Порочный клуб. Измена

Жанна сглотнула и, бросив попытки подняться, стала карабкаться вверх. Костыль мешал, поэтому его она оставила прямо там на ступенях, а сама на четвереньках, сжимая от боли зубы, поспешила убраться, пока Макс не поднялся к ней.

Его шаги догоняли гулким эхом, заставляя сердце выпрыгивать из груди и обливаться потом. Жанна так боялась предстать перед Максом в своем нынешнем убогом виде, что в итоге позабыла о боли, карабкалась вверх, будто чемпион по скалолазанию и, в конце концов, оказалась на своем этаже. Порылась в карманах, нашла ключи. До замочной скважины достала с трудом. Но все же достала. С третьей попытки вставила ключ и повернула его. Раздался щелчок, как раз в тот момент, когда Макс ступил на последний пролет, отделяющий ее этаж от предыдущего.

— Жанна! — воскликнул он, увидев ее сидящей у собственных дверей.

Девушка даже не обернулась. Ее накрыло волной ужаса. Она отчаянно задергала ручкой и отворила дверь. Ввалилась в квартиру и заперлась, облокотившись спиной о стену.

— Жанна, открой! — стал колотить в двери Макс.

Он опоздал всего на доли секунды. Жанна даже ключи не успела из замка вынуть. Но она закрылась на щеколду и тем самым обезопасила себя. По крайней мере, от встречи с Максом. Но не от паники.

Она понятия не имела, зачем он явился. Предъявлять претензии или снова просить ее вернуться.

Глава 41. Мольбы бесполезны

— Жанна, девочка моя, открой, — не сдерживая слез, умолял Макс уже второй час.

Она все это время сидела у дверей, так же облокотившись о стену, и тихо плакала. Тревога за жизнь Макса прошла и оголила язву обиды на нежном девичьем сердце. Этот испорченный мальчишка навлек на нее беду дважды. Сначала покорил своей харизмой, а потом еще и говнюка папашу на нее натравил.

Злость делала Жанну слепой. Девушка уверяла себя, что это из-за Макса Амир Итарович так вцепился в нее. Он ненавидел ее. Считал, что она отняла его золотого мальчика. Присвоила себе, похитив его сердце.

Аморальный развратник был убежден, что Жанна ядовитая заноза в душе его воспитанника, которую уже нельзя вынуть, но зато можно опорочить, очернить в глазах любимчика. Теперь-то она понимала, почему он так отчаянно пытался совратить ее — хотел доказать приемышу, что он ошибся в выборе. Что женщины не достойны его любви. Что вся она должна доставаться ему — тому, кто дал кров и вырастил. Этот извращенный садовник пытался сделать репей из прекрасного кипариса. Он положил на это все силы, но так и не добился успеха. Мальчик выбрал неверный путь — влюбился. Отчаянно и безнадежно, разбив каменное сердце опекуна. И тот решил, что лучшая месть подлой сучке — это унижение и боль.

Что ж, боли Жанна испытала достаточно. Особенно сейчас она сжимала зубы, чтобы не выть в голос. Ее бедро покрывалось лиловым и ныло, дотронуться до него было невозможно. Но эта боль не шла ни в какое сравнение с той, что разразилась смерчем в межреберном пространстве. Девушка задыхалась от разрывающих ее желаний. Она нестерпимо остро хотела отворить Максу дверь и прижаться к его груди, разрыдавшись. И в то же время стискивала кулаки, представляя, как отполирует ими его слащавую физиономию. Но она не могла осуществить эти желания одновременно, поэтому тихо лила слезы, кусая в кровь губы, и билась головой о стену, пытаясь выгнать из нее все мысли. Ей хотелось просто забыться. Уснуть и не думать ни о Максе, ни о его приемном папаше. Но парень не давал ей такой возможности.

— Жанна, сладкая моя, моя сахарная девочка, ну прости же ты! — колотя по ее двери кулаком, выл он волком. — Прости меня, Жанна. Я же люблю тебя! Люблю, понимаешь ты?

Нет, Жанна не понимала, как можно было любить и спать с другой. Ладно, может не спать в прямо смысле, но принимать ласки. Да еще и ее с ней сравнивать, унижать, указывая на то, что Жанне не быть такой же страстной, как блонди в коротком халатике.

То, что он выбрал для сброса напряжения ту, что хоть чем-то походила на возлюбленную, Жанна в расчет не брала. Ей это даже в голову не пришло. Она просто бередила старую рану, выкорчевывая оттуда самые гадкие воспоминания. Вытаскивала их на свет и закрывалась, будто щитом. Ограждала себя от мольбы, которая ломала стену ее отчужденности.

Но Макс не сдавался. Он скребся в ее дверь, как собака, упрашивал, ругался, оправдывался, потом снова ругался. Он даже пнул пару раз ее двери. Потом колотил в нее чем-то твердым.

— А, это мой костыль, — догадалась Жанна.

Так продолжалось до самого вечера. Пока не пришла ее соседка — скверная и склочная баба. Настолько нелюдимая, что Жанна даже не решалась просить ее о помощи. Предпочитала спускаться к консьержу.

— Ты что ту дебоширишь?! — заорала она, увидев, как Макс колотит по двери Жанны костылем. — Я тебя сейчас сама этой палкой огрею! Ну-ка пошел прочь!

Послышалась возня и грохот. Макс пробурчал что-то, потом застонал, а после раздались торопливые шаги. Он все-таки ушел.

Жанна выдохнула, уронила лицо в ладони и так замерла. А через каких-то пару минут и задремала. Усталость и голод сделали свое дело — подарили ей долгожданное отдохновение. Но спала девушка не долго, очнулась от очередного стука в дверь. На этот раз деликатного.

Потянула затекшие мышцы. Поднялась на колени.

— Кто? — боязливо спросила она.

— Это я, девочка, Итан, — раздался за дверью голос консьержа.

Жанна отодвинула щеколду. На пороге стоял ее старый помощник с букетом пионов и корзиной, из которой торчали гроздья винограда, копченые колбаски и прочие вкусности, о которых она только могла мечтать сейчас. У Жанны заурчало в желудке. Она потянулась к угощению, но встать не смогла, было слишком больно.

— Оу, да ты совсем плоха, моя дорогая, — покачал головой мужчина.

— Да, поскользнулась на лестнице, — пожаловалась девушка.

— Давай-ка, обопрись о мою руку, — нагнулся консьерж и подставил Жанне локоть.

Она вцепилась в него, и он помог ей подняться. Опираться на ногу было чертовски больно, но все же возможно, и это обнадежило Жанну.

— Гостинцы тебе от странного парня. Какой-то он дерганый у тебя, нервный. Повздорили что ли?

— Угу, — буркнула девушка, пропуская консьержа в квартиру.

Он поставил корзину на стол и букет положил рядом. Покачал головой.

— Но ты это, не обижайся на него, ладно? Он вроде неплохой парень, только, — мужчина задумался, даже палец к губам приложил. — сломанный как будто.

— Да, — согласилась Жанна. — Все мы немного покалечены. Вы кстати не видели мой костыль?

— Ах, да! У дверей стоит. Я занесу.

Консьерж занес Жанне ее приспособу для ходьбы, погладил по голове. По-отечески так, ласково и побрел в свою коморку. А Жанна уселась за стол и стала машинально есть виноград, глядя на букет пионов.

Давно этих цветов не было в ее квартире. Бастиан баловал ее розами, не имея возможности порадовать тем, что она любила, но Макс… Он знал ее вкусы. Он знал о ней как будто бы все или самое главное. Но не то, что было важно для него самого.