Порок сердца

Катя, отпустив Гришу, задумчиво протянула:

— Вот бы почитать страницы пропавшие.

Они еще немного понежились в кровати, но время поджимало, пора было идти будить Аньку и Павлова. Анька наверняка расстроится, что родители бросают ее с какой-то нянькой и уезжают без нее. Надо все спокойно объяснить дочке, тем более с ней будет Катюша, вдвоем повеселее. Найдут чем заняться в отсутствие родителей. Калейдоскопом своим, например.

ГЛАВА 7

Коламск. Дом отца Пантелеймона 14.01.2007 18:00

Доехали до Коламска без приключений, Павлов залез на заднее сиденье, и за всю дорогу не проронил ни слова, иногда сзади доносилось его похрапывание — он пытался наверстать упущенное за ночь. Катя тоже была не расположена разговаривать, она тихо сидела рядом и смотрела в окно. Гриша спокойно вел машину, иногда поглядывая в зеркало заднего вида — искал глазами машину Жени, тот ехал следом, с ним в машине сидела Виктория. Да, странная компания соберется сегодня у Пантелеймона. Как загадочно чья-то воля распоряжается судьбами людей, сплетая их воедино. Если бы Григорий не был сам участником событий восьмилетней давности, то ни за что не поверил бы, что такое возможно. Ему неожиданно захотелось заехать в монастырь, он ни разу за восемь лет не был в тех краях. Наверное, там все изменилось, приобрело обжитой вид. Кто там сейчас игуменом? Может, до сих пор отец Амвросий. Хорошо было бы повидать старика.

У дома Пантелеймона Григорий остановил машину, и они, не выходя из нее, дождались, пока подъедут Женя с Викой. Женя вышел из машины с ошарашенным видом, было ясно, что по дороге у него с сестрой был серьезный разговор, из которого он узнал много нового. Он поздоровался со всеми, но к Кате близко не подошел и как-то с опаской на нее поглядывал из-за спин присутствующих.

Отец Пантелеймон их ждал, ждала их и его жена. Ольга была очень тиха, наверное, он с ней уже имел беседу, не в его правилах было что-то скрывать — со всеми говорил начистоту. Катя привезла с собой папку с документами, и теперь они были высыпаны на столе, вокруг которого расселась вся честная компания. Один лишь отец Пантелеймон не мог усидеть на месте, он мерил комнату неторопливыми шагами. Он подошел сзади к своей жене, доверительно положил ей руки на плечи. Не выдержав такого, казалось бы, простого жеста, Ольга закрыла лицо руками и тихо расплакалась. Отец Пантелеймон, выдержав небольшую паузу, обратился к ней в своей дурацкой архаичной манере:

— Вот беда-то какая. Не бойся, Оля, расскажи нам все, знай — я с тобой, и Бог тебя любит, что бы ты ни натворила. Я позор любой переживу, а тебе надо камень с души снять — покаяться, ведь сколько лет живем с тобой, а я и не знал тебя вовсе. Ну пусть ты дочь Геннадия, пусть хотела семье на благо наследство получить, но что ж не сказала-то ничего. Я виноват — возгордился без меры. Чужие души спасал, судьбы решал, а семью проглядел. Но все равно не верю в то, что ты, Оля, убила кого или покалечила из-за злата заморского. Хоть велик соблазн, но не такая ты у меня. Ты расскажи нам все, а я тебя в обиду не дам.

Первая не выдержала Вика и недовольно прервала тираду священника:

— Мы не за проповедью пришли, падре, а за правдой.

— Да, судить пришли, — поддакнул ей Павлов, — так-то, нах.

— Не судите да не судимы будете, — спокойно ответил отец Пантелеймон, на его лице не дрогнул ни один мускул. — Вы, что ли, здесь все безгрешны? — Он обвел взглядом всех присутствующих. — Дайте выплакаться человеку.

— Да какой мы суд! Суд — на небе. Но разобраться во всем нам придется! — нетерпеливо воскликнул Григорий. — Давайте как-то начнем уже.

Он встал, налил воду в стакан и подал его Ольге. Она перестала плакать, выпила воду, клацая зубами о стекло.

Женя с Викой тем временем с интересом рассматривали бумаги, разложенные на столе, особо их внимание привлекли фотографии. Рассматривая их, они переглянулись.

Но тут наконец заговорила Ольга:

— Ну что я могу сказать? Геннадий Андреевич был моим отцом, но это — мамина тайна. Я ее открыла бы, только если б мальчика родила. И то не знаю, что бы с мамой и папой было. Так что нет наследства этого — и ладно. Про завещание я и правда подслушала, каюсь. Боялась я тебя как огня, — она обратилась к Кате-Лене, — знала, что любит он тебя, хоть в жизни не покажет. Исстрадался весь.

— Это ты про мужа, что ли, нах, — уточнил Павлов у Ольги. — А, отец, это она, что ли, про тебя? — Но его вопрос остался без ответа.

Ольга продолжила:

— Бегала, следила, разговоры слушала, совсем голову потеряла. Стала одеваться, как Лена. Сначала из любопытства, потом, чую, легче мне от этого становится — успокаивает меня, я как будто мысли ее сразу знаю, тревога моя уходит враз, да и нравилось представлять себя такой свободной, желанной, красивой — царицей Коламска.

— Дурочка моя, — отец Пантелеймон ласково погладил жену по голове, наклонился и поцеловал ее в макушку, — да я ж только тебя одну всю жизнь люблю.

— Знаю-знаю, может, и правда напридумывала я это все.

— О-о-о-о… — медленно потянула Виктория. — Здесь, похоже, доктор нужен.

— Все вы — Сальваторес — с прибабахами, — подал свой голос Женя.

В ответ на его замечание сидевший до этого тихо Павлов вскочил и заорал на него:

— Молчи, придурок, тебя вообще сюда никто не звал, нах. Танцуй отсюда!

— Тихо, тихо, Павлов. Мы и правда все немного того, — согласилась Катя. — А ты, Женя, помолчал бы, а то мы и твое поведение обсудим.

— Комсомольское собрание, что ли? — огрызнулся он.

— Э… Точно, нах, — развеселился Павлов, — ты ж, отец, у нас комсоргом в классе был.

— Тихо вы, демоны! — прикрикнул неожиданно священник. — За правдой пришли — так дайте ж человеку сказать! Ей и так нелегко. Говори, Олечка.

— Я после смерти Лены, ой, извините, Кати все эти игры забросила, а прошлой осенью она опять объявилась да в дом пришла. Из ада или из Москвы, только почуяла я обман. Лену — не Катю. Разнервничалась. Ну и опять переодеваться Леной стала и успокоилась понемногу. Мне ж ничего про подмену-то известно не было. Ну пропала Катя — да и черт с ней. А тут явилась. Слава богу, что хоть не Катя.

— Господи милосердный, что ж ты несешь такое, Олечка! — Священник в ужасе посмотрел на жену.

— Сбрендила, похоже, попадья, нах.

— Надо было через Петелино ехать — бригаду прихватить, — вставила Вика.

— Оля, ты почему радуешься, что не Катя выжила, а я? Чем она-то тебе не угодила? Оля? С наследством, с переодеванием все понятно уже. Ты объясни нам вот что — ты Катю, что ли, сбила?

Повисла напряженная тишина, было слышно, как гудят лампы накаливания. Я.

За столом сразу стало как-то шумно, все выдохнули, завозились. Григорий от неожиданности вскочил, потом снова сел. Отец Пантелеймон несколько раз перекрестился, читая про себя молитву и шевеля губами.

— За что? — удивился Женя. — Из-за денег, что ли?

— Нет. Она была чудовищем, хоть и сестрой мне.

— Господи, да она просто больная! — Григорий в негодовании закричал. — Господи, прости ее! Катя была святая!

— Притворялась ваша Катя! — прорвало Ольгу. — Вы все как будто слепые. Да, красивая была. Да, молодая, искрилась, пенилась, танцевала волшебно, только гнилая изнутри была — душа у нее смердела.

— Оля, хватит, не позорься, — грустно прервал свою жену священник.