Портальеро. Круг первый

— Что тут смешного? — тут же вспыхнула Маша.

Я пересказал свой каламбур. Фраза, про приведение в порядок волос привидения, ей тоже понравилась и она заразительно так засмеялась. Этому факту я очень удивился. У меня в ванной в полный голос смеётся мёртвая уже несколько дней девочка. Чудны дела твои, Господи… Хотя он-то вроде бы тут совершенно ни при чём.

Вот так дальше и пошло. Я стою у неё за спиной и держу её левой рукой за плечо, а она перед зеркалом тщательно расчёсывает свои рыжие волосы, пытаясь сотворить два хвостика по бокам.

— Максим! Мне так идёт? — наконец спросила она меня.

— Идёт, идёт… — отмахнулся я.

Не ожидал, что это её это так обидит.

— То есть тебе всё равно, как я выгляжу?

— Маша! Только не надо снова начинать!

— Ты — дурак!

— Я знаю. Ты мне об этом уже говорила. А я так подумал-подумал, и решил, что ты права. Я дурак хотя бы потому, что связался с такой неблагодарной девочкой, как ты.

— Прости! — с виноватым видом вымолвила она. — Я порой забываю, что я уже не та маленькая девочка, которой многое было позволено. Ведь я давно уже знала, что моя опухоль в конце концов приведёт меня к быстрой смерти. В школе меня дразнили по-разному, и никто со мной не дружил. А дома я отрывалась на своих близких.

— Они потакали твоим капризам?

— Ага… Теперь-то я понимаю, что это было глупым поступком с моей стороны. Но что я могла поделать. Когда у меня началась эта болезнь, мне было-то всего лишь чуть больше семи лет. Что я понимала тогда?

— А сейчас ты много больше понимаешь?

— Да. Просто иногда расслабляюсь. И веду себя так же, как и раньше. Прости меня за это!

— Я тебя понимаю. Но иной раз ты ведёшь себя…

— Даже не говори. Я сам про себя всё знаю.

— Маша! А кто у тебя остался из родных?

— Мама…

— И всё?

— Бабушка умерла год назад. А папа нас бросил сразу же после её смерти.

— Испугался трудностей?

— Нет. Это мы с мамой виноваты. Я всех изводила, а она мне во всём потакала. Теперь я понимаю, что и смерть бабушки, и уход отца из семьи с этим напрямую связаны. Он помогал нам деньгами, и приезжал ко мне часто. Но только тогда, когда мамы не было рядом.

— Ты хочешь их увидеть?

— Зачем ты спросил?

— Не знаю.

— Вот и я не знаю. Они всё равно никогда не узнают, что я тут… Так… А вдруг…

— Что? Вдруг я увижу что-нибудь такое, чего мне лучше не видеть. Понимаешь? В моей памяти они остались такими, как я их помню. И мне стыдно теперь за то, что я не ценила каждый миг нашего с ними общения.

— Вот сейчас ты говоришь, как взрослая. А стоит тебе расслабиться, ведёшь себя как капризуля.

— Прости! Я больше не буду!

— Детский лепет. Все дети так говорят, чтобы их особо не ругали. А потом всё равно шалят и капризничают.

— Максим! Я очень постараюсь. Но потерпи меня хотя бы какое-то время. Вдруг через неделю меня уже здесь не будет на этой земле? И тебе сразу станет легче.

— Я бы хотел, чтобы осталась со мной на более длительный срок.

— Я что, тебе понравилась? — кокетливо улыбнулась она.

Вот откуда у них с самого детства берётся это неисправимое желание нравиться мужчинам? И ведь с ранних лет они умеют, и кокетничать, и флиртовать. Но мне этого и даром не надо. А особенно сейчас.

— Машенька. Мне совсем не помешала бы напарница во всех моих делах. О том, что я не такой как все, знаешь только ты. И всё… Я даже поговорить об этом ни с кем не могу. А я тебе говорил, что только учусь всему этому магическому ремеслу. Если бы ты стала мне помогать, то я бы смог гораздо быстрее освоить всё это. Но мне нужна напарница, соратница, помощница, боевая подруга… А вот с неуравновешенной капризной девочкой мне совсем не по пути.

— А ты постараешься мне помочь?

— Чем? В чём я могу тебе помочь?

— Я хочу подольше остаться здесь.

— Где? У меня в квартире? — пошутил я.

— Нет. — не приняла она моей шутки. — Я хочу подольше остаться в этом мире. Не хочу на тот свет.

— Учитывая твой юный и невинный возраст, ты не попадёшь в ад. Тебе по местной религии, наверняка, приготовлено место в раю.

— Макс! Я не хочу, ни в рай, ни в ад… Мне страшно.

Я погладил её по голове. Она даже зажмурилась. Так частенько делают кошки, когда их гладят.

— Так приятно… — промурлыкала она.

И тут же, без перехода, ошарашила меня новым вопросом:

— А ты купишь мне новую одежду?

— Давай, не сегодня. Ладно?

— Ладно. А ещё…

Вы когда-нибудь видели, как краснеет бледный призрак? Вот и я не видел. Она стояла ко мне спиной, так что я не мог видеть её лица. Зато мне хорошо его было видно в отражении зеркала.

— Что это с тобой? У тебя лицо покраснело. Даже уши стали красными.

Я отпустил её плечо. Изображение в зеркале тут же исчезло. Да и видимые мне со спины её уши, тоже сразу побледнели.

— Нет. Ничего…

— Маша! Мы же уже договорились. Если тебе что-то надо, то я…

— Не надо.

— Но ты о чём-то хотела меня попросить?

— Я поторопилась и, кажется, погорячилась…

— Ясно. — равнодушным голосом ответил ей я. — Тогда я пошёл спать. А ты можешь тут делать всё, что захочешь!

— Но я без тебя ничего не могу.

— А что ты хочешь?

— Я… Я…

— Маша! Говори уже! Ты чего-то хочешь, но не можешь об этом меня попросить?

— Да! — выпалила она.

— Ну…

— Что?

— Ты стесняешься меня?

— Да.

— А что ты хочешь?

— Я… — она собралась и выпалила на одном дыхании. — Я хотела бы помыться. Но без тебя у меня ничего не получится.

— Но ты же сейчас призрак, Маша! У тебя нет тела. А привидениям, зачем мыться?

— Я не знаю. Но я больше недели в больнице не мылась, до самой смерти. У меня такое ощущение, что я вся грязная. Я увидела ванну и поняла, что хочу набрать полную ванну горячей воды с пеной, помыть голову… Но я… Я сама этого сделать не смогу. А ты… Ты — мальчик…

— Понятно. Даже не знаю, чем я могу тебе помочь.

* * *

А и правда… Чем? Если я буду тут сидеть и держать её за руку или за ногу, то она будет чувствовать себя неуютно… Хотя я уже давно не мальчик. И мне по сумме двух миров уже больше шестидесяти лет. Так что, положа руку на сердце, её несозревшее тело меня совсем не интересует. Но объяснить ей этого я не смогу. Да и не поймёт она меня. А ещё она не понимает того, что если я каким-то магическим путём смогу сделать так, чтобы она осталась на земле и через неделю, и через месяц, то она навсегда будет такой же маленькой двенадцатилетней девочкой-призраком. Но этого я ей пока не буду говорить.