Порочное искушение

У меня нет слов, чтобы выразить то чувство, которое поднимается в моей груди, поэтому я просто смотрю на него, потрясенная молчанием.

— На всем этом написано только твое имя, — продолжает Габриэль. — Ни имя твоего отца, ни мое, ни чье-либо еще. С этого момента ты будешь получать зарплату, и она будет перечисляться на твой счет. Твой отец больше не получит от меня денег за твою работу. Я уже начал действовать до, но… — Его рот сжался, на лице на мгновение появилось гневное выражение. — После этого я еще меньше склонен позволять твоему отцу получать от меня какую-либо прибыль. По крайней мере, когда дело касается тебя.

— Я не знаю, что сказать, — шепчу я. — Спасибо. Я…

— Тебе не нужно ничего говорить, — мягко говорит Габриэль. — Ты взрослая женщина, Белла. Ты заслуживаешь своей независимости, и я хочу, чтобы она у тебя была. Быть прикованной к отцу так, как ты сейчас, — предосудительно. Это архаично. И я хочу положить этому конец.

— Ты понимаешь… — Я прижимаю руку ко рту, мои мысли забегают так далеко вперед, что мне приходится возвращать их обратно. — Габриэль…

— Да, понимаю. — Он поворачивается ко мне лицом, на его лице серьезное выражение, но я вижу, как улыбка дергается в уголках его рта, и понимаю, что для него это тоже в некотором роде победа. Он испытывает сильные чувства по поводу условностей мира, в котором мы живем, и в данном случае ему удалось помочь мне преодолеть их. Или, по крайней мере, начать это делать. — У тебя должен быть шанс на собственную жизнь, Белла. Чтобы определить, чего ты хочешь.

— Почему? — Вопрос вырывается прежде, чем я успеваю его остановить. — Почему я?

Габриэль поднимает одно плечо в полупоклоне.

— Ты просто столкнулся со мной в тот день в коридоре.

Мне повезло. И тут меня осеняет, и я понимаю, что мне впервые повезло. Повезло, что я вышла из кабинета в тот день, когда Габриэль собирался встретиться с отцом, повезло, что я столкнулась именно с ним. В кои-то веки судьба, похоже, на моей стороне. У меня есть шанс все изменить, и я решила, что сделаю все возможное, чтобы им воспользоваться. Противостоять отцу будет страшно и трудно, но я не хочу упустить этот шанс. Не сейчас, когда есть хоть малейшая вероятность, что я смогу обрести свободу.

— И еще кое-что, — добавляет Габриэль, и я испуганно оглядываюсь на него.

— Еще кое-что?

Он кивает.

— Я хочу научить тебя водить машину. У меня, конечно, есть водитель, и ты всегда будешь рада, если он отвезет тебя куда нужно. На самом деле, я бы предпочел, чтобы даже когда у тебя будут права, ты пользовалась услугами водителя, а Джио оставался с тобой, если ты куда-то поедешь. — Он резко выдохнул, его губы на мгновение сжались. — Меня немного беспокоит Братва и твое прошлое с ними. Меня беспокоит, что они все еще могут каким-то образом преследовать тебя. Это незначительное беспокойство, — быстро добавляет он, видя, как расширяются мои глаза. — Я не верю, что они будут преследовать тебя. Но я все равно считаю, что тебе лучше иметь какую-то защиту. Для моего собственного спокойствия, если не больше.

— Я… — На мгновение мне становится трудно придумать, что сказать. Я чувствую себя подавленной всем этим: новыми счетами, свободой иметь собственные деньги и карты, к которым больше никто не привязан, а теперь еще и этим предложением научиться водить машину. И, вдобавок ко всему, Габриэль так открыто говорит, что беспокоится за меня. Что хочет защитить меня — меня лично — не ради его семьи, а ради меня самой.

В моей жизни было очень мало такой заботы. Мне казалось, что я прекрасно обхожусь без нее, что она не имеет для меня особого значения. Но, слушая его, я понимаю, что это значит для меня больше, чем я могла себе представить.

— Спасибо, — говорю я наконец. Мне кажется, что это слишком простое слово, недостаточное для того, чтобы выразить все, что он дал мне менее чем за десять минут. Но я думаю, что он понимает, судя по тому, как он улыбается, его глаза слегка морщатся в уголках, когда он смотрит на меня. На периферии я замечаю, как его рука сгибается на колене, как будто он хочет протянуть руку и коснуться моей руки. Но он не делает этого, сдерживая себя, и это тоже что-то значит для меня.

Я задаюсь вопросом, каково это, если бы он коснулся моей руки. Мне хочется, чтобы он попробова

17

БЕЛЛА

Рука пробирается сквозь мои волосы, шпильки бьют по ковру, сбивая и без того растрепавшуюся прическу.

— Какая хорошенькая невеста, — рычит голос с русским акцентом, а другой кулак задирает юбку моего свадебного платья, задирая ее до колен. — Думаете, эта сохранила себя девственницей, как и полагается?

Я издаю крик протеста, пытаясь вырваться, но рука в моих волосах слишком крепкая. Я уже чувствую, как пряди трещат, угрожающе натягивая кожу головы, давая понять, что попытка вырваться приведет лишь к еще большей и сильной боли.

— Не заходи слишком далеко, — предупреждает другой голос. — Все равно босс имеет право взять у нее все, что захочет, первым. Даже если он не собирается на ней жениться.

— Что скажете, парни? — Рычит первый голос, откидывая мою голову назад своим грубым кулаком настолько, что я могу видеть лицо мужчины. Оно жесткое, высеченное из костей и бороды, злобное, жестокое, а эти темные глаза обещают всякую боль. С удовольствием представляя себе это. — Хотите поспорить, позволит ли он нам трахнуть ее, когда наиграется?

— Я приму это пари, — прошелестел другой голос сзади меня. — Чем больше ты поставишь, тем выше твое место в очереди, если он это сделает. — Хихиканье, предвкушающее все это, посылает дрожь по позвоночнику. — Чем больше ты поставишь, тем быстрее окажешься в этой тугой почти девственной киске.

Никто не замечает слез, текущих по моему лицу, пока они ревут от смеха, наклоняясь, чтобы осмотреть меня на заднем сиденье темного внедорожника, в который меня затащили из церкви. А может, и замечают, и в этом кроется часть их удовольствия. Заставляя меня плакать. Чувствовать мой страх.

Грубая рука скользит по моему бедру, выше колена, сжимает достаточно сильно, чтобы появились синяки, но останавливается совсем рядом с тем местом, куда прикасаться нельзя. Пальцы впиваются внутрь, и, когда я вскрикиваю от боли, чувствую, как мужчина рядом со мной упирается в мое бедро, что-то железно-твердое вдавливается во внешнюю сторону моего бедра.

— Чем больше ты кричишь, девочка, — рычит он, обдавая меня горячим дыханием, — тем сильнее я стараюсь. Так что продолжай кричать для меня, да?

Я резко просыпаюсь и прикусываю губу, чтобы не закричать вслух. Рядом со мной спит Габриэль, свернувшись на боку лицом в сторону, и я не хочу его будить. Я зажимаю рот одной рукой, заглушая дыхание, а другую прижимаю к груди, пытаясь вырваться из сна и вернуться в реальность. Вернуться в настоящее, где эти люди не могут добраться до меня, и все это в прошлом.

Но это не в прошлом. Не совсем, когда так много всего этого все еще заражает мое настоящее. Когда все это мешает мне жить так, как я хотела бы, если бы этого не случилось. Это кажется еще более болезненным, еще более несправедливым, когда на горизонте маячит шанс на независимость, который дал мне Габриэль. С этой независимостью у меня появилась бы возможность завести нормальные отношения, ходить на свидания, как Клара и все остальные женщины, которые не родились в такой жизни, как я, встречаться и влюбляться на своих условиях. Но у меня отняли эту возможность, когда со мной поступили так, что теперь мне кажется, будто я впаду в паническую атаку при одной мысли о том, что ко мне прикоснется мужчина.