Порочная преданность

Это самое неудобное из них, учитывая нашу нынешнюю ситуацию.

Я уже подумываю вернуться в офис, запереть дверь и дать себе послабление, в котором я так отчаянно нуждаюсь. Но меньше всего мне нужно, чтобы кто-то увидел меня через окно, и если я что-то и понял о желании, которое пробуждает во мне Белла, так это то, что быстрое, скрытое поглаживание ничего не сделает, чтобы ослабить мое возбуждение.

Вместо этого я еще раз прижимаю рукой основание своей упрямой эрекции, желая, чтобы она утихла, и неловко отступаю к дому.

Там я хотя бы отвлекаюсь, чтобы отвлечься. Беллы нигде не видно, Агнес говорит мне, что после пробежки она пошла наверх принять душ, и я быстро изгоняю эту мысль из головы и тоже поднимаюсь в душ. И снова я делаю все, что в моих силах, чтобы не думать о ней, иначе мой душ окажется длиннее, чем я рассчитывал.

В любом случае, это бессмысленно, говорю я себе, игнорируя свою эрекцию, пока вытираюсь и вытираюсь полотенцем. Ничто не удовлетворяет мою потребность в Белле, кроме самой женщины. И даже тогда я могу провести с ней всю ночь так, как не мог ни с кем уже долгое время. Я могу трахать ее столько раз, сколько она захочет, снова и снова. Достаточно одного ее взгляда, одного звука, чтобы я напрягся.

Отчаянно пытаясь выкинуть из головы все мысли о Белле и о том, что именно в ней меня возбуждает, я надеваю джинсы и черную льняную футболку и отправляюсь вниз. Меня встречает запах трав и готовящегося мяса, и, пройдя на кухню, я вижу Сесилию, накрывающую на стол, на кухне заметно чище, чем утром, хотя все еще есть вещи, которые нужно починить. Я также замечаю множество ярких липких записок, приклеенных к разным поверхностям, и это заставляет меня улыбнуться.

— Что это? — Спрашиваю я, и голос, от которого все волоски на моих руках встают дыбом, а по коже пробегают колючки, отвечает мне прямо за спиной.

— Мы записали все наши идеи и занесли их в блокнот, чтобы завтра вернуться и начать искать то, что мы хотим сделать на самом деле, — говорит Белла, входя в комнату с легкостью, которая заставляет меня думать, что она выглядит здесь как дома. Кажется, из нее ушла вся напряженность, и она выглядит совершенно прекрасно в темно-синих джинсах и майке без рукавов, а ее каштановые волосы собраны в высокий хвост. Я моргаю, думая, что то, что выглядит как серьги, — обман зрения, но потом вижу, что это не так. Она сменила свои обычные украшения из розового золота на золотые серьги, состоящие из горстки тонких цепочек, которые при движении задевают шею.

Я прихватил мешочек с тем, что выглядело как украшения, когда собирал для нее вещи. Очевидно, она решила использовать его по назначению. Вид покачивающихся сережек заставляет меня вспомнить, как я провел пальцем по ее шее, и вся кровь в моем теле тут же снова устремляется на юг.

Я опускаюсь на кухонный стул во главе стола и смотрю куда угодно, только не на эти проклятые серьги.

— Это место снова станет прекрасным, если за ним немного поухаживать. Я просто знаю это, — с энтузиазмом продолжает Белла, подходит к стойке, берет большую деревянную салатницу и ставит ее на стол. Она передвигается по кухне с уверенностью, которой я никогда раньше в ней не видел, и это завораживает. — Мы с Агнес сегодня очень взволнованы, так как строим планы.

— Я тоже, — вклинивается Сесилия, принося на стол тарелку с нарезанным хлебом из закваски и кувшин с оливковым маслом с травами, чтобы поставить его рядом с салатом, который, как я теперь вижу, состоит из смешанной зелени, с персиками и мягким, рассыпчатым козьим сыром, который, несомненно, из самого поместья, посыпан сверху. — Белла и Агнес позволяют мне выбирать цветовые решения.

— Она знает в этом толк — говорит Агнес, присоединяясь к остальным, когда она приносит на стол фарфоровое блюдо, которое я узнаю свадебный сервиз моей матери, в центре которого стоит жареный цыпленок с травами в окружении картофеля и овощей. Мгновение спустя входит Альдо, опускается рядом с женой, пока она чопорно усаживается и протягивает мне разделочный нож.

— Возможно, у нас есть будущий дизайнер интерьеров. — Белла ухмыляется Сесилии через стол. — Ее первый проект может быть прямо здесь, дома.

Что-то сжимается в моей груди, тугая полоса эмоций, из-за которой на мгновение становится трудно дышать. Это то, чего мне не хватало долгие годы. Я чувствую это здесь, прямо сейчас, в том, как Белла смотрит на мою дочь и как Сесилия улыбается ей в ответ, в мире между нами шестью за столом, такой же семьей, какой никто никогда не был.

Я хочу сохранить это. Это чувство, этот момент, я хочу заморозить его во времени и никогда не отпускать. Но я знаю, что смогу сохранить его лишь на некоторое время.

Белла уедет, в конце концов, когда закончится это дело с Игорем и она снова будет в безопасности. Сейчас она счастлива здесь, но однажды она почувствует себя в безопасности и начнет искать другую жизнь, свою собственную. Она определится с выбором профессии, может быть, займется фотографией по-настоящему, раз отец больше не сдерживает ее. Она встретит кого-нибудь. И она оставит эту работу и эту семью позади, став отправной точкой на пути к лучшей жизни, чем у нее была бы в противном случае.

От этой мысли мне должно быть хорошо. Это то, что я собирался сделать для нее. Но мысль о том, что я могу потерять ее, заставляет мою грудь болеть по-другому. А мысль о том, что кто-то другой может быть с ней, прикасаться к ней, делать с ней все то, что я до сих пор представляю и о чем мечтаю по ночам, заставляет меня испытывать ревнивое чувство собственничества, о котором я и забыл, что способен на него.

Но она не моя. И я уверен, что если попытаюсь сделать ее своей, то в конце концов только разочарую ее.

Я отгоняю эти мысли, когда мы начинаем есть, сосредоточившись на том, с каким воодушевлением Сесилия рассказывает мне о доме и их планах на него, о цветовой палитре, которая ей нравится, о своих идеях по поводу красок или обоев для разных комнат. Ее энтузиазм согревает меня, мне нравится мысль о том, что даже когда это место будет принадлежать кому-то другому, на нем все равно останется след моей семьи. Не только вклад моих родителей, но и моих детей.

Я собирался сообщить новость о планах продажи всем за ужином. Но, видя восторг на лицах Сесилии и Беллы по поводу ремонта, я не хочу пока ничего говорить. Я уже представляю, как осунутся их лица, как изменится тон ужина. Я знаю, какие объяснения мне придется пустить в ход и какой разговор завести о причинах продажи. И я не хочу испортить момент.

Я также не хочу лишать Беллу того единственного, что, кажется, приносит ей счастье, отвлекая от мыслей о том, что может произойти, когда Игорь нанесет ответный удар. А я знаю, что он это сделает. Я должен выяснить, как защититься от него, как сделать так, чтобы он больше не причинил вреда никому из тех, кто мне дорог, а пока я хочу, чтобы эти страхи были как можно дальше от Беллы.

Когда ужин закончен и со стола убрано, я вижу, как Белла начинает уходить, чтобы отвести детей наверх. Я знаю, что должен просто отпустить ее и закончить вечер, но вместо этого протягиваю руку и касаюсь ее руки.