Порочный сексуальный святой

— В моем любимом десерте нет ничего необычного или экстравагантного, — предупредила она его. — Уверен, что не хочешь, чтобы я приготовила тебе что-нибудь более изысканное, вроде шоколадного профитроля или эклера?

Он рассмеялся.

— Разве я похож на парня, который обедает модными эклерами и как там еще это называется? Я хочу твой любимый десерт.

— Хорошо, — согласилась она, снова подпрыгивая, будто едва могла сдержать энтузиазм. — Ты останешься здесь и составишь мне компанию?

Он не мог ей отказать. Во всяком случае, не хотел.

— Конечно.

Саманта вынула поднос из духовки, и воздух наполнился ароматом чего-то сладкого и лимонного. Она намеренно заслоняла от него все, что делала, поэтому он достал свой сотовый и проверил, нет ли каких важных звонков или сообщений. Он ответил на несколько электронных писем и сыграл пару игр в Тетрис, не понимая, сколько времени он убил, пока Саманта наконец не заговорила.

— Ладно, вот он. Мой самый любимый десерт.

— Кекс? — недоверчиво спросил он, ирония этого не ускользнула от него.

— Не просто кекс, — заверила она его с некоторой дерзостью, остановившись рядом с его стулом. Она опустила блюдо, чтобы он мог посмотреть на очень причудливое сладкое угощение. — Это лимонный кекс, с изумительным лимонно-сливочным творогом внутри и тающей во рту лимонной глазурью. Могу гарантировать, это лучшее, что когда-либо оказывалось у тебя во рту.

Он покачал головой, усмехнувшись, и поднял на нее глаза.

— Возможно, второе, третье или четвертое, — поправил он, скользя пальцами по внутренней стороне ее гладкого бедра. — Но определенно не лучшее, что я когда-либо пробовал или что оказывалось у меня во рту, — сказал он, прижимая пальцы к джинсовой ткани на стыке ее бедер, его намек был ясен.

Она втянула воздух, но не сделала ничего, чтобы остановить давление и трение его пальцев, медленно, но твердо двигающихся между ее ног.

— Ты такой плохой, — сказала она, ее хриплый голос соответствовал желанию, вспыхнувшему в ее голубых глазах.

— Я могу быть еще более непослушным, — заверил он ее, его член набухал в ответ на их сексуальную игру, вместе с тем, как ее соски натянули ткань хлопчатобумажной майки, молча умоляя их лизать и кусать. — Хочешь, я расскажу тебе, что это за другие вещи, которые на вкус сладкие, как конфеты?

— Нет. — Она облизнула губы, ее ресницы опустились. — Я хочу, чтобы ты съел мой кекс.

— Я уже попробовал лучший кекс в своей жизни, — заверил он ее. — Но если ты сядешь ко мне на колени, я попробую лимонный.

Она поставила тарелку на стол, и вместо того, чтобы сесть ему на колени, беззастенчиво оседлала его бедра. Они сидели лицом к лицу, промежность ее шорт была наравне с твердой эрекцией, натягивающей ширинку его джинсов. Она слегка покачивалась на его ноющем члене, и он гортанно застонал, его пронзила горячая волна желания.

Он схватил ее за бедра прежде, чем она смогла сделать хоть еще одно движение.

— Лучше накорми меня кексом, пока я не передумал и не съел тебя, — хрипло сказал он.

Как только терпкий и сладкий лимонный вкус коснулся его рецепторов, из горла поднялся стон одобрения. Кекс был лучшим десертом, который Клэй когда-либо пробовал, и он был впечатлен ее навыками выпечки. Сам бисквит был влажным, начинка напоминала лимонный шелк, а глазурь таяла во рту.

Давнее воспоминание всплыло в его голове.

— Когда я был ребенком… — он моргнул, услышав свой голос и поняв, что собирался сказать. Он резко остановился, обрывая слова и воспоминания.

Она наклонила голову, с любопытством глядя на него.

— Когда ты был ребенком, что? — подсказала она.

Он покачал головой.

— Ничего.

— Очевидно, что-то случилось, — настаивала она. — Что случилось, когда ты был ребенком? Тебе не разрешали есть кексы? — спросила она, не сводя с него глаз.

— Когда я был ребенком, я очень долго не знал, что такое кексы, — сказал он, не удивившись, что ее глаза расширились от шока.

— О, Клэй… — она нежно приложила ладони к его лицу. Та же нежность, которую он видел раньше, снова была в ее взгляде, на этот раз с примесью сострадания, и это притягивало его и притягивало эмоции, которые он обычно держал крепко запертыми.

Он с трудом сглотнул и заставил себя продолжить.

— Впервые я увидела кексы, когда шел домой из школы. Мне было около семи лет, и я проходил мимо той высококлассной городской пекарни. Я посмотрел в окно и увидел эти маленькие пирожные, которые выглядели так хорошо, что я не мог перестать пялиться. Я был так голоден, но как только женщина внутри увидела меня рядом со своим магазином, она вышла и буквально прогнала меня.

Вспышка печали, за которой последовал гнев, отразились в ее глазах.

— Зачем ей так поступать с маленьким мальчиком?

Он точно знал зачем, а так как он уже зашел слишком далеко, он честно ответил на ее вопрос.

— Затем, что люди в городе знали меня как отребье Кинкейд. Незаконнорожденный ребенок шлюхи-наркоманки. А то, что рядом с их магазином стоит бедный грязный мальчишка, не очень хорошо для бизнеса.

Она бросила на него убитый горем взгляд, поглаживая большими пальцами его подбородок, ее прикосновение было нежным и странно успокаивающим.

— Мне так жаль, — прошептала она.

Он пожал плечами, делая вид, что это больше не имеет значения.

— Это было очень давно.

— Я сделаю тебе столько кексов, сколько захочешь, — сказала она, и его сердце немного растаяло от ее искреннего обещания. — Когда захочешь.

Он рассмеялся.

— Ты единственный кексик, который мне нужен, — сказал он, быстро стягивая с нее майку, затем расстегнул лифчик и бросил его на пол, открывая ее великолепные груди, своему взгляду рукам, рту. — Но я думаю, тебе не помешает немного глазури.