Порочные желания
Шрифт:
– А это, Настя – она выступала у нас три года назад, но вы были ещё малявками, можете и не вспомнить.
– А я помню! – как-то подозрительно вызывающе сказал Урка – Я помню, как она нас лапала и прижимала к своим сиськам. Небось выросли за три года, сиськи-то?! Пощупать можно?!
У меня забегали мурашки по лобку моей киски и гулко застучала кровь в висках. Но нельзя же, прямо вот так, сходу, растележиться перед ними на тюфяках – «Лапайте меня, мальчики!»
И я, демонстративно, молча и очень медленно (как бы нехотя, а то вдруг подумают, что на самом деле собралась
– Куда ты, Настя?! – они выкрикнули это в один голос, и я чуть не расхохоталась, но продолжая играть обиженную, толкнула дверь и шагнула в коридор.
В одно мгновение все пятеро оказались рядом, и вцепившись в мои руки, и жалобно заглядывая в глаза, заскулили – Не уходи … прости нас …
И я, осталась!
Лизка, раздвинув ноги и согнувшись буквой «Z», брила киску, сидя неглиже на незаправленной кровати, когда – «Я, наверное, солнце, ослепляю тебяаа, ты, как окееэ …»
– Алло! – Лизка выключила жужжащий депилятор
– Ты где? … – Щас приду!
Лизка, длинноволосая, жгучая, с зелёными глазами брюнетка. с грудью второго размера. была – стервоза!
Но Настя любила и обожала свою подругу. и прощала ей всё.
Даже то, что у Лизки была очуменная попка! А может, именно поэтому: Насте так нравилось шлёпать и пощипывать эту попку, любуясь её изумительной формой.
Лизке самой попка нравилась, и она часто. и подолгу любовалась на неё в зеркало, и снимала на сотовый.
В папке «Моя очуменная попка» было уже, наверное, сотни три фотографий с разных ракурсов и под разными углами обзора. и любой мужчина, захлебнулся бы слюной от похоти, доведись ему добраться до этой п(о)апки.
Когда Настя стала рассказывать подруге о своём приключении, о своём первом хождении в приют беспризорников, у Лизки аж слюнки потекли от зависти, но Настя, увлечённая воспоминанием, не заметила блеск в глазах подружки и продолжила …
– И я, осталась!
– Расскажи нам что-нибудь! – они, вцепившись своими грязными ручонками в мои, тянули меня к тюфякам.
Я, продолжая разыгрывать недотрогу, упиралась, но так, чуть-чуть и подвигалась к тюфякам рывками.
Дотянув меня до тюфяков, они повисли на моих руках, и мне пришлось опуститься, и сесть, на пропахшие потом и жиром немытых тел, тюфяки.
От этих ручонок, вцепившихся в мои, я вся покрылась гусиной кожей, легкий озноб сотрясал моё тело, и я стиснула челюсти, чтобы не клацать зубами – «Ну когда уже вы начнёте меня лапать!» – так и хотелось выкрикнуть мне, но я стойко продолжала играть и, передёрнув плечами, высвободила руки, и прижала к груди: кровь стучала в висках, грудь высоко вздымалась, мне не хватало воздуха, и я стала обмахивать себя рукой.
– Душно здесь у вас, задыхаюсь – я расстегнула верхние пуговицы на блузке, и зацепив борта, подёргала.
И заколыхались мои сиськи.
Будто не замечая заблестевших глазёнок, я продолжала трясти блузку, когда чья-то ручонка, зацепила и потянула её
– Настя, да сними ты её, раз тебе жарко, а мы подуем на тебя или помашем ею, как опахалом.
– «Опять Утюг»
– Правда, Настя! –
чьи-то шаловливые ручонки уже расстёгивали остальные пуговицы, и я, с опозданием, вспомнила, что без лифчика, когда обнажилась грудь.Скорее по инерции, они продолжали стягивать с меня блузку, уставясь, во все глазёнки, на мои сиськи.
– Ниххуясе! – восторженно прошептал кто-то с присвистом и, жалобно-умоляюще так, добавил – А можно потрогать, а?
– «Потрогать, хм! Да вы же глазёнками всю меня раздели и облапали!»
Я деланно-испуганно дёрнулась, и прижала к груди ладошки.
Но их ручонки, уже тянули мои в разные стороны, и я поддалась.
Прикосновения пальчиков мальчиков к моей нежной коже на груди и соскам были так невинны, и так возбуждали, что я не смогла сдержаться и застонала от вожделения.
– Да она тащится?! – удивлённо-ошеломлённо проговорил кто-то, и движения ручонок-мальчонок стали суетливы и похотливо жадны!
Они лапали мою грудь, тяжело сопя и потея, и отталкивая друг друга.
Наконец, кто-то сдвинул ручонки вниз и залез под юбку!
– Она без трусов!!
Мальчонки замерли, словно напуганные мышата и, не поверив услышанному, как один, ринулись под юбку!
Что тут началось!
Они лапали меня потными ручонками, раздвигая мои ноги и задирая юбку, и наконец догаались расстегнуть замок, и стянуть её с меня!
И вот я, вся такая стройная, чистенькая, с выбритой киской, растележилась перед ними на вонючих тюфяках, разбросав руки и раздвинув ноги!
Ошарашенные мальчишки пялились на моё тело и не знали, что делать дальше!
А меня уже всю колотило от похоти, и тогда я сама, раздвинула губки, и массируя клитор, ввела пальцы во влагалище, и выгнулась, приподнимая живот.
– Ааааах!
Они судорожно рвали с себя свои лохмотья, крутясь и скуля от нетерпения, и прыгали на меня, и друг на друга, тычась куда попало, своими возбудившимися члениками!
Кто-то совал пальцы в мою киску и щупал анус!
Кто-то встал на коленях, над моей головой, и пытался засунуть в рот!
И в этой бестолковой возне, секса было столько же, как в куче-мале!
Я стряхнула их с себя, и встала раком!
– По двое! – скомандовала я – Один снизу, другой – сзади!
Урка шмыгнул под меня, Тарзан пристроился сзади и я, медленно опускаясь, натянулась на членик Урки, а Тарзан тыкался в попку, опускаясь за мной.
И тот, и другой оказались мальчиками, и кончили, не успев толком даже и разобрать-то, что произошло.
Я поднялась, вставая раком.
Урка выполз из-под меня, а Тарзан отвалился на тюфяк, уступая место другому.
И эта пара, Пиявка и Очкарик, тоже мальчики, и тоже неумело, как телята, тыкались в мои дырочки, и кончили, едва засунув!
Я встала раком, и под меня нырнул Тарзан, а Утюг прижался к жопе, лапая и мусолясь члеником между ног.
И вот тут мне захорошело: когда Тарзан, своими слюнявыми губёнками и шершавым языком, случайно наткнулся на клитор.
Я дёрнулась и, опираясь на правую руку, левой вдавила его головёнку в свою промежность и даже не заметила, как кончил в мою попку Утюг.