветшие обои, потертые полы, двери, нуждающиеся в замене, но я также вижу, как этот дом выглядел раньше, в пору своего расцвета. Я вижу здесь всю историю, и от этого у меня чешутся ладони от желания приложить к ней руки. — Это будет прекрасный проект.

— Я планировал отремонтировать его — говорит Габриэль, все еще глядя на меня так, словно не уверен, что ему стоит воспринимать мой энтузиазм. — Это была часть бизнеса, которым я собирался заняться здесь. Но теперь… — Он прерывается, снова оглядывая зал. — Я могу поговорить с Агнес о работе над этим. Не уверен, как она к этому отнесется, но она любит хорошие проекты. И раз уж ты заботишься о детях…

— Я помогу, — сразу же говорю я, с энтузиазмом, который заставляет меня подмигнуть Габриэлю.

— Что?

— Я помогу с ремонтом. Я хочу помочь.

Габриэль поджимает губы.

— Ты знаешь что-нибудь о подобной работе, Белла?

— А Агнес? — Отвечаю я. — В любом случае, ты собираешься пригласить кого-то еще, чтобы сделать это?

Он качает головой.

— Нет. Я не хочу, чтобы здесь какое-то время находились незнакомцы. — Торжественность в его голосе оттесняет легкость, которую я почувствовала всего на мгновение, и мне хочется вцепиться в нее когтями, чтобы вернуть. Я чувствую, как сдавливает грудь, и подавляю панику, пытаясь сосредоточиться на возможности отвлечься, чего я вдруг очень, очень сильно захотела.

— Дом нужно привести в порядок, по крайней мере, сделать так, чтобы здесь было комфортно жить. — Я пожимаю плечами, стараясь выглядеть более непринужденно, чем чувствую. — А остальное звучит забавно, Габриэль. Мы с Агнес все придумаем. Держу пари, Сесилия тоже захочет поучаствовать.

Он смотрит на меня еще одно долгое мгновение.

— Я мог бы нанять тебя в качестве няни, Белла, но…

— Такие девушки, как я, обычно не драят плинтусы и не вытирают пыль? — Теперь моя очередь ухмыляться ему, и это приятно, как будто я становлюсь более собой. Как будто я действительно избавляюсь от страха и ужаса, которые терзали меня последние несколько дней. — Не знаю, понял ли ты это, Габриэль, но я не типичная принцесса мафии.

Его взгляд встречается с моим, и в нем снова появляется жар. Как будто он вспоминает все, что мы делали вместе, чего не сделала бы типичная принцесса мафии.

— Я знаю это, — тихо говорит он.

На мгновение мне кажется, что он может сократить расстояние между нами. Я жду, когда он потянется ко мне, прикоснется, снова поцелует. Я хочу взять назад все свои слова о том, что все закончится только одной ночью между нами. И в то же время я знаю, что это лучшее правило, которое я когда-либо устанавливала. Потому что для Габриэля границей было отсутствие чувств, а я уже знаю, что если проведу с ним слишком много ночей, то сильно упаду.

Сильнее, чем, возможно, уже падаю.

Он быстро отворачивается от меня, как будто думает о том же. Он открывает дверь рядом с нами и широко распахивает ее.

— Это твоя комната — говорит он, его голос немного хриплый, от чего у меня по позвоночнику пробегает дрожь. — Если только ты не хочешь другую. Но это единственная комната, кроме хозяйской и гостиной, на этом этаже, и я подумал, что ты захочешь жить на другом этаже, нежели Агнес, Альдо и дети. Просто чтобы иметь немного больше собственного пространства.