Портальеро. Круг первый

А с кем это он там болтает, сидя на лавочке? На описанного неизвестной мне Ленкой Кутеевой Фирса этот парень совсем не похож. Во-первых, он не взрослый. Лет шестнадцать, максимум семнадцать… Десятый класс, короче. Не спортивный, худой, одет так себе. Под рубашкой — тельняшка, на голове обычная кепка. Неказисто так одет. Больше на деревенского похож, чем на городского. Сидит и курит, поплёвывая сквозь зубы…

Кстати, Костриков тоже курит. Но при этом сигарету держит двумя палочками. Ага… Мы так всегда делали в детстве, ещё в той моей прошлой жизни, чтобы пальцы потом никотином не пахли, и мамка не учуяла. Значит, родителей Серёжа побаивается. И о чём же они там говорят?

И тут включился звук…

* * *

После того, как у меня появилась возможность дальнего зрения, я уже не стал удивляться тому, что могу ещё и подслушать на расстоянии. Больше меня удивил разговор. Жаль, что я пропустил его начало.

— Не-а… Ни хрена не помнит.

— А вдруг возьмёт и вспомнит.

— Ему по башке крепко досталось. Вот что ему скажешь — помнит, а чего не скажешь, ни хрена…

— Не, Костёр, ты не прав. Я где-то слышал, что у таких потом бах… И всё вспомнил сразу. А мне это на фиг не упало. Я ж не свидетелем пойду, а соучастником.

— Не ссы в трусы, Колян. Я буду рядом.

— И чё толку?

— Когда он начнёт выходить из дома, я тебе цинкану. Охерачишь его по башке арматуриной…

— Я на мокруху не пойду!

— Да чё там. Врежь посильнее, он вообще себя не вспомнит.

— Вот сам этим и занимайся. Или снова своего дядьку подпиши на это дело.

— Ты чё, Колян? Дядька тот левый был, и он вообще не в курсах. Он же только подвёз вас и там оставил. Взял свой рубль и уехал.

— Ну, ты фокусник, Костёр. Даже я подумал, что это твой родной дядька. Ты же его дядей Петей называл?

— Ну, я у него спросил, как зовут? Он сказал «Петя». А чего Пимен его не добил?

— Вот у него и спрашивай.

— Ага… Пимен за всю свою жизнь больше двух слов не сказал. Сила есть, ума не завезли… Надо было добить.

— Так он лежал и не дышал ни хрена. Мы его когда в кусты тащили, он уже синий был. Я думал, всё, кирдык ему.

— Ага. Зато теперь он не синий, а розовый и румяный. Ты лучше скажи, когда мафоны заберёте? Батя через неделю из рейса вернётся и в гараж сунется. И чё? А ведь их же ещё и продать надо. Ты уже нашёл кому впарить?

— Их в ремонт сперва надо… Там провода оборваны…

— И кто же их оборвал?

— Ну… мы…

— А поаккуратнее не могли? Что, руки из жопы растут? На хрена было провода рвать?

— Так он их под столом приклеил, хрен распутаешь… А тут ещё эта бабка пришла. Она не въехала сперва. Типа: «Масик! Это ты?» Ну вот Пимен ей и врезал. Он как раз шмонал в другой комнате.

— Хорошо, что хоть на этот раз наглушняк.

Я аж зубами скрипнул от ярости…

— А чё так денег мало взяли?

— Так не было ни хрена. Несколько червонцев и цацки золотые. Я их уже сдал цыганам, но те мало дали.

— Деньги были. Это вы просто их не нашли.

— Сам бы и пошёл с нами…

— Мне нельзя. Меня там и соседи все знают. А про тебя и Пимена никто не знает. Вы же залётные.

— Сам ты залётный. У нас там в Бирюлёво говорят, что скоро посёлок снесут и тоже построят дома, повыше чем здесь…

— И кто там сейчас мазу держит на посёлке?

— После того, как твой батя съехал, никто. Старшаки бухают. А молодняк не подрос ещё. Ну, мы с Пименом молодёжь подтягиваем помаленьку.

* * *

Тем временем мимо проходящая тётка наехала на парней, что дескать курят тут, наплевали… Сергей со своим знакомым свалили через арку, и пропали из зоны моей видимости…

А я всё стоял на балконе, сжимая от ярости железное ограждение. Очнулся лишь тогда, когда почувствовал что-то не то… Оказалось, что я умудрился помять железяку. Слегка. Но всё-таки… На ровной поверхности отчётливо просматривались ровные округлые вмятины от моих пальцев.

* * *

А этот Костриков не так прост, как оказалось. Гнида… Со мною он включал такого трусливого простачка… А с этим Коляном разговаривал, как старший с младшим, покрикивал на него и голос повышал. Так его батя мазу держал в посёлке, пока не переехал сюда? Круто. Похоже, что батя его сиделец со стажем. Из рейса скоро вернётся. Интересно, он дальнобойщиком калымит или у него «гастроли» по гоп-стопу в других городах. Да… Тут надо бы разобраться основательно.

25 августа 1982 года.

Москва. Нежинская ул. Круглый дом.

Весь следующий день я никуда из дома не выходил. Готовил себе еду, питался и занимался, занимался, занимался… Нет, не учебники читал, а практиковался со своими новыми способностями. Костриков больше не приходил и слава богу. Я был так зол, что реально грохнул бы его, и разобрал в ванной на мелкие кусочки.

А силы у меня теперь для этого есть. После того, как я сам того не замечая погнул железяки на балконе, я продолжил испытания нового себя. Решил, что если у меня сил хватает на то, чтобы гнуть железо, значит, теперь я могу стать и вовсе неуязвимым для вражеского оружия. Недолго думая, я взял кухонный нож с острым концом, и положил левую руку на стол. А потом всадил нож с размаху в свою ладонь…

Мля-а-а-ать, твою, суку, богу мать, туды ему в качель, как бо-о-ольно-о!

Кровища хлынула, как из того порося. Нож торчит из руки, воткнувшись заодно и в стол. А я гляжу на всю эту хрень и думаю… Громко так вслух думаю:

— Ну, ты, Макс и мудак!

Ну а что ещё можно подумать? Неуязвимый, твою мать… Если у меня хватает сил, чтобы голыми руками железяки гнуть, то каким же надо было быть идиотом, чтобы не понять, что с такой же силой я и нож воткнул себе же в руку… Тут уж пятьдесят на пятьдесят… С одной стороны магическое усиление силы в руке бьющей. А с другой усиленная магией крепкость кожи, мяса и костей. И кто кого победит? Ничья… И что это значит? магия на магию. Плюс на минус, будет синус… Эффекты и от того и от другого нейтрализовались. И получилось, что получилось… Просто один дурак воткнул сам себе нож в руку. Идиёта кусок.

Я резко выдернул нож. Кровь ещё сильнее испачкала всё вокруг. Отбросив окровавленный кухонный ножик в раковину, я попытался зажать рану правой рукой, но это мало помогло. Тогда я собрал все мысли в кучу и стал «колдовать».

А вот это, в конце концов, всё-таки принесло свои результаты. Я давал мысленную установку на восстановление. Закрыв глаза, я думал о том, что никакой раны больше нет. Кости и кровеносные сосуды на месте, мышцы не повреждены, а кожный покров такой же, как и был ещё несколько минут назад. Мою левую руку немного жгло, а меня немного корёжило от противно, но вполне терпимой боли. Со мной такое было в прошлой жизни, когда мне ещё в детстве зашивали рану на башке. Без наркоза, просто так… Втыкали иголку и зашивали. А я чувствовал, как входит игла, протыкая кожу, как протягивается нить, как стягиваются края раны. Это было неприятно… Но вполне терпимо.